Читать интересную книгу Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару - Энн Эдвардс

И если Пегги нравилось подыскивать рукопись для издательства Макмиллана за небольшие комиссионные, то перспектива быть заваленной непрошеными «шедеврами» была для нее столь ненавистна, что, как писала Пегги, они с Джоном решили брать с каждого автора за чтение по 50 долларов.

Шли дни, и появлялись все новые проблемы. Как оказалось, Пегги неверно рассчитала, сколько времени ей потребуется, чтобы закончить правку рукописи, и теперь не представляла себе, как сумеет она уложиться в срок. Но еще более невозможным для нее было сообщить «Макмиллану», что ей понадобится значительно больше времени, ибо она понимала, что колесо в издательстве уже завертелось исходя из сроков, указанных ею раньше.

Во всем, что составляло историческую канву романа, Пегги была достоверна и дотошна, основываясь на проведенных ею исследованиях в библиотеке Карнеги. Но вопросы военной стратегии в годы Гражданской войны были для нее непостижимы, и описывала она все, что с этим связано, полностью основываясь на тех рассказах знатоков и очевидцев, которые она когда-то слышала. Перед продажей книги издательству она говорила: «Не вижу причин, по которым я должна забивать себе мозги, изучая «военные вопросы», которые я все равно не смогу понять».

И вот теперь, помимо чтения генеральских рапортов времен Гражданской войны, ей пришлось поднять и все свои записи, сделанные ею со слов очевидцев еще во времена работы в газете. А затем, после изучения всех статей, написанных самым авторитетным атлантским историком Куртцем и его женой Анни, она решила обратиться к нему за помощью.

Пегги встречалась с Куртцем лишь однажды, будучи на экскурсии Исторического общества, во время которой она и два ее кузена решили подшутить над Стефенсом, заставив его поверить, что индейский резной нож фабричного производства на самом деле является подлинной вещью из племени чироки, и почти преуспели в этом.

Лишь две с половиной главы занимали в романе «военные вопросы», но, как говорила Пегги, ей хотелось бы сделать эти главы «герметичными, с тем чтобы ни один из седобородых ветеранов не смог бы, потрясая своей тростью, заявить: «Я знаю об этом лучше. Я сам там был».

И Пегги отправила «военные главы» супругам Куртц на рецензию, присовокупив к ним еще и длинное оправдательно-извиняющееся послание, в котором писала, что вынуждена так поступить, хотя и сама терпеть не могла получать рукописи с подобными просьбами во время своей работы в «Атланта Джорнэл». Но, продолжала Пегги, Куртцы — единственные из ныне здравствующих авторитетов в области военной истории Гражданской войны, которые ей известны.

И Куртцы сделали одолжение — жест, который Пегги никогда не забудет. Прочитав посланные им главы, они ответили, что нашли в них всего лишь две ошибки. Одна из них — незначительна и состояла в том, что Пегги указала место сражения за Церковь Новых Надежд на пять миль ближе к железной дороге, чем это было на самом деле. А вот другая неточность была довольно существенна: в романе строительство оборонительных сооружений в Атланте заканчивается на шесть недель раньше, чем это известно из достоверных исторических источников.

Напряжение, испытываемое Пегги на финише ее работы, становилось для нее непосильным, и еще до того, как закончился отпуск Джона, она вся покрылась фурункулами, причем болело не только тело, но и кожа головы, и доктору пришлось выстригать участки волос размером с центовую монету вокруг каждого фурункула, чтобы предотвратить распространение инфекции. Тем не менее это не помогло, и в тот момент, когда Лу прислала письмо с просьбой выслать в издательство фотографию автора для отдела рекламы, левая половина лица «автора» оказалась красной и болезненно вспухшей.

Пегги пишет Лу, что время для фото выбрано крайне неудачно, поскольку в данный момент «автор» выглядит так, словно его только что вырвали из рук индейцев, которые успели-таки снять с него скальп. Она пообещала попытаться что-нибудь придумать. Это, однако, означало, что ей придется несколько часов провести в салоне красоты и еще больше часов у «бедного фотографа, который будет пытаться сделать незаметными пятна плеши на голове, распухший нос и впалые щеки».

Вместе с письмом в конверт была вложена небольшая записка, написанная Джоном об авторе и его книге (для аннотации), которая должна быть напечатана на внутренней стороне обложки, а также примечание Пегги, что из аннотации к книге не должно быть вычеркнуто имя Мелани, поскольку «из всех героев книги именно она — главная героиня, хотя боюсь, что я — единственная, кто об этом знает». По предложению профессора Эверетта книга теперь называлась «Другой день», несмотря на то, что название это никому особенно не нравилось. И кроме того, Пегги все никак не могла подобрать подходящую замену имени «Пэнси».

В начале октября Джон вышел на работу, и Пегги окончательно запаниковала. Она продлила первоначальный срок сдачи рукописи с шести до десяти недель, что означало передачу ее «Макмиллану» 15 ноября 1935 года. Все производственные подразделения издательства составили свои графики исходя из этой даты. Но Пегги знала, что и к этому сроку, скорее всего, не сможет подготовить рукопись.

Во-первых, начальная глава, которая была для нее камнем преткновения во все время работы над книгой, все еще представляла для Пегги ужасную проблему. Она знала, что хотела бы изобразить в ней: надвигающуюся войну, известие о помолвке Эшли, подготовку к барбекю. В ней читатель должен познакомиться с Пэнси, близнецами Тарлтонами (которых Пегги задумывала сделать более значительными персонажами, чем они в конечном счете получились), а также с Джералдом О’Хара и семейством Уилксов. Но ей никак не удавалось выбрать верную тональность для этих сцен, и она писала вариант за вариантом, пытаясь подобраться к первой главе с разных сторон.

Подключился Джон и тоже стал давать бесчисленные советы в отношении этой злополучной главы. Пегги все их опробовала, но на бумаге все они оказывались не лучше того, что у нее уже было.

В конце концов, в полном отчаянии Пегги обращается к Лэтему и 30 октября пишет ему, что вместо первой главы получается нечто «дилетантское, неуклюжее и худшее из того, что можно себе представить».

Она так часто обращалась к этой главе и так долго билась над ней, что у нее на этой почве образовался некий психологический комплекс и, как объясняла Пегги, без преувеличения можно сказать, что за последние два года она написала 44 главы, но что в любую минуту, когда она ничего не делала и ничего не читала — она писала первую главу, но что при этом каждый новый вариант неизменно получался хуже предыдущего.

Она просила Лэтема еще раз перечитать злополучную главу и сообщить ей, «в чем же все-таки дело, что с этой главой не так?» Получив это письмо, Лэтем пишет записку Лу Коул:

«Я в самом деле не понимаю, о чем она волнуется. Да, действительно, похоже, что первые две страницы сделаны в несколько замедленном темпе, но уже с середины третьей страницы и дальше читательский интерес не спадает».

И Лэтем тут же незамедлительно пишет ответ самой Пегги:

«Я бросил все и перечитал первую главу, и мне доставляет удовольствие сообщить вам, сколь превосходна она, на мой взгляд. Я думаю, вам следовало бы на время забыть об этой главе: с ней все в полном порядке. С середины третьей страницы и до конца интерес не спадает ни на минуту. Первые две страницы необходимы, чтобы описать место действия и ввести героев.

Мне кажется, вы многое сделали на этих страницах, и я не вижу здесь ничего неловкого или дилетантского. Они, как мне кажется, хорошо написаны и органичны.

Чтение этой главы вновь взволновало меня, вызвав те же чувства, что и книга в целом — восхищение вашим стилем, мастерством в изображении героев, той человечностью, которая преобладает в ней. И я бесконечно рад, что наше издательство получило привилегию опубликовать этот роман. Я знаю, что мы хорошо справимся с этим делом».

Он попросил ее продолжить работу над оставшимися главами и посоветовал не думать пока о первой, как если бы книга начиналась не с этих двух злополучных страниц. Таким образом, Пегги и после его письма была так же расстроена и сбита с толку, как и прежде.

В это же время появилась и другая серьезная проблема. В течение нескольких месяцев книга имела название «Завтра будет другой день», поскольку решили, что предыдущее — «Другой день» — не годится. И вдруг Ален Тейлор, старинный друг Пегги, готовивший для «Атланта Джорнэл» литературное обозрение, узнал, что недавно вышла книга с точно таким же названием, и почти одновременно пришло предупреждение об этом от Лу. Какое-то время Пегги обдумывала разные варианты — «Завтра и завтра», «Всегда есть завтра», «Завтра будет прекрасным», «Завтра утром» — и отсылала их в Нью-Йорк Лу Коул для одобрения.