— Переголосовать!
Голоса разделились поровну. Степан воздержался. Его атакуют с двух сторон — ведь его голос решает все. Николай угрожающе потрясает портфелем.
— Кричи — каток! Иначе порываю дипломатические отношения. Правда, товарищ комсорг?
Таня Снежко молчит, но смотрит на Степана так, что ему становится понятным все. Комически вздыхая, он подымает руку.
— За каток… Хоть я и не умею кататься.
Но его уже не слышат. Шумная гурьба студентов спешит к двери.
Таня вдруг вспоминает:
— Ребята! А табель!
Красным карандашом на большом разграфленном листе бумаги она проставляет результаты экзаменов. Коля комментирует.
— Миша Абраменко — пять! Молодец, три пятерки!
— Лена Борзик — четыре… Эх, ты! А еще хвасталась! Вот говорил же тебе…
— Женя Зиновьева — круглая отличница. Совсем круглая! Неправда ли, ребята?
Женя — маленькая, полная девушка — возмущается, товарищи хохочут.
Следующие три фамилии Коля пропускает из скромности: Карпов, Рогов, Снежко — профорг, староста и комсорг — отличники.
Еще минута — и вся группа, все двадцать семь человек со смехом, с шутками идут на каток.
Швейцар, улыбаясь, смотрит им вслед. Дружные ребята эта четвертая группа — всегда вместе, всегда позже всех уходят из института, всегда веселы. Хорошие ребята!
Он запирает входную дверь и, немного подумав, выключает свет в коридоре. Экзаменационная сессия окончилась.
Степан в первые минуты стоял на коньках довольно робко, но затем освоился. Все же в детстве он катался, и неплохо.
Таня, поддерживая его за руку, командовала:
— Упор на левую ногу. Правую чуть согни… А теперь — поворот.
Огромный каток блестел, как зеркало. От коньков оставались узенькие матовые полоски; они завивались в спирали, запутывались сложными узлами. Рядом с прежними ложились все новые и новые.
Огни, смех, музыка. Мороз возбуждает, щеки пылают. Хорошо!
Резко затормозив, Таня, повернулась лицом к Степану.
— Ведь, правда, хорошо?
Степан молча кивнул головой. Девушка разочарованно вздохнула:
— Ну вот! Ты всегда такой. Будь на твоем месте Коля, он стал бы в позу и продекламировал: «Какая ночь! Мороз трескучий. На небе ни единой тучи». Ты любишь стихи?
— Люблю. Особенно Маяковского. Когда читаю его поэму «Хорошо», то представляю себе всю величественную мощь наших пятилеток. Вгрызаются в землю экскаваторы… Динамит разносит вдребезги днепровские пороги… Штурмовые бригады во вьюжную морозную ночь бетонируют фундамент первого тракторного… Я вижу это своими глазами… Вижу теперь, потому что это было, это есть, а он видел еще тогда. Ты помнишь?
Я с теми,кто вышелстроитьи местьВ сплошнойлихорадкебуден.Отечествославлю,которое есть,Но триждыкоторое будет.
Таня возбужденно подхватила:
Планов нашихлюблю громадье,размахашаги саженьи.Я радуюсьмаршу,которым идемВ работуи в сраженья.Я вижугде сор сегодня гниет,Где толькоземля простая,На сажень вижу,из-под нееКоммуныдома прорастают.
Степан был взволнован. Таня впервые видела его таким. Он горячо говорил:
— Поэт должен писать так, чтобы его слова зажигали. Стихи должны быть по-настоящему большевистскими.
Таня тихо упрекнула:
— А ты до сих пор не комсомолец.
Степан смутился:
— Таня, я ведь говорил…
— Но ты же сдержал свое слово! А потом, разве комсомольский билет — это диплом, который выдают за отдельный достигнутый успех? Комсомолец — это тот, кто хочет достигнуть всегда большего… И не в одиночку! — она погрозила ему пальцем. — Вот ты скажи, хорошая у нас группа собралась? Хорошая! А почему? Потому, что все комсомольцы… Кроме тебя… — Она улыбнулась, вспомнив шутку Николая. — Кроме тебя, многоугольный! Лови!
Таня резко повернулась и понеслась навстречу ветру, но тут же споткнулась. Степан налетел на нее и упал. Оба расхохотались.
Потирая ушибленное колено, Степан поднялся на ноги и, не глядя на девушку, спросил:
— Таня, а ты дашь мне рекомендацию?
Она видела, что Степан с напряжением ждет ее ответа, и тихо, серьезно сказала:
— Дам. Я верю тебе.
Он благодарно улыбнулся. Вдруг в его глазах блеснуло что-то озорное, мальчишечье. Он дернул Таню за локон — тот самый, который вечно падал ей на глаза, — и бросился бежать:
— Лови!
Но Таня сразу его догнала и они поехали рядом. Карпов, направившийся было к ним, резко повернул назад.
В начале весны Степан Рогов на общефакультетском комсомольском собрании рассказывал о своей жизни. Он старался быть лаконичным и все же говорил долго.
Когда он окончил, его засыпали вопросами. Комсомольцев интересовало все, что было связано с подземным городом. Спрашивали о Екатерине Васильевне, о Зденеке, интересовались судьбой ампулы с антивирусом.
Степан Рогов был принят единогласно. А когда собрание окончилось, к нему подошла Таня Снежко.
— Так вот ты какой! — Девушка смотрела на него с восхищением. — А мне ничего не хотел говорить. Был, мол, в партизанском отряде, просидел в немецком подвале. Эх, ты! Ну, больше жизни, — комсомолец всегда весел!
«Комсомолец всегда весел!» — было девизом Татьяны Снежко. Ее задорный звонкий смех служил точным ориентиром для студентов: где она, там обязательно Коля Карпов, Степан Рогов, Миша Абраменко, там вся четвертая группа первого курса лечебного факультета.
Деятельная, кипучая натура Тани привлекала всех. Немудрено, что именно ее избрали комсоргом четвертой группы, немудрено, что именно она явилась тем центром, вокруг которого собрались и сдружились двадцать шесть человек — не похожих друг на друга, различных характерами и вкусами, поведением и способностями.
Коллектив жил сложной, напряженной жизнью, надо было вникать во все дела: и в крупные, и в мелочи. Конечно, если бы даже комсоргом был избран кто-то другой, Таня не смогла бы хладнокровно пройти мимо того, что ей казалось интересным или неправильным, но теперь она, кроме чувства ответственности комсомольца за своих друзей, несла ответственность за всю группу в целом, за коллектив.
Степан Рогов… Таня часто думала о нем. Сложный, действительно многоугольный человек. Ему нелегко в коллективе. Он может служить образцом выдержки и целеустремленности, но привык мечтать и работать в одиночку. Подземный город сделал Рогова излишне замкнутым, излишне молчаливым… Нехорошо… Но иногда, как тогда, на катке, в нем появляется что-то ребячье — простое, милое. Увлекшись, Степан говорит горячо и взволнованно, доказывает то, что не вызывает никаких сомнений, фантазирует… Его нельзя прерывать в такие минуты смех или ирония оттолкнут его надолго. С ним надо быть все время на-чеку, чтобы не оскорбить его самолюбия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});