Читать интересную книгу Ева Луна - Исабель Альенде

К концу недели правительство сумело взять ситуацию в столице под контроль, и Генерал с чистой совестью отправился на свой личный остров, чтобы немного полежать пузом кверху под ласковым карибским солнцем. Он был уверен, что теперь даже сны и самые сокровенные мысли его подданных будут известны ему заранее и прочитаны, как открытая книга. Он собирался безмятежно править до конца своих дней, предоставив почетное право охранять существующий порядок вещей и себя лично наделенному особыми полномочиями Человеку с Гарденией; в обязанности главного ответственного за безопасность страны входило вести слежку и обеспечивать подавление любого намека на заговор, будь то в армейских казармах или на улицах. Кроме того, Генерал был уверен, что сверкнувшая над страной молния демократии была лишь краткой вспышкой, неспособной оставить заметный след в памяти народа. Результатом силового противостояния народа и власти стали несколько десятков погибших и казненных, а также бессчетное количество арестованных или высланных из страны. Все это не могло не повлиять на установление стабильного порядка в столице. Кроме того, на улице Республики вновь открылись все существовавшие до восстания бордели, притоны и вертепы. Их сотрудницы и обслуживающий персонал вернулись к исполнению своих обязанностей как ни в чем не бывало. Власти продолжали получать свой процент с этого формально незаконного бизнеса, а сам новый министр крепко обосновался на своем посту, отдав начальнику полиции вполне разумный в такой ситуации приказ: оставить в покое всякий сброд и сосредоточиться, как в былые годы, на преследовании политической оппозиции, а также на отлове на столичных улицах всякого рода сумасшедших и попрошаек, коих следовало брить наголо, подвергать дезинфекции и вывозить из города на глухие проселочные дороги, где они скорее всего и сгинут вполне естественным образом. Узнав о том, что в народе его называют тираном и палачом, Генерал даже не изменился в лице; в глубине души он был уверен, что все обвинения в жестокости, коррупции и злоупотреблении властью лишь способствуют укреплению его престижа среди подданных. Такова была точка зрения самого Отца-Благодетеля, и ее же придерживался любой следующий правитель страны. Согласно этой теории, народ обожествлял и почитал лишь отважных, суровых и волевых правителей, а такие качества, как честность и благородство, толпа расценивала как слабости, простительные монахам или женщинам, но никак не украшающие настоящего мужчину, тем более того, кто стоит во главе государства. Нет, безусловно, всякого рода умники и книжные черви тоже нужны стране, для того чтобы связно выражать на бумаге, в песнях и изобразительном искусстве искреннее почтение, которое испытывает народ к своему правителю; пару-тройку самых прикормленных властью интеллигентов следовало назначить ответственными за включение героической биографии правителя в школьные учебники, но при всем том в час отчаянной борьбы за власть на успех может рассчитывать только решительный и безжалостный вождь, внушающий ужас как своим политическим оппонентам, так и подданным.

Много дней бродила я по улицам из одного района города в другой. В Восстании Падших я не участвовала и всячески старалась избегать митингов, драк и других беспорядков. Несмотря на то что мама постоянно сопровождала меня, поначалу мне было не по себе: в груди что-то жгло, а во рту все время было сухо и почему-то горько, словно мне набили его песком. Впрочем, через некоторое время я вполне освоилась и примирилась с бездомной жизнью. О привитой с детства как крестной, так и Эльвирой привычке к чистоте пришлось забыть: я старалась пореже подходить к фонтанам и общественным водопроводным колонкам на улице, да и то чтобы попить, а не ради мытья. Я превратилась в странное, покрытое слоем грязи существо, которое днем бесцельно бродило по городу, питаясь тем, что удалось раздобыть, а по ночам пряталось в каком-нибудь темном углу, чтобы не попасться на глаза патрулю во время комендантского часа, когда город полностью переходил под власть Службы безопасности.

В один из таких дней, часов в шесть вечера, я познакомилась с Риадом Халаби. Я стояла на перекрестке двух незнакомых улиц, а он шел по тротуару и остановился, чтобы повнимательнее рассмотреть меня. Я подняла взгляд и увидела перед собой мужчину средних лет, довольно полного, с печальными глазами под тяжелыми, словно набухшими, веками. Кажется, тогда он был в светлом костюме и рубашке с галстуком, но позже я надолго запомнила его безупречно подобранные батистовые гавайские рубахи, которые через некоторое время мне пришлось в огромном количестве гладить со всей возможной тщательностью и старанием.

— Эй, девочка… — донесся до меня его гнусавый голос.

В тот момент я и заметила ужасный дефект, уродовавший его лицо: между носом и верхней губой пролегала глубокая расщелина, передние зубы расходились в стороны и между ними высовывался язык. Незнакомец вытащил из кармана носовой платок и поднес его к лицу, чтобы скрыть свое уродство; улыбался он мне одними глазами. Я было попятилась, но вдруг меня охватило чувство смертельной усталости и непреодолимое желание довериться кому угодно; волной нахлынула сонливость, колени задрожали, как будто на меня взвалили непосильную ношу, и я не то села, не то сползла на асфальт, глядя на незнакомца через густую пелену, повисшую у меня перед глазами. Он наклонился, взял меня за руки, приподнял, заставив встать на ноги и сделать шаг, затем второй, третий, и вот я вдруг поняла, что уже сижу в каком-то кафе, а передо мной стоит стакан молока и на тарелке лежит невероятных размеров бутерброд. Вдохнув восхитительный аромат горячего хлеба, я схватила бутерброд и с жадностью впилась в него. Жуя и глотая, я внезапно почувствовала что-то похожее одновременно на глухую боль, острое удовольствие и пронзительную тревогу; такое чувство я за всю дальнейшую жизнь испытала лишь несколько раз: обычно оно приходило, когда на моем теле смыкались объятия любимого человека. В тот день я была страшно голодна и не смогла заставить себя пережевывать неожиданно доставшуюся пищу так, как положено; желудок, пустой уже несколько дней, взбунтовался, и я почувствовала сначала боль в животе, а затем сильное головокружение, и в конце концов меня вырвало прямо за столом. Сидевшие поблизости люди повскакивали со своих мест с гримасой омерзения на лицах; официант нагрубил моему благодетелю, но тот быстро заставил парня замолчать, сунув ему в руку какую-то купюру. Он встал, приподнял меня со стула и, придерживая за талию, чтобы я не упала, вывел на улицу.

— Где ты живешь, дочка? У тебя семья-то есть?

Почему-то устыдившись своего сиротства, я смущенно покачала головой. Тогда мужчина с заячьей губой повел меня на соседнюю улицу, где стоял его полуразвалившийся фургончик, доверху набитый какими-то коробками и мешками. Он помог мне забраться в кабину, укрыл своим пиджаком, завел мотор, и мы поехали прочь из города куда-то на восток.

Эта поездка продолжалась всю ночь; мы миновали какие-то темные городки и деревни, в которых свет горел только в полицейских участках и на армейских блокпостах. Иногда нам в глаза светили фары грузовиков, ехавших в нефтяной район, а затем вспыхнул огнями Дворец бедняков, материализовавшийся из темноты чуть в стороне от дороги, неожиданно и необъяснимо, как галлюцинация. В былые времена этот дворец был летней резиденцией Отца-Благодетеля, где по вечерам танцевали самые красивые мулатки со всех островов Карибского моря; совершенно неожиданно для властей буквально в день смерти тирана к этому дворцу стали приходить бедняки и нищие. Поначалу их было немного, но потом они начали стекаться сюда толпами. Прибывшие первыми робко вошли в сад, окружавший дворец, и, поняв, что никто не собирается преграждать им путь, проникли в здание. Они поднялись по широкой парадной лестнице, украшенной резными колоннами с бронзовым орнаментом, прошли по помпезным гостиным, отделанным серым каррарским мрамором, розовым валенсийским и белым, привезенным из Альмерии;[19] незваные гости обошли все коридоры, стены и пол которых были выложены мрамором самых разных цветов и узоров, по-хозяйски осмотрели ванные комнаты с отделкой из оникса, нефрита и яшмы и решили обосноваться в этом доме со всеми своими детьми, стариками, пожитками, домашними животными и птицей. Каждая семья заняла по уголку в огромных залах, которые новые жильцы мысленно поделили на отдельные участки; от стены к стене протянулись гамаки, а затем пришел черед мебели в стиле рококо — ее просто-напросто пустили на дрова для приготовления пищи; дети растащили на игрушки серебряные итальянские краны и смесители, молодежь назначала свидания и занималась любовью в беседках и под прикрытием деревьев в роскошном саду, а старики решили, что нет лучше места для выращивания табака, чем никому не нужные позолоченные ванны. Кто-то из чиновников вызвал жандармерию, чтобы та выгнала непрошеных жильцов, пусть даже применив силу и оружие, но почему-то колонна грузовиков сбилась с дороги и не доехала до места назначения. Больше попыток выставить захватчиков из дворца никто не предпринимал; все, что происходило за стенами бывшей резиденции правителя, словно перешло в другое измерение, став невидимым для глаз постороннего человека. Этот странный феномен позволил людям, захватившим роскошное здание, долгое время жить в нем без всяких конфликтов с властями.