– Извини.
Натан высморкался.
– Я даже не знаю фамилии Ричарда.
– Знаешь. Локхед, – сказала я.
Натан поднялся и подошел к узкому окну с видом на унылую красную кирпичную террасу дома напротив. Он казался слишком огромным для убогих размеров комнатушки.
– Что будем делать?
Минти нетерпеливо проговорила:
– Для начала я бы хотела закончить одеваться – и тебе тоже не помешает, Натан. Иначе опоздаем.
Она треснула дверью спальни, и Натан повернулся ко мне.
– Не уходи пока.
Когда Минти появилась из спальни в кожаной юбке и фиолетовом топике, сквозь который просвечивали соски, мы все еще были увлечены разговором. Натан предлагал лететь в Таиланд и притащить Поппи домой. Он сокрушенно произнес:
– Как она могла так с нами поступить?
Положив руку на бедро, Минти слушала.
– Поверить не могу, что ты несешь такой бред. Позволь напомнить тебе, что Поппи теперь замужняя женщина. Ты выставишь себя идиотом, если попрешься туда!
Я украдкой покосилась на Натана. Он отреагировал более сдержанно, чем я ожидала, и это меня встревожило. Ему было больно, он был горько обижен тем, что Поппи забыла о нас в столь важный момент.
Минти рубила дальше. Она не знала о том, что в секретере в кабинете Натана хранилась значительная сумма на свадьбу, которую он планировал отдать Поппи.
– Разве вы не должны чувствовать облегчение оттого, что Поппи в безопасности, что ей хорошо, что она счастлива? У нее же не проказа или что-то вроде того. – Минти выпятила губки. – Сам подумай, Натан, ты же повел себя неожиданно – так почему бы Поппи не сделать тоже самое? Может, ей кажется, что она платит тебе той же монетой.
Это разозлило Натана настолько, что он вышел из печального ступора. Ледяным голосом он произнес:
– Хватит. Я тебя понял. Я вскочила и взяла сумку.
– Я ухожу. Если захочешь поговорить о Поппи, ты знаешь, где меня найти.
– Роуз, давай обсудим это завтра, когда я все обдумаю. – Натан снова переключил внимание на меня. Как ни странно, он гораздо лучше контролировал себя, когда злился, чем когда расстраивался; думаю, именно поэтому он позволял себе злиться довольно часто, и те, кто его плохо знали, считали его не таким уж милым человеком. Это было необычное, интересное качество, и я к нему привыкла. А Минти – нет. Она развернулась и вышла из комнаты, хлопнув дверью.
Я сидела в машине пять или десять минут, пытаясь собраться с мыслями. Как это похоже на Поппи: отплатить нам с Натаном той же монетой. А может, наш разрыв настолько потряс ее, что она стала искать стабильности в другом месте? Боже мой, она даже не понимала, что делает.
Я вставила ключ в зажигание, и тут открылась дверь квартиры Минти. Натан с Минти быстро пошли к машине, горячо переговариваясь. Минти запахивала коротенький красный жакет и хмурилась. Натан, в темном костюме и голубом шелковом галстуке, был чернее тучи. Он сел в машину, захлопнул дверцу и, даже не подождав, пока сядет Минти, завел мотор.
В Таиланд и из Таиланда посыпались отчаянные письма. «Из-за чего сыр-бор? – писала Поппи. – Почему вы не можете порадоваться за меня? Что за игру затеял папа? Мы едем в глубь страны на медовый месяц и в середине июля возвращаемся в Англию. До тех пор связаться со мной будет нельзя».
Пришлось смириться.
Пока Ианта лежала в больнице, ей пришлось отстаивать очередь почти в каждое отделение, но, будучи в этом деле большим мастером, она справилась с обычной стойкостью. Когда я поехала ее забирать, она приютилась на стуле в глубине палаты и наблюдала за рыбками в аквариуме, которых, видимо, подбирали по их унылому виду. На столике лежали древние растерзанные журналы. Резиновые подошвы туфель медсестер скрипели о линолеум; где-то беспрерывно звонил телефон.
– Вот ты и пришла, Роуз.
Я села рядом, и мы обсудили ее самочувствие. Потом я выпалила:
– Мама, лучше уж я тебе скажу. У Поппи новости.
– Моя милая девочка. Как у нее дела?
– Эта милая девочка сбежала и вышла замуж на пляже в Таиланде. За Ричарда Локхеда.
– О. – Ианта потеребила жемчужную пуговку на манжете. – Как печально. И никого из нас не позвала. – Мама по-прежнему теребила пуговицу. – Значит ли это… она беременна?
– Насколько мне известно, нет. Нет, не думаю, что женщины из поколения Поппи выходят замуж, поскольку беременны. Я слегка в шоке, – горячо проговорила я, – но намерена делать вид, будто обрадована. Устроим для них вечеринку, когда приедут домой. – Я подняла ее чемодан. – Когда доктор назначил прием?
– Через пару недель, когда будут готовы окончательные результаты анализов. Давай не будем об этом думать.
Она проявила такое нежелание обсуждать эту тему, что я не стала допытываться. На Пэнк-херст-Парейд мы возвращались по улицам, где машин летом становилось меньше и меньше. Время от времени я смотрела на маму. У нее был хороший цвет лица, губы как всегда ярко накрашены, и я могла испытывать лишь гордость за свою храбрую мать, которая научилась справляться с одиночеством и нехваткой денег.
Новости от Поппи разворошили старые воспоминания.
– Когда твой отец сделал мне предложение, он повел меня вдоль ручья к прудику с форелью. Цвели нарциссы, на деревьях висели сережки, вокруг было так красиво и спокойно, но я думала лишь о том, что волосы у меня от сырости начнут виться. Моросил легкий дождик. У меня не было времени переодеться, и я боялась, что от меня пахнет… нy… потом, потому что мне пришлось бежать за автобусом. – Мама улыбнулась. – Он казался таким милым и серьезным в твидовом пиджаке, а я была в отчаянии, потому что выглядела не лучшим образом. Мне хотелось, чтобы все было идеально.
– Ты выглядела идеально на свадьбе, – напомнила я. – На фотографиях ты вышла прелестно.
– Тогда тоже шел дождь, можешь себе представить?
– Жаль, что папа так рано умер, – заплакала я. – Жаль, что тебе пришлось так много страдать.
– В страданиях нет ничего особенного, Роуз. Это так же естественно, как рост волос. Надо просто научиться справляться и жить дальше.
В доме номер четырнадцать было как в бане; я открыла все окна, а Ианта приготовила чай.
– Представь, одна медсестра называла чай «Мистер Утешитель».
Я помогла ей распаковать вещи. Я давно не заходила в спальню Ианты. На прикроватном столике, на самом видном месте, стояла фотография: мы втроем у коттеджа «Медларз», мне восемь лет. На туалетном столике – баночка крема для лица, тюбик бесцветного лака для ногтей, щетка с серебряной ручкой, такая старая, что половина щетины повылезла. В шкафу аккуратно стояли шесть пар туфель, на вешалках висело зимнее пальто из ломаной саржи и платья. Ианта наблюдала, как я осматриваю ее вещи.