Что толку отрицать очевидное? Это раз. Ну-ка, ну-ка, уж не передал ли Спаннокки свои «полномочия» Вильгельмине Александровне? Это два. Удачно ли все складывается или нет? Довольно удачно – зверь, кажется, сам бежит на ловца. Это три.
– Граф уже полковник? – «удивилась» Вера. – Надо же…
– Хваленая щедрость австрийского двора распространяется на все, в том числе и на звания с наградами. – Вильгельмина Александровна криво усмехнулась и добавила: – Кроме денег. С деньгами у старины Франца-Иосифа плохо. Или, правильнее будет сказать, совсем плохо. Россия и Австрия – это колоссы на глиняных ногах, с той лишь разницей, что у Австрии эти ноги позолочены, а у России – нет. Но сути это не меняет. В мире есть только одна сила, могущая управлять им…
Озорной чертик дернул Веру за язык.
– Британия? – произнесла она не столь вопрошающе, сколь утвердительно.
Вильгельмина Александровна неожиданно улыбнулась. Благосклонно.
– Люблю остроумных людей, – сказала она. – С ними приятно иметь дело. Когда-то, во времена старухи Виктории, британский лев мог грозно рычать. Но он давно сдох и способен только смердеть. Если бы не Америка… Впрочем, я пригласила вас сюда не для разговоров о политике. Хотите чего-нибудь выпить? Чаю? Или, может, вина?
Вера отрицательно покачала головой.
– Оно и верно – не стоит отвлекаться во время важных разговоров, – одобрила Вильгельмина Александровна. – Итак, Вера Васильевна, я знаю о вашем сотрудничестве с графом Спаннокки, которое, собственно, нельзя назвать сотрудничеством, поскольку, по словам графа, ничего полезного вы сделать не успели. Так ли это?
– Так.
Вера действительно не успела сделать ничего полезного, с учетом того, что ее собирались убить и посмертно выставить в роли козла отпущения, обвинив в сотрудничестве с австрийской разведкой. Это делалось для того, чтобы отвести подозрения от настоящего изменника, родного брата Владимира, Алексея Холодного[357].
Вера вдруг вспомнила, что на языке цветов альпийская роза означает опасность. Какое совпадение! Или все же не совпадение, а предопределение? Кто знает…
– Ничего, еще успеете, – обнадежила Вильгельмина Александровна и снова улыбнулась, на этот раз чуть радушнее. – Признаться, когда ваш муж сказал мне о вашем желании бывать здесь, я первым делом заподозрила неладное, потому что знала о вашем знакомстве с полковником. Не спешите обольщаться, дорогая моя, я знаю всех австрийских агентов в Москве и Петербурге. Германия и Австрия – союзники, настоящие, не только в силу обстоятельств, но и по духу, что гораздо ценнее. А между союзниками принято обмениваться полезными сведениями. Итак, я заподозрила неладное, но, вспомнив, с кем я имею дело, успокоилась. Русская контрразведка – падчерица вашего генштаба. Там служат одни посредственности, не владеющие даже азами тонкой игры. Заслать вас ко мне в салон – о, это была бы тонкая игра, в которой очевидное мешалось бы с невероятным. Я бы решила, что никто не стал бы действовать так топорно, и успокоилась бы, не стала бы вас подозревать. Так, во всяком случае, мог бы подумать тонкий игрок. А посредственный просто побоялся бы связываться с вами. После того что вы натворили…
«Я натворила? – изумилась Вера. – Что, интересно, я успела натворить?»
– Не скромничайте, – усмехнулась Цалле, – вам было уготовано стать тем камнем, о который споткнулся полковник Спаннокки. Его карьера окончена, а полковничье звание и ничего не значащая должность эксперта при австрийском генштабе – это всего лишь способ подсластить горькую пилюлю. С другой стороны, Спаннокки хорошо знает Россию, и было бы грешно не воспользоваться этим знанием. Но довольно о нем, поговорим лучше о вас, Вера Васильевна. Я сразу же поняла, что скука, о которой упоминал ваш муж, есть скука особого рода. Вы не просто скучаете, а ищете себе новое дело. Я угадала, не так ли?
Вера улыбнулась и неопределенно повела бровью – возможно, что и угадали. К чему клонит Цалле, было непонятно, но ее миролюбивый настрой немного успокаивал. Хотя человек с таким тяжело-равнодушным взглядом и зарезать может миролюбиво, не испытывая никакой неприязни к своей жертве. Госпожа Цалле – птица высокого полета. Одно слово – резидент.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Я вас прекрасно понимаю. Насколько бы обеспечен ни был ваш муж, а свои собственные средства – это свои средства. К тому же интересное занятие делает жизнь насыщенной, яркой. Что ж, Вера Васильевна, пришло время открыть карты. Тянуть время не в моих правилах. Вы согласны сотрудничать со мной? Предупреждаю сразу – Германия это не Австрия, а я – не полковник Спаннокки. Германия щедро платит, но и жестоко карает за измену. Имейте в виду, что не все определяется одними лишь деньгами. Главную свою награду вы получите после победы Германии в грядущей войне…
«Война еще не началась, а Германия уже победила! – усмехнулась про себя Вера. – Однако!»
Беспокоило единственное – ловушка это или нет? Если да – то, конечно, плохо, но нельзя ли постараться в нее не угодить?
– Я правильно угадала ваши намерения, Вера Васильевна?
– Да, – после непродолжительного колебания ответила Вера.
Колебание было искусственным, преднамеренным. Важные вопросы требуют обдумывания даже в том случае, если ответ заранее известен. Обдумать, еще раз взвесить все доводы, окончательно отогнать сомнения и тогда уже отвечать. Сколько раз в воображении Вера видела себя в той или иной роли! Сколько ролей она сыграла вот так, втайне от окружающих. Что бы ни говорили скептики, а такая внутренняя игра – это тоже школа мастерства.
– Отлично! – восхитилась Цалле. – Тогда приступим к делу. Сначала выполним формальности, а потом я дам вам первое задание. Какой псевдоним вы бы хотели себе выбрать? Только, прошу вас, без лишней… поэтики, никаких Афродит или Лорелей. В Берлине не должны смеяться, встречая в донесениях ваше имя. Смех вредит нашему делу, поскольку смех – это несерьезно, а наше дело несерьезности не терпит. Так как бы вы хотели назваться? Учтите, что псевдоним нельзя менять, он в отличие от имени дается раз и навсегда. Под ним вы будете значиться в нашей картотеке, он станет вашим главным именем…
«Ну уж дудки – главным…» – подумала Вера, но вслух сказала другое:
– Право, я не знаю… По мне все равно, хоть Лорелея, хоть Сирена…
Вера была взволнована настолько, что позабыла о том, что Лорелеей Владимир зовет свой автомобиль марки «Лорин и Клемент». А то не сказала бы, что ей все равно. Она не имела ничего против автомобиля (разве что немного ревновала к нему мужа), не имела ничего против Лорелеи, но в совокупности это выглядело бы каким-то фарсом.
– Отлично! Будете Сиреной! – подхватила Цалле. – Это даже символично, ведь чары – ваше главное оружие. Псевдоним выбран, теперь мне нужно ваше письменное согласие…
Согласие так согласие. Вера его написала.
– У вас хороший почерк, – похвалила Вильгельмина Александровна, внимательно читая написанное. – Почерк четкий, буковка к буковке, сразу чувствуется, что вы – человек аккуратный. Мы, немцы, любим аккуратность.
Вильгельмина Александровна встала, подошла к стоявшему в углу несгораемому шкафу, повернула торчавший в нем ключ (Вера удивилась такой странной небрежности – ключ надежнее было бы держать подальше от замка), убрала Верино согласие в шкаф, вернулась обратно в кресло и спросила:
– Кстати, а у вас в роду, случайно, немцев не было? Я совсем не интересовалась вашей родословной…
– Насколько я знаю – нет, – ответила Вера.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Ничего страшного, – «успокоила» Вильгельмина Александровна, – на размер вашего жалованья это обстоятельство не повлияет. Для начала вы станете получать двести рублей в месяц при условии, что я буду вами довольна. Кроме того, за выполнение особо сложных поручений, а также за усердие сотрудникам полагаются премии. По вашему желанию деньги могут вноситься на ваш счет в одном из германских банков за пределами Российской империи или же выплачиваться непосредственно вам. На счета в местных банках, пусть даже то будут филиалы наших, мы взносов не осуществляем. Для вашего же спокойствия.