Когда Джейн отперла свой шкафчик, чтобы забрать вещи, оказалось, что там вовсю разрослись орхидеи и дикий виноград, и даже колибри выпорхнула в распахнутую дверь.
— Не понимаю, — сказал Сучок. — Ты хочешь пораньше отослать свои бумаги в университет, или что?
На дне шкафчика наваленные кучей тетрадки, старые контрольные и ксерокопии лекций образовали слой перегноя, на котором росли грибы и папоротники. Книги заплесневели, большинство уже никуда не годилось. Какой-то крошечный зверек выскочил, когда Джейн потянулась за расческой, и умчался, задевая за бамбуковые стволы, словно играя на ксилофоне.
— Если эти учебники тебе нужны, можешь взять, мне они не понадобятся.
Сучок топтался рядом, переминаясь с ноги на ногу и пытаясь завести разговор. Он так старался ей угодить, что его прямо жалко делалось. Она теперь была для него пугающей загадкой.
— Для обычного перевода немножко поздновато, но мы можем добиться для тебя исключения.
— Делайте как хотите.
Поверх вещей лежал белый бумажный прямоугольник — кто-то подсунул послание в вентиляционное отверстие. Джейн развернула записку:
Я знаю, ты на меня сердишься, но все-таки мы, по-моему, друг другу подходим. Мне тебя не хватает. Давай попробуем еще раз. Давай мириться. Подписи не было, но ясно, что писал Крысобой, больше некому. Джейн ощутила поднимающуюся волну гнева, но заставила себя холодно улыбнуться.
— Мечтай, мечтай, — пробормотала она сквозь зубы.
— Секретарша говорит, может, мы это отпразднуем? Ничего особенного, посидим, попьем чаю. Ты, я, она и еще, может быть, кто-нибудь из учителей, кому ты больше всего обязана. Я могу к этому дню заказать красивую грамоту или табличку.
— Там посмотрим.
Она закрыла шкафчик. Больше он ей не понадобится никогда.
— Ну, значит, я так и сделаю, — сказал Сучок. — Идет?
На выходе ей попался Скантус, улыбающийся во все свои восемьдесят зубов. У него теперь было только два глаза — правда, разных цветов, — а средняя нога почти усохла, он ее запихивал в джинсы в согнутом виде. До конца метаморфозы осталось совсем немного. Но красоты у него не прибавилось, по-прежнему он походил на жабу. Держался он, однако, вполне самодовольно, видно, ему собственная внешность нравилась.
— Джейн! Какая встреча! — Он попытался обнять ее за плечи, но она сбросила его руку.
— Нечего, нечего! Знаю я твои фокусы!
Он ничуть не обиделся.
— Слушай, я сейчас был недалеко от твоего дома. Там дератизаторы раскидывают приманки. Поразвесили желтых флажков для предупреждения.
— Да? — Джейн не слишком заинтересовало это сообщение.
— Я с одним поговорил. Мерионов, говорит, развелось — ужас! Говорит, если отрава не поможет, они вернутся через пару дней и напустят им в норы ядовитого газа.
Джейн невольно вздрогнула, представив себе, как малыши гибнут от газа. Но у всех свои проблемы, и сейчас у нее были более неотложные заботы.
— Спасибо, что сказал. Постараюсь не подбирать с земли ничего съедобного в ближайшие дни.
Она вышла в осеннюю прохладу. В руках у нее была охапка вещей, которые надо было отнести домой, к дракону. Школа осталась за спиной. «Я не вернусь сюда никогда, — подумала она. — Никогда!» И ничего при этой мысли не почувствовала. Да и не было времени об этом думать.
Ей надо было приготовиться к вечеру.
* * *
Джейн постучала в дверь.
— Войдите! — отозвался Питер.
Был канун Нового года, последний день, когда можно что-то изменить, и Питер примерял свой костюм из золотой парчи, чтобы еще раз убедиться, что он хорошо сидит. Гвен не было — она ушла в город, на торжественное празднование. Это было важное событие, о нем много говорили. Там будут шампанское и много речей, а потом оргия, для которой выделили роскошное помещение. Питер остался один.
У Джейн сжалось сердце — он был такой худенький, такой бледный, словно усталый ребенок, с которым плохо обращаются. На комоде лежал остро наточенный серп. Она поспешно отвела от него глаза.
— Я принесла вина. Думала, может, выпьешь рюмку-другую, и тебе станет легче.
— Спасибо, — рассеянно сказал он, — очень мило с твоей стороны.
— Пустяки.
Она поставила бутылку на пол, а рядом с ней свою сумку. В сумке были самые необходимые вещи, которые могли понадобиться, если все выйдет так, как она задумала, — зубная щетка, каменная статуэтка Матери и смена белья.
— Где у тебя рюмки?
Питер ушел в ванную и через минуту вернулся — без парчового пиджака, но с двумя пластиковыми стаканчиками.
— Такие сойдут?
— Очень хорошо!
Джейн подождала, пока Питер выпьет свой стакан, и налила ему еще. Она должна была задать ему один вопрос, хотя у нее все сжималось внутри при мысли об этом.
— Питер, ты правда девственник?
Ей все казалось, что тут какая-то страшная ошибка, что она чего-то не поняла. Питер кивнул.
— То, что побывало в употреблении, не нужно Богине. — Он сделал долгий глоток. — Последнее время что-то тебя не видно.
— Мы с Гвен… поссорились. Я… я узнала, что ты ей служишь болеуловителем. — Ее лицо напряглось, она побледнела и поспешно добавила: — Гвен мне ничего не говорила, я сама догадалась.
— Послушай, мне бы не хотелось, чтобы это пошло дальше.
Она дотронулась до его плеча.
— Ты ведь знаешь, что я не буду болтать.
Он посмотрел на нее, отвернулся, вяло кивнул. Она налила ему снова.
— Питер, можно у тебя кое-что спросить? Я не знаю… то есть если тебе не… — Она покраснела. — Что, собственно, болеуловитель делает?
Питер резко повернулся и посмотрел на нее испуганно и загадочно — как лесной зверек. Несколько мгновений он молчал, а потом вдруг расхохотался, откинувшись на кровати. Он смеялся так долго, что Джейн стало не по себе. Наконец он успокоился и снова сел прямо. Теперь он держался легко и непринужденно.
— У тебя было так, что тебя кто-нибудь обидит, и тогда ты ударишь собаку, и тебе станет легче?
— Нет, никогда.
Питер кивнул:
— По правде сказать, со мной тоже такого не случалось. Но вообще-то это, говорят, обычная вещь. Вот примерно то же у Гвен со мной. Ей дали специальный нож для этого и брошюрку с нужными рунами. Но чаще она берет обычное бритвенное лезвие.
— Питер!
— Ну, понимаешь, без крови ведь не получится. Подожди, я тебе покажу шрамы.
Он начал снимать через голову рубашку. Руки плохо его слушались, и Джейн подошла, чтобы ему помочь. Она тоже слегка окосела, поэтому произошло некоторое замешательство. Наконец они со смехом стащили рубашку. Питер повернулся к ней спиной. Спина была вся изрезана и ряд за рядом покрыта знаками, сделанными острым лезвием, — настоящая книга боли. Недавние порезы еще кровоточили, старые, зарубцевавшиеся, белели. Джейн узнала твердый и красивый почерк Гвен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});