меня, что мне почти больно. Объятия чувствуются отчаянными. Я догадываюсь, почему у меня в горле образуется комок.
Мы живем в долг. Даже если бы я не уезжала в сентябре, громко тикают другие часы — гораздо более грустные часы — хотя он не знает, что я это знаю, что делает это еще более трудным для восприятия.
Ложь в виде бездействия — это все равно ложь. Импульс, который вызвал у меня желание признаться, как только я увидела его в кресле у моей кровати, растет, бьется, как пойманный колибри в клетке в моей груди.
Я отрываюсь от его рта и смотрю ему в глаза.
— Я должна кое-что сказать, — произношу я, сердце колотится. — Я должна сказать тебе, что я...
— Нет. — Он резко качает головой. — Если мы собираемся сделать это, мы будем придерживаться твоих правил. Никаких вопросов. Никаких условий. Ты была права: только так это сработает.
Я испуганно уставилась на него. — Но Джеймс...
— Пока не наступит сентябрь и ты не уйдешь из моей жизни навсегда, мы будем проводить каждый день так, будто он последний. Без сожаления. Не оглядываясь назад или вперед. Будем жить сегодняшним днем. Ценить каждую минуту. Создавать воспоминания, которые мы оба будем ценить после того, как вернемся к нашей реальной жизни.
Его спокойствие и уверенность поражают. Это человек, который знает, что умирает, и решил прожить ту жизнь, которая ему осталась, на полную. Без жалости к себе. Без страха.
Его мужество трогает меня, как ничто другое за последние годы.
Горячий пар клубится вокруг моего лица, и я надеюсь, что это поможет скрыть слезы, которые собираются в моих глазах. — Ладно, — говорю я, стараясь сохранить ровный голос. — Если это то, чего ты хочешь, то хорошо.
— Это то, чего я хочу. И это тоже.
Он разворачивает меня к распылителю, одной рукой прижимает к своей мокрой груди, затем берет мою руку и тянет ее за собой, между нашими телами, обкручивая вокруг своей эрекции. Он шепчет мне на ухо: — Погладь меня.
Он отпускает свою руку с моей и просовывает ее между моими ногами.
Брызги воды горячие и жгучие на моей чувствительной груди. Когда Джеймс скользит пальцами вперед-назад по моему клитору, лениво потирая, мои соски твердеют и начинают болеть. Он сгибает свой таз в моей руке. Я сжимаю его член, затем скольжу рукой к верхушке и сжимаю там.
Когда я скольжу рукой обратно к основанию, он снова сгибает бедра. Дергая мой набухший клитор, он шипит мне на ухо: — Чувствуешь, как ты меня возбуждаешь? Чувствуешь, какой я твердый для тебя, дорогая?
Так и есть. В моей руке его эрекция ощущается как стальная труба, обернутая шелком. Я издаю несвязный звук и снова глажу по длине его жесткого ствола, останавливаясь на нижней части, чтобы приласкать его яйца. От этого он тяжело втягивает воздух.
Он отбрасывает мою руку, размещает себя возле моего входа и проникает внутрь меня.
Стоная, я позволяю голове упасть на его плечо. Он кусает меня за шею и начинает входить в меня, удерживая меня одной рукой за бедро, а другой сжимая мою грудную клетку. Горячая вода пульсирует на моих сосках, стекает по моему телу к воронке между бедрами.
— Ты такой большой, — шепчу я, наслаждаясь тем, как он растягивает меня с каждым толчком. Люблю то, как он наполняет меня.
В ответ он снимает душевую насадку со стены и направляет горячие, жгучие струи прямо между моими раздвинутыми бедрами.
Когда я стону и корчусь на нем, он продвигает другую руку вверх и сжимает мою грудь. — Представь, что это мой рот, — говорит он гортанным голосом, держа душевую насадку в сантиметрах от моей плоти. — Представь, что я трахаю тебя и одновременно лижу твою киску.
Я издаю звук, которого никогда раньше не издавала, животный звук, низкий и плотский, острый от потребности. Вода течет против моей киски, создавая изысканный вид пыток, пока Джеймс продолжает трахать меня сзади длинными, глубокими движениями.
— Ты бы хотела этого, дорогая? Твердый член, погруженный глубоко в твое влагалище, и влажный рот между твоими ногами, сосущий твой сладкий маленький клитор?
Представив, что он занимается со мной любовью сразу вдвоем, я хнычу, сжимаясь вокруг его члена.
Его голос твердеет. — Тебе нравится эта идея.
— Только если это будешь ты, — говорю я, задыхаясь. — Никто другой, кроме тебя.
Он замедляет движения бедер. Дыша неравномерно возле моего уха, он говорит:
— Ты не хотела бы заняться сексом втроем со мной и еще одним мужчиной?
Мне не надо думать дважды, прежде чем я яростно качаю головой.
Голос Джеймса понижается еще на октаву. — Хорошо. Потому что я бы никогда тобой не поделился.
Я порадовала его своим ответом, но это не было моим намерением. Я просто говорила правду. Впустить другого человека в этот момент — значит удешевить его. Кроме того, никто другой никогда не смог бы сделать для меня то, что делает он.
Ни один другой мужчина не смог бы так легко и полностью разрушить меня.
Он засовывает насадку для душа обратно в держатель, хватает меня за челюсть, заставляет поднять голову и целует с почти устрашающим голодом, его рот непоколебим, когда он берет мой.
Затем он отпускает мою челюсть и начинает ритмично шлепать меня между ног.
Он трахает меня сзади и шлепает по киске, крепко целует меня, пока я не стону ему в рот, отчаянно стремясь высвободиться. Тогда он останавливается и обхватывает мой пульсирующий клитор, его пальцы благоговейно исследуют место, где мы соединены.
Если бы не его рука, обнимающая меня, я бы бездыханно сползла на землю.
Задыхаясь и дрожа, с клубящимся вокруг меня паром, я произношу его имя. Это мольба, и он знает это. На этот раз он готов дать мне то, что мне нужно.
— Как ты хочешь? Членом или ртом?
— Вот так. Когда ты внутри меня. Но мои колени больше не работают.
— Они и не должны.
Он выскальзывает из моего тела и разворачивает меня. Его лицо полно намерения. Его глаза горят. Он приказывает: — Обхвати меня ногами за талию, — и поднимает меня на руки.
Когда он прижимает меня спиной к стене душевой кабины и обхватывает мою задницу обеими руками, я понимаю, что он собирается трахнуть меня стоя.
Он целует меня, его губы горячие