Читать интересную книгу Законный брак - Элизабет Гилберт

Я часто вспоминаю рассказ о том, как мои друзья Джули и Деннис поссорились во время путешествия по Африке вскоре после свадьбы. Из-за чего разразилась ссора, они не могут вспомнить даже сейчас, зато помнят, чем она кончилась. Итак, в один прекрасный день в Найроби Джули и Деннис так разозлились друг на друга, что им пришлось идти по разным сторонам улицы, потому что находиться рядом было просто физически невозможно. Прошагав таким идиотским образом некоторое время, Деннис наконец остановился. Их разделяли четыре полосы кенийского автотранспорта. Деннис раскинул руки и позвал Джули, чтобы та перешла на его сторону. Ей показалось, что этот жест означает примирение, поэтому она и пошла навстречу мужу, уже по пути его простив и надеясь, что сейчас он перед ней извинится. Но стоило ей подойти совсем близко, как Деннис наклонился и тихо произнес: «Знаешь что, Джулз? Иди в задницу!»

В ответ Джули тут же поехала в аэропорт и попыталась продать обратный билет мужа какому-то незнакомому парню.

Правда, закончилось все хорошо. И спустя несколько десятилетий эта история стала просто веселым случаем из тех, что рассказывают на вечеринках. Но она также несет в себе предупреждение: не стоит доводить дело до таких крайностей. Поэтому в ответ я сжала руку Фелипе и сказала:

– Quando casar passa.

Это такая милая бразильская поговорка – «До свадьбы заживет». Мама Фелипе говорила так ему в детстве, когда он падал и обдирал коленки. Маленькая, глупая материнская присказка в утешение. В последнее время мы с Фелипе часто так друг друга утешаем. Ведь в нашем случае это чистая правда: когда мы наконец поженимся, очень многие из наших проблем действительно «заживут».

Фелипе обнял меня и притянул к себе. Я обмякла, прижавшись к его груди. (Точнее, обмякла настолько, насколько это было возможно в скачущем по рытвинам автобусе.)

Ведь в конце концов, Фелипе – хороший человек.

По сути, он хороший.

Был таким и остается.

– И что мы теперь будем делать? – спросил он.

До нашего сегодняшнего разговора инстинкт гнал меня с одного места на другое. Я надеялась, что свежие впечатления отвлекут нас от юридических проблем. В прошлом эта стратегия всегда оказывалась эффективной. Темп путешествия обычно успокаивал меня, как капризного младенца, который засыпает только в движущемся автомобиле. И мне почему-то всегда казалось, что и Фелипе устроен по тому же образцу, поскольку я не встречала более опытного путешественника, чем он. Однако роль перекати-поле его, похоже, не устраивала. И причиной тому было прежде всего то, о чем я часто забываю, – что он на семнадцать лет старше меня. Неудивительно, что перспектива путешествий с маленьким рюкзачком за спиной, в котором только одна смена одежды, и ночевок в гостиницах за восемнадцать долларов возбуждала его куда меньше, чем меня. Было совершенно очевидно, что мой суженый устал от всего этого. К тому же он уже успел повидать мир. Он побывал везде, где только можно, и колесил по Азии в поездах третьего класса, еще когда я училась в начальной школе. Так с какой стати я заставляю его делать это снова?

Мало того, последние несколько месяцев заставили меня обратить внимание на очень важное несоответствие между нами, которого я раньше не замечала. Хотя мы оба всю жизнь путешествуем, делаем это совершенно по-разному. Я постепенно пришла к выводу, что Фелипе – одновременно лучший и худший путешественник на свете. Он терпеть не может чужие ванные, грязные забегаловки, неудобные поезда, гостиничные кровати – а ведь всё это, как-никак, сопряжено с самим определением путешествия. Если бы у него был выбор, он нашел бы успокоение в знакомой и скучной повседневной рутине. Все это наводит на мысль, что он вообще не годится для путешествий. Но это не так, потому что вдобавок ко всему Фелипе обладает одним даром (суперспособностью, секретным оружием), который ставит его совершенно вне конкуренции: он способен создать знакомую среду и найти успокоение в скучной повседневной рутине в любом месте, если только позволить ему там задержаться. Примерно за три дня он может «осесть» в любой точке земного шара – и остаться в этой точке хоть на десять лет, ни разу не пожаловавшись. Вот почему Фелипе жил по всему миру. Не просто ездил, а жил. За годы он стал своим во многих странах – от ЮАР до Европы, от Ближнего Востока до Южно-Тихоокеанского региона. Он приезжает в новое место, решает, что ему там нравится, переезжает туда, учит язык и моментально становится одним из местных. К примеру, в Ноксвилле у Фелипе меньше чем за неделю пребывания появилось свое любимое кафе для завтраков, любимый бармен и любимый ресторанчик, куда он ходил обедать. («Дорогая! – сказал он мне как-то, вернувшись в диком восторге после прогулки по центру Ноксвилла в одиночестве. – Ты знала, что у вас тут есть совершенно замечательный и совсем недорогой рыбный ресторанчик, „Джон Лонг Слайверс"?») Он бы с радостью остался в Ноксвилле навсегда, если бы я захотела. Идея поселиться в том гостиничном номере на долгие годы совсем его не пугала. Главное, чтобы не надо было переезжать в другое место.

Тут я не могу не вспомнить историю из детства Фелипе, которую он мне как-то рассказал. Когда он был маленьким и жил в Бразилии, то иногда, испугавшись кошмара или воображаемого чудовища, просыпался ночью, бежал по комнате и забирался в кровать к своей чудесной сестре Лили. Лили была на десять лет старше его и потому являлась для него воплощением человеческой мудрости и лучшим охранником. Он стучал ей пальчиком по плечу и шептал: «Me da um cantinho» – «Освободи мне уголок». Сонная Лили, ни разу не возмутившись, двигалась и освобождала для Фелипе теплый уголок в кровати. Ведь он просил так мало – всего лишь один маленький теплый уголок. И все годы, что я его знала, он никогда не претендовал на большее, чем этот уголок.

А вот я не такая.

В то время как Фелипе может найти уголок в любой точке Земли и остаться там навсегда, я так не могу. Меня всё время что-то гонит. И эта потребность в движении делает меня куда лучшим путешественником, чем он. Моему любопытству нет конца, и я почти бесконечно готова терпеть всяческие неудобства, неудачи, мелкие катастрофы. Я могу поехать куда угодно – это не проблема. Проблема в том, что жить я не могу почти нигде. Я поняла это всего несколько недель назад, в Северном Лаосе, когда в одно чудесное утро в Луангпхабанге Фелипе проснулся и сказал:

– Дорогая, а давай здесь останемся.

– Конечно, – ответила я. – Останемся еще на пару дней, если хочешь.

– Да нет, я имею в виду – давай переедем! Забудем об этом эмиграционном процессе. Слишком много мороки! А Луангпхабанг – такой замечательный город. Мне нравится его атмосфера. Как в Бразилии тридцать лет назад. Откроем тут маленький отель или магазин, это будет несложно и недорого, снимем квартиру, совьем гнездышко…

В ответ на эти слова я побледнела.

А ведь он говорил серьезно. Он бы так и сделал. Взял и переехал бы в Северный Лаос на неопределенный срок, построил бы там новую жизнь. Но я так не могу. Фелипе предложил мне такой тип путешествий, который я не могла принять безоговорочно, – это уже не путешествия даже, а готовность быть проглоченным незнакомым местом навеки. Мне эта идея не нравилась. И тут я впервые поняла, что все мои прежние путешествия были куда более дилетантскими, чем я представляла. Мне нравилось откусывать от мира по кусочку, но, когда доходило до того, чтобы остаться – остаться всерьез, – я хотела жить только дома, в своей стране, говорить на своем языке, быть рядом с семьей, в компании людей, которые верят во все то же самое, что и я, и думают так же. По сути, я была ограничена одним маленьким регионом планеты Земля – южная часть штата Нью-Йорк плюс сельские районы Нью-Джерси, северо-западный Коннектикут да пара кусочков Восточной Пенсильвании. Довольно узкий ареал для птички, которая зовет себя перелетной. А вот моя «летающая рыба», Фелипе, напротив, не был скован такими «домашними» ограничениями. Дай ему ведро воды – и он был бы счастлив в любой точке мира.

Разобравшись в этих различиях, я стала лучше понимать причины недавней раздражительности Фелипе. Ведь все его неприятности – неопределенность, унижения, связанные с процессом эмиграции в Штаты, – все это было из-за меня. Вместо того чтобы зажить новой и гораздо более беспроблемной жизнью в небольшой съемной квартирке в Луангпхабанге, ему приходилось терпеть вмешательство в свою личную жизнь со стороны государства. Мало того, он еще и мирился с постоянными переездами с места на место – а ведь ему совсем не нравится такой образ жизни – лишь потому, что чувствовал: я этого хочу. Так зачем я подвергаю его этим мучениям? Почему не даю ему отдохнуть – нигде?

И я решила изменить наш план.

– Давай просто поедем куда-нибудь на несколько месяцев и поселимся там, пока тебя не вызовут в Австралию на собеседование в иммиграционный центр, – предложила я. – Просто поехали в Бангкок.