— Каждый страждущий придет сюда. Я еще не встречал человека, которому бы повредил стакан хорошего вина. Никаких иных лекарств после моего вина человеку уже не понадобится.
49
Не успели мужчины пропустить по второму стаканчику, как дверь отворилась и заглянула Сима.
— Ага, вы все еще здесь, лентяи и пьяницы, — игриво насупилась она. — Сейчас вы кое-что увидите.
Она вновь исчезла за дверью, где сразу же послышались возня и возмущенный шепот. Еще через минуту в комнату втолкнули Христину.
С минуту мужчины смотрели на нее, не в силах отвести глаз. Подольская Фурия была неописуемо красивой. Малиновое вечернее платье с декольте настолько выразительно подчеркивало абрис ее груди, что даже очень сомнительного достоинства колье засверкало на ней драгоценными жемчугами. Распущенные черные волосы Сима успела подстричь, и теперь они по-цыгански окаймляли удивительно белое, цвета слоновой кости, лицо, на фоне которого черные глаза представлялись неестественно большими, словно озаренными солнечным светом угольки, источающие какое-то неземное волшебное излучение.
— Правда, я предложила Христине вовсе не то платье, которое вы ей купили, — игриво напомнила Сима. — Но ведь и вы, господин Шевалье, купили не то платье, которое должны были предложить такой красавице. Разве я не так уж права, чтобы ты осмелился утверждать это, Соломон? — обратилась к мужу.
— Разве я когда-нибудь осмеливался утверждать это, даже когда мог поклясться, что ты не права? Но в этот раз… — пощелкал он языком и пальцами, словно цыган, загоревшийся при виде холеной кобылицы.
— Во всяком случае, теперь господину Шевалье не стыдно будет везти госпожу Заблонскую хоть в Варшаву, а хоть в Париж.
— А вы собираетесь увозить ее с собой в Варшаву? — удивленно взглянул аптекарь на майора. — Если нет, я подыщу ей работу здесь, в местечке.
— Ага, у себя в доме, — мстительно рассмеялась Сима. — Нет уж, пусть лучше господин майор увозит ее в Варшаву. Я не пожалею для этого трех лучших своих платьев. Зато спать буду спокойно и в обнимку с мужем, а не с котом.
— Это ничего, что я встретила вас там, в лесу, правда? — с наивной надеждой спросила Шевалье доселе молчавшая Христина, совершенно не обращая внимания на перепалку супругов.
— Это прекрасно, что ты встретила меня именно там, — заверил ее Пьер.
— Вот видите…
— Сима, — вступил в свои права лекарь. — Вы можете выделить комнатку, в которой мы с госпожой Заблонской остались бы наедине?
— Так сразу… комнату? — похотливо оскалилась аптекарша.
— Стал бы я просить вас об этом, Симочка, если бы об этом же меня не просил господин де Шевалье.
— Оказывается, он уже просил вас об этом? Тогда это сразу же меняет дело.
Врач и Христина ушли вслед за Симой. При этом в двери Христина испуганно оглянулась на Шевалье. Это был взгляд затравленного звереныша, предчувствующего беду и боящегося расставаться с человеком, к рукам которого успел привыкнуть.
— Я здесь, Христина. Я дождусь тебя, — успокоил женщину странствующий летописец.
50
Томительные минуты ожидания, когда закончится беседа Подольской Фурии с врачом, оказались прерванными появлением Пьёнтека. Вид у него был явно озадаченный и даже расстроенный.
— Все, господин майор, — развел он руками. — Все…
— Что значит «все»? — не понял Шевалье.
— Вестовой примчался. Господин полковник отзывает нас в полк. Всех троих. Сегодня полк выступает. Господин полковник спрашивает, как вы: с нами или же?…
— Передай, что я оставляю полк и отправляюсь во Львов, а оттуда — в Варшаву.
— А как же кучер? — с грустью поинтересовался Пьёнтек, имея в виду себя.
— Вряд ли я смогу уговорить полковника, чтобы он оставил тебя при мне. Во-первых, он не имеет права отпустить тебя. А во-вторых, ему нужны солдаты.
— Понимаю, — чуть не плача, проговорил Пьёнтек. — Понимаю… Хороший вы, господин Шевалье. Бог вас будет оберегать так же, как оберегает вашу доброту.
Пьёнтек ушел. В комнате вновь воцарилось молчание. Шевалье нетерпеливо и в то же время со страхом посматривал на дверь. Он ждал появления врача, однако же и побаивался его: кто знает, что он скажет, какой приговор вынесет.
Но вот врач появился. Он попросил аптекаря оставить его наедине с Шевалье. Как только Соломон вышел, врач налил вина себе и французу. Они молча выпили, и потом лекарь еще долго-долго молчал, по привычке шевеля красными мясистыми губами, о чем-то своем.
— Вот что я вам скажу, господин де Шевалье… Здесь дело не в медицине, а в жизни. Раны, которые наносим на тела друг друга, мы, врачи, еще научились кое-как лечить. Но кто научит излечивать раны, нанесенные в наши души?
Шевалье растер лицо ладонью, словно только сейчас пытался согнать с него пелену сна.
— Вы правы, господин лекарь. До сих пор мы учились как можно больнее ранить душу. Обращаясь к вам, я как-то не подумал об этом. Надеялся: вдруг вы что-нибудь подскажете. Посоветуете, к какому врачевателю обратиться.
— Если вы действительно увезете ее, то в другом крае, в другом обществе, а значит, в другой жизни — она и жить будет по-другому.
— И тут вы тоже правы.
— Однако я хотел сказать вам не это. Выслушайте меня внимательно, господин Шевалье. Если вы можете не связывать свою судьбу с этой женщиной, не связывайте ее. Это по принципу: береженого и Бог бережет. Но если уж решили связать, то помните: это не только ваша судьба, но и ее тоже.
— Я не могу не помнить об этом.
— Однако на самом деле я опять хотел сказать совершенно иное.
Взгляд, которым Шевалье одарил провинциального эскулапа, очевидно, показался тому таким же затравленным, как взгляд Христины, когда ее уводили из комнаты в сопровождении Симы.
— Вы интересовались, не сумасшедшая ли эта женщина.
— Я бы не решился употребить это слово, господин лекарь.
— Знаю, употребил данное слово я. Мне, врачу, простится. Но подразумевали вы именно это. Так вот, господин майор, ротмистр, или в каком вы там чине пребываете…
— Я обычный путешественник. Пишу историю этого края.
— Историю… Вам будет что описывать, — покачал головой врач. — В этом можете не сомневаться. Но только опять же я намеревался сказать вам вовсе не это…
— Идите вы к дьяволу! — возмутился Шевалье. — Скажите лучше, что вам нечего мне сказать — и этим все будет сказано!
— Не торопитесь, господин путешественник. Завидев рядом с собой врача, никогда не торопитесь. Ибо можете открыть для себя, что торопиться вам уже некуда. Но это я так, к слову… А сообщить вам хотел следующее: я не могу утверждать, что эта женщина сумасшедшая. Точно так же, как и не могу утверждать обратное. Зато твердо знаю: если вы не откажетесь от этой женщины, в моих глазах вы на всю жизнь останетесь обычным местечковым сумасшедшим.