Читать интересную книгу Ночные истории - Эрнст Гофман

— Я должен пойти туда, я должен ее увидеть и потом умереть, — промолвил я глухо, как бы раздавленный безутешной скорбью.

— Здорово ты придумал, тезка! — говоря это, старик захлопнул дверь перед самым моим носом, так что завизжали петли, и запер ее снаружи. В первую минуту, возмущенный этим насилием, я хотел вышибить дверь, но, быстро сообразив, что такое необузданное бешенство может иметь только дурные последствия, решил дождаться возвращения дяди, а там уж, чего бы мне это ни стоило, вырваться отсюда. Я слышал, как старик возбужденно говорил с бароном, слышал, что они несколько раз упоминали мое имя, но больше ничего не мог разобрать. С каждой секундой положение мое становилось все убийственнее. Наконец я услышал, что кто-то пришел за бароном и он выбежал из залы. Старик вошел в комнату.

— Она умерла! — крикнул я, бросаясь ему навстречу.

— А ты спятил! — ответил он спокойно, взял меня за плечи и усадил на стул.

— Я пойду туда! — кричал я, — я должен быть там, должен видеть ее, хотя бы это стоило мне жизни.

— Изволь, милый тезка, — сказал старик, запирая дверь, вынимая из нее ключ и кладя его в карман. Дикая ярость взыграла по мне, я схватил заряженное ружье и закричал:

— Я всажу себе пулю в лоб, если вы сейчас же не отопрете дверь!

Тут старик вплотную подошел ко мне и сказал, пристально глядя мне в глаза:

— Ты думаешь, мальчик, что испугаешь меня своей жалкой угрозой? Неужто ты полагаешь, что мне дорога твоя жизнь, если ты с детской безрассудностью швыряешься ею, как ненужной игрушкой? Какое имеешь ты отношение к супруге барона? Кто дал тебе право вторгаться, как какой-то легкомысленный болван, туда, где тебе не следует быть и куда тебя вовсе не звали? Или ты намереваешься разыграть влюбленного пастушка в страшную годину смерти?

Совершенно уничтоженный, я бросился в кресло. Через некоторое время старик сказал уже более мягко:

— Ну, ладно, узнай же, что смертельная опасность вовсе не грозит баронессе. Фрейлейн Адельгейда выходит из себя из-за всякого пустяки: если ей упадет на нос капля дождя, она уже кричит: «Какая ужасная погода!» К несчастью, вся эта тревога дошла до старых теток, которые явились с целым арсеналом подкрепляющих капель, живительных эликсиров и Бог весть чего еще. А был лишь глубокий обморок…

Старик замолчал; вероятно заметил, как я борюсь с собой. Он прошелся несколько раз взад и вперед по комнате, снова остановился передо мной, добродушно засмеялся и сказал:

— Тезка, тезка! Какую же глупость ты сморозил! А ведь все дело в том, что сатана ведет здесь свою игру и на все лады морочит нас; ты же попался на крючок и теперь пляшешь под его дудочку.

Он еще раз прошелся по комнате и потом продолжал:

— Сон все равно уже пропал! Я думаю, что можно выкурить трубочку и скоротать таким образом остаток темной ночи.

С этими словами старик вынул из стенного шкафа глиняную трубку, долго и тщательно набивал ее табаком, мурлыча какую-то песенку, а потом пошарил в бумагах, разорвал один лист, поджег его и раскурил трубку. Отгоняя от себя густые облака дыма, он проговорил сквозь зубы:

— Ну-ка, тезка? Как там было дело с волком?

Спокойствие старика весьма странно на меня подействовало. Мне казалось, что я вовсе не в Р-зиттене, что баронесса где-то далеко-далеко и я могу достичь до нее только на крыльях воображения. Последний вопрос старика меня раздосадовал.

— Что же, — сказал я, — вы находите мое охотничье приключение лишь забавным и достойным насмешек?

— Нисколько, — возразил старик, — нисколько, любезный тезка, но ты не представляешь, как комично выглядит такой вот молокосос, особенно уморительно бывает, когда Господь Бог ниспошлет ему какое-нибудь приключение. Был у меня в университете приятель, человек спокойный, скромный и рассудительный. Случай вовлек его в какое-то дело чести, хотя он никогда не давал к тому повода. И он, кого большинство буршей считали слабаком и недотепой, повел себя с таким решительным мужеством, что все ахнули. Но с тех самых пор он здорово переменился. Из прилежного, рассудительного юноши превратился в хвастливого забияку. Он кутил, буйствовал и дрался, покуда старшина землячества, которого он оскорбил самым дурацким образом, не убил его на дуэли. Я рассказываю тебе все это, тезка, просто так, а ты уже думай об этом что хочешь. А теперь, возвращаясь к баронессе и ее болезни…

Тут в зале раздались тихие шаги, и мне почудились, что в воздухе пронесся ужасный вздох. «Ее уже нет!» — мысль эта пронизала меня как удар молнии! Старик поспешно поднялся и громко окликнул:

— Франц! Франц!

— Да, господин стряпчий! — отозвались за дверью.

— Франц! — продолжал мой дядя, — помешай уголья в камине и, если можно, принеси нам две чашечки хорошего чаю!

— Здесь чертовски холодно, — обратился он ко мне, — поговорим лучше там, у камина. Старик отпер дверь, и я машинально поплелся за ним.

— Что делается внизу? — спросил дядя.

— Ах, — ответил Франц, — все оказалось не так страшно, госпожа баронесса пришла в себя и полагает, что обморок приключился от дурного сна!

Я собирался громко возликовать от радости и восторга, но дядя строго взглянул на меня, и я прикусил язык.

— Вот как? — сказал он, — а хорошо бы сейчас поспать еще пару часиков. Не нужно нам чаю, Франц!

— Как прикажете, господин стряпчий, — ответил Франц и оставил нас, пожелав спокойной ночи, хотя уже пропели петухи.

— Слушай, тезка, — сказал старик, выколачивая трубку — однако хорошо, что с тобой не приключилось несчастья ни от волка, ни от заряженного ружья!

Я все понял и устыдился того, что дал старику повод обойтись со мною как с несмышленым ребенком.

— Будь так добр, милый тезка, — сказал мой дядя утром, — сойди вниз и узнай, как чувствует себя баронесса. Можешь спросить у фрейлейн Адельгейды, она уж, конечно, сообщит тебе подробный бюллетень.

Можно себе представить, как полетел я вниз. Но в ту минуту, когда я хотел тихонько постучаться в двери, ведущие в переднюю баронессы, навстречу мне вышел сам барон. Он в изумлении остановился и смерил меня мрачным, пронизывающим взглядом.

— Что вам здесь нужно? — буркнул он. Несмотря на то, что сердце у меня отчаянно колотилось, я овладел собой и ответил твердым голосом:

— Я пришел по поручению дяди узнать о здоровье баронессы.

— О, это были пустяки, ее обычный нервный припадок. Сейчас она спокойно спит, и я уверен, что она выйдет к столу совсем здоровая и веселая. Так и передайте!

Барон проговорил это со страстной горячностью, и я подумал, что он беспокоится о баронессе сильнее, чем хотел бы показать. Я повернулся, собираясь уходить, но барон вдруг схватил меня за руку и воскликнул, сверкая глазами:

— Мне нужно поговорить с вами, молодой человек!

Разве не видел я перед собой оскорбленного мужа и не должен был опасаться поединка, который мог кончиться моим позором? Я был безоружен, но вспомнил об отменном охотничьем ноже, подаренном мне дядей здесь, в Р-зиттене, который лежал у меня в кармане. Я последовал за стремительно шагавшим бароном, решив не щадить жизни, если со мной поступят недостойным образом. Мы вошли в комнату барона, и он запер дверь. Скрестив руки, он стал нервно расхаживать по комнате, потом остановился передо мною и повторил:

— Мне нужно поговорить с вами, молодой человек. Ко мне вернулось все мое мужество, и я сказал, возвысив голос:

— Надеюсь, слова ваши не будут оскорбительны для меня.

Барон посмотрел на меня удивленно, будто не понял, потом мрачно потупился, заложил руки за спину и снова стал метаться по комнате. Он взял стоявшее в углу ружье и вставил в него шомпол, точно желая убедиться, заряжено оно или нет. Кровь закипела у меня в жилах, я схватился за нож и подошел вплотную к барону, чтобы лишить его возможности прицелиться в меня.

— Прекрасное оружие, — сказал барон, засовывая ружье обратно в чехол.

Я отошел от него на несколько шагов, но барон снова подошел ко мне, хлопнул меня по плечу сильнее, чем следовало бы, и промолвил;

— Должно быть, я кажусь вам возбужденным и расстроенным, Теодор. Это и в самом деле так после страхов и волнений этой ночи. Нервный припадок моей жены был неопасен, теперь я это вижу, но здесь, в этом замке, где поселился мрачный дух, я беспрестанно ожидаю всего самого ужасного, и кроме того, она в первый раз здесь заболела. Вы, вы одни в этом виноваты!

— Я не имею ни малейшего подозрения, как это могло случиться, — сдержанно ответил я.

— О, — продолжал барон, — о, если бы этот проклятый ящик управительши раскололся в щепки на льду, о, если бы вы… но, нет, нет! Это должно было случиться, и я один во всем виноват. Я должен был в ту же минуту, как вы заиграли в комнате баронессы, рассказать вам о положении вещей и настроении моей жены…