– Кладбище, – только и покачал головой Некромант. – Уж в этом-то ты можешь мне поверить. Кладбище – и живого, и того, что сотворено было мёртвым.
– Так, может, и не Дно Миров? Может, свалка?
– Может, и свалка, Ниа. Только вот чует моё сердце, что на эту свалку не только нас с тобой зашвырнуло…
Лейт прикусила язык. У неё уже готов был вопрос: «Как долго нам тут сидеть? И что будем делать дальше?»
– Осмотримся, дочка. Дух переведём. А потом… думаю я, что домой нам возвращаться смысла нет.
– Почему, отец? – удивилась Ниакрис.
– Волны Великой Реки… боюсь, они несли нас слишком быстро и неведомо куда. Сколько прошло времени на равнинах Эвиала, не знают даже боги, которых мы с тобой так и не увидели даже за миром. Может, мгновение, и гномы всё ещё стоят, оцепенев, вокруг той проклятой дыры, в которую мы ухнули; а, может, тысячи и тысячи лет, так что умерли не только все люди, которых мы – нет, не знали, но хотя бы могли знать, – но ушли в небытиё и современные нам государства. Города распались пылью… или же перестроены до неузнаваемости, языки совершенно иные, реки изменили свои пути, и…
– Хватит поэзии, отец, – решительно отрезала Ниакрис. – В Эвиале прошли века? Что ж, не думаю, что наше искусство там станет ненужным.
Чародей только покачал головой.
– Честно говоря, я бы не возражал, если бы наши странствия вывели нас куда-нибудь… – он неопределённо покрутил поднятым пальцем, – в нормальный мир, ты понимаешь меня, дочка? Нормальный мир. Без этих идиотских пророчеств и проклятий. Без мерзких предателей-дуоттов, которых следовало бы уничтожить всех до единого. Без Западной Тьмы, без инквизиции и церкви. Где мертвецы тихо лежат на погостах, а не порываются сбросить могильную плиту, словно одеяло, и отправиться на прогулку. Где люди и нелюди живут в мире. Где на море паруса мирных купцов, а не пиратов и не хищных имперских галер. И я верю, что такой мир можно отыскать. Я… – он внезапно шагнул к девушке, и лицо его словно посерело от внезапно навалившегося груза годов. – Я мечтал о доме. О доме на морском берегу. У горных подножий. В лесу. Я бы построил дом… и мы стали бы жить там. Я наконец занялся бы своими изысканиями… писал бы книги… взял бы учеников и учил их только добрым, мирным заклятьям… А ты… ты… ты бы выросла, Лейт, девочка. Ты нашла бы человека себе по сердцу…
– И нарожала бы тебе целый десяток внучат и внучек, – ровно проговорила Ниакрис. Чародей не видел, как у неё стала подёргиваться щека.
– Не вижу ничего плохого в десятке внучат, – постарался улыбнуться чародей, но у него это не слишком получилось. – Что же тут такого, Лейт?.. Девушки должны брать себе мужей. Одного, во всяком случае. Ничего не буду иметь против, если тебе захочется иметь двух.
Она сжала кулаки так, что обломанные, короткие ногти впились в ладони.
– Я воин Храма, – бесцветным голосом проговорила Ниакрис.
– Но ты не прошла испытания, – как мог, мягко возразил отец. – Три убийства…
– Я убила. Я убила страшного Некроманта Востока.
– Одного. Но не трёх. И ты убила личину, не меня самого, хотя должна была.
– У меня ещё осталось время, – упрямо повторила Ниакрис. – И я чувствую, что это моё деяние было угодно Силе Храма.
– Погоди, постой, дочка, – чародей примирительно протянул руку. – Ты что же, хочешь сказать…
– Что нет никакой Лейт, которая могла бы выйти замуж и нарожать тебе внучат! – выкрикнула она наконец и сразу же стало легче. Щеки вдруг сделались мокрыми. – Она сдохла, эта твоя Лейт, её сожрали поури в Пятиречье! Сперва оттрахали, а потом сварили и слопали! Или ты забыл?!
– Нет, – опустил голову чародей. – Я ничего не забыл. Ты права. Права… – казалось, он сейчас заплачет.
– И не дави мне тут на жалость! – отчаянно выкрикнула она. – Пожалеть его, видите ли, требуется! Бедная, невинная овечка! Тьфу!
Отец вздрагивал и только всё сильнее и сильнее вжимал голову в плечи. Он не отвечал. Он просто стоял, уронив руки, и Ниакрис вновь ощутила запах свежей крови. Крови – и отравы: резанувшая ногу чародея тварь была ядовита.
Ниакрис вовремя опомнилась. У неё был шанс его убить. Но она простила… хотя простила ли до конца, кто знает? Иногда ей кажется, что да, а потом вдруг захлёстывает настолько одуряющая волна ненависти, что хочется выть и кататься по этой странной земле.
– Одно из двух, Ниа. Или ты всё-таки убьёшь меня – или сможешь простить до конца, – вдруг услыхала она.
– До конца? – она вздрогнула. Сейчас это отчего-то прозвучало как кощунство. – Мама, дедушка, дядя… ты убил их всех. Всех!
– Ты знаешь, почему я это сделал, – последовал вздох.
– Ну да! Высшие интересы! Ради спасения мира! Разумеется!
– Ты знаешь, что я готов был умереть, – тяжело возразил отец. Брови его сошлись.
– Но ты не умер, бездны и демоны! Не умер! Вот он ты, целый и невредимый! Может, ты и это просчитал, откуда я знаю?! Что припрётся сумасшедшая девчонка, перед ней разыграют спектакль… и она, разнюнившись, вытащит любимого-ненавистного папочку из беды, спасёт его задницу!
– Ты очень высокого мнения о моих дедуктивных способностях, спасибо, Ниа, – сухо промолвил чародей. – Но сейчас…
– Я не замолчу, – прошипела девушка. – Я тебе не дочь, понял? Не дочь!
– Но ведь ты…
– Я простила тебя. Там, в башне. Я поняла, почему ты так поступил. Но… все равно. Сердце… – она пыталась сдержаться, но слезы лились градом, словно Лейт решила выплакать всё, накопившееся за долгие годы, годы сухих глаз. – Но я тебе не дочь! Запомни это, ты понял?
– Ты уже говорила, и я запомнил, – маг тоже пытался овладеть собой, и у него это тоже получалось плохо. – Да, я остался жив. Случайно. Твоё прощение… твоё благословение – небесный дар, вот только не знаю, от каких богов… Я не мог это просчитать, это предвидеть…
– Ты чародей. Могучий. Ты мог бы убить меня одним мановением руки. Откуда я знаю… – слезы лились всё сильнее, а речь Ниакрис становилась совершенно бессвязной. Она словно вновь стала маленькой и прибегала с детскими своими обидами к маме, вся в слезах, и мама протягивала руки, и прохладные пальцы касались лба Лейт, а ласковый голос произносил что-то, отчего обида или боль вдруг рассеивались, истаивали бесследно.
Плечи отца опустились совсем низко, однако он всё-таки шагнул к ней, коснулся вздрагивающей, трясущейся спины. Неловко, неумело погладил, не расправляя напру-жинившуюся ладонь, одними кончиками пальцев и основанием ладони, точно боясь, точно не доверяя ни ей, ни себе.
– Дочка… Лейт… я всё-таки своего добился. Теперь ты готова.
– К… к чему-у? – донеслось сквозь рыдания.
– Убить меня.
– З-зачем? – Ниакрис поперхнулась собственными слезами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});