— Уж со мной-то, супруга, холода можешь не бояться. — Редрик с коня поклажу снял, обвел поляну взглядом. Место хорошее — деревья вкруг стоят, а вон под теми елями можно и устроиться. Ежели дождь пойдет, их развесистые лапы защитят.
— Ты тогда костром займись, а я снедью.
Редрик только хмыкнул, в мгновение ока сухих веток да мха набрал, щелкнул пальцами, и тут же занялось веселое пламя, разгоняя тьму в дальние углы.
— Твоя очередь, — сел, к стволу дерева, чьи корни Мать-Землю, как громадные кулачищи буравили, спиной прислонился, улыбнулся.
Так и замерла. Редрик который раз значения этого взгляда не разгадал.
— Что это с тобой, супруга? — нахмурился вмиг. — Когда так на меня смотришь, кажется, что пугаю тебя.
— Не привыкла улыбку на твоем лице видеть.
— Ну, раз страшная такая, больше тебе ее показывать не стану, — буркнул.
— Дело твое, — пожала плечами, — но видела я вещи и пострашнее.
— Это что же? — заинтересовался.
Лисса из седельной сумки снедь доставала, что в дорогу собрала. Мех с квасом, две чарки медные, а потом и тряпица, в которую печево было завернуто, на свет появились.
— Да вот вчера, как увидела, что ты в клюковник[1] мяса запеченного добавил, аж озноб пробрал. — Кинула на него хитрый взгляд, тут уж Редрик не удержался и захохотал, несмотря на все свои обещания.
Лисса, улыбаясь, уже ему чарку наполненную протягивала да кусок пирога, до того разломив его на две большие части. Не мог и припомнить, когда ее радостной такой видел, хотя понял уже, что, прежде чем в гору к нему попасть, и веселье, и шутки любила. И сам обрадовался, что случившееся в селении не легло на ее сердце тяжестью. У него-то при воспоминании о том, как ее в лапах того стервеца увидел, до сих пор в глазах темнело от гнева. Ежели б не Лисса и ее безмолвная, но непреклонная просьба не трогать мерзавцев, оставил бы от них одни угли.
— Чем сегодня потчевать станешь? — спросил, принимая из ее рук угощение. — Знаю, что еще до света встала.
Намеренно пальцы ее чуть дольше в своих задержал. Лисса первая руки выдернула, глаза отвела. Обошла костерок, села напротив, так, чтоб их пламя разделяло. Редрику то не по нраву пришлось. Неужто его боится? Взгляды их встретились, сквозь огонь пройдя. Углядел, как на щеках ее румянец проступил, и тотчас успокоился.
— Подсматривал? — вскинула темные брови, а у самой в глубине глаз отражавшиеся от костра языки пламени так и скакали. Понял, что дразнит его.
Редрик отхватил от пирога кусок, прожевал, борясь с желанием едва ли не застонать от удовольствия.
— Завсегда интересно смотреть, когда человек любимым делом занят, — ответил, сделав глоток кваса. — А ты свое дело любишь, это сразу видно, иначе б так вкусно не получалось, — отхватил еще кусок.
Не ответила ничего. Улыбнулась краешком губ, отломила крошку пирога, положила в рот. Задумчиво прожевала, глядя в огонь.
— Ну этим-то мы не сильно друг от дружки отличаемся. Ты уж не сердись, да только пока в кузне твоей сидела, не могла не рассмотреть вещицы, что ты сделал.
— Ты о тех, что целы остались? — поддразнил.
— Зато тебе теперь будет, чем вечерами зимними заняться, — не осталась в долгу.
Снова рассмеялся.
— Твоя правда.
— Знай я раньше, что ты такую красоту способен сотворить, и не боялась бы вовсе в гору идти.
— Я тебя пугать не хотел. Да только выучил уже, что с девицами лучше строже держаться, иначе от слез их деваться некуда будет.
Помолчали немного. Лисса задумалась крепко. Видать, спросить что-то готовилась, да не отваживалась, а вместо того чтоб есть, пирога кусок пальцами крошила.
— Неужто не пытался ты от проклятия избавиться? — сказала наконец. А он понял, что ее тревожит. И у самого на душе гадко стало оттого, какой ответ должен ей дать.
— И не единожды.
Глянула на него с надеждой. Знал Редрик, что через миг уйдет она из ясных глаз.
— Я заново пытался точно такой же меч выковать, каким прежнего хозяина вулкана погубил.
— Для себя?
— Для себя, — подтвердил. — Перековал их больше десятка, да только все без толку — стоило лезвие к груди поднести, как оно плавилось. Не так-то просто оказалось убиться. Ни яд меня не брал, ни самый острый меч. Пробовал с горы вниз броситься, да только ветер каждый раз налетал и в грудь бил, откидывал обратно. Понял тогда: ежели Изначальный Огонь уж решил проклятие свое кому отдать — никуда от того не деться.
— А невесты как же?
— От моего желания и тут ничего не зависело. Изначальный Огонь ежели пробудился, только жертва его и притушит. На время. — Вздохнул. Чарку наземь поставил. — Я тебя, Лисса, не обманывал. Ежели и есть какой способ от проклятия избавиться — мне то неведомо.
— А охранители? Те, про которых Огневик сказывал? Те, что на праздник прибудут?
— Иные из них — и десятка не наберется — такие же узники, что и я. Кто смирился, кто рожден таким был и другой участи не желает.
Кивнула. Устремила взгляд на огонь. В самую суть его смотрела, словно пыталась что неведомое углядеть. Редрик не мешал. Потом легонько шевельнул пальцами, чтоб от костра огненный мотылек оторвался. Отвлечь хотел, да еще о Ночи Костров напомнить. О той части, что до сих пор теплом в сердце отзывалась.
Взмахнул мотылек алыми яркими крыльями, запорхал перед Лиссой невесомой искоркой. Она тотчас улыбнулась, его заметив. Пропала складка меж бровей. Лисса ладонь раскрыла, а Редрик пальцами чуть шевельнул, чтоб мотылек на руку ей опустился. Только на миг, кожу легонько пощекотать. После заставил огненного мотылька подняться в воздух, покружить рядом с Лиссой, за собой маня.
Лисса взгляда Редрика избегала, только на мотылька и смотрела. Лисица. Поднялась, расправила платье, а потом к Редрику подошла. И только тогда глаза на него устремила, когда мотылек на его руку опустился.
Смотрела Лисса на хозяина вулкана долго, будто решалась на что, а он не двигался — спугнуть ее боялся. И думал, что ошибался, — не похожа супруга его на Весту: ни нравом, ни чертами. Разве что глаза напоминали о той, что его никогда не была.
Медленно протянул руку Лиссе и ждал: примет или нет. Лисса чуть уголки губ в улыбке приподняла и рядом с Редриком села. Опустила голову ему на плечо. Он тотчас стан ее рукой обвил и к себе прижал. Так и сидели, глядя, как искры пламени к темному плащу ночного неба улетают.
* * *
Редрик вмиг проснулся — предчувствие опасности сон прогнало. С ним такое и прежде бывало, а в тот самый день, когда силу хозяина вулкана получил, обострилось. И хоть опасаться ему, казалось бы, нечего было, ощущению этому он доверял.
Медленно снял руку со стана Лиссы, чтоб не разбудить. Ей волноваться ни к чему, защитить он ее сможет. Редрик давно такого покоя не чувствовал, как этой ночью с ней рядом. Только вот сейчас будто в грудь что толкнуло, заставило дрему сбросить.
Костер так и продолжал ярко извиваться в ночной тиши — где ему затихнуть, раз Редрик не велел. Перевернулся хозяин вулкана на другой бок, изображая спящего, а сам глаза чуть приоткрыл, прислушался. И, кроме треска поленьев в костре, услышал за деревьями хруст веток, неразличимый почти. Только вот зверье не обманешь — где-то сорока стрекотала, предупреждая спящий лес об опасности, да конь Редрика всхрапнул испуганно.
Затаился кто-то за деревьями, выжидал, когда хозяин вулкана с супругой легкой добычей станут. Услужливое ночное эхо донесло шепотки. О чем именно шептались — Редрик не разобрал, да и неважно то было. Знал, что добрые люди не станут во тьме, точно шакалы, прятаться.
Редрик поморщился досадливо, когда увидел, как двое из-за деревьев показались. В темноте, что для его глаз и не темнотой вовсе была, разглядел вчерашних знакомцев — тех двоих, что Лисса пощадила. Не ушли стервецы, как им велели. Вот про то он Лиссе и толковал — натуру людскую не перекроишь, не переиначишь. Дан ведь этим двоим шанс был, а они его по ветру пустили. Что ж, выходит, сами свою судьбу выбрали. Только б Лиссу не разбудили. Ей знать о том, что дальше будет, не надобно.