Читать интересную книгу Империя: чем современный мир обязан Британии - Ниал Фергюсон

Идея состояла в том, чтобы привлечь прилежных студентов (желательно Оксфорда или Кембриджа) к управлению империей сразу после первой ступени обучения. Их год или два натаскивали бы в правоведении, языках, индийской истории и верховой езде. Заметим, что ИГС виделась малопривлекательной crème de la crème[96] Оксфорда и Кембриджа — лучшим студентам. Индию, как правило, выбирали те, кто не мог рассчитывать на особенный успех на родине: умные молодые сыновья провинциальных профессионалов, которые желали попытать счастья ради престижной работы за границей — такие, как девонширец Эван Макхоноки. Его двоюродный дед и старший брат служили в ИГС, и именно их письма домой убедили его, что “путь к счастью ведет на Восток”. В 1887 году, после двух лет зубрежки, Макхоноки сдал экзамен ИГС, но отправился в Бенгалию лишь после нескольких лет в Оксфорде, где он изучал индийскую историю, право и языки и сдал по ним экзамены. Но это был еще не финал забега, поскольку первые несколько месяцев в Индии Макхоноки провел, готовясь к еще большему количеству экзаменов. После предварительного теста по хиндустани имя мирового судьи третьего класса Макхоноки было официально опубликовано в газете. К несчастью, он провалился на первых ведомственных экзаменах по гуджарати, индийскому праву, финансовому праву и бухгалтерскому учету (потому что голова была “полна намного более интересными делами — моими первыми лошадьми, щенком фокстерьера [и] упражнениями в стрельбе по перепелам “), но он преуспел при второй попытке.

Макхоноки нашел жизнь мирового судьи (теперь второго класса), а затем и окружного коллектора, удивительно приятной:

Если не было какой-либо особой работы, то раннее утро проходило в конных тренировках, установке тента и т.п., в саду или с камерой. Дневная работа продолжалась с одиннадцати до пяти. После работы, до обеда, — игра в теннис и болтовня на веранде у коллектора… Представьте себе молодого ассистента, восседающего на лошади свежим утром в ноябре, после хорошего муссона… У него почти нет забот, у него на сердце легко, а вокруг виды такие, что только унылая душа может не откликнуться на них. Между деревнями, которые нужно объехать, недолгая охота — если позволит время… Много подсказок относительно того, что думает сельский житель, получены из разговоров между объездами или за наблюдением за тем, как кто-то плывет по тихому пруду.

Но у жизни чиновника-экспата была другая сторона. Была скука от выслушивания жалоб на ставку налога, когда “днем, в жаркую погоду, после долгого утреннего обхода (в лагере) и плотного завтрака, попытки не заснуть, пока записываешь показания или слушаешь, как местные зачитывают бумаги, причиняли почти физическую боль”. Кроме того, было одиночество единственного на сотни миль окрест белого человека:

Когда я только начинал, никто из моих сотрудников (лишь немногие из мамлатдаров, и больше никто в талуках[97]) не говорил на английском, и я редко встречал другого окружного чиновника. В течение семи месяцев я очень редко говорил на английском и был предоставлен исключительно самому себе.

Тяжелее всего была ответственность за управление буквально миллионами людей, особенно во время таких кризисов, как чума, которая посетила Бомбей в 1896 году или голод, разразившийся в 1900 году. Макхоноки позднее вспоминал, что тогда подошли к концу “счастливые безответственные дни. В последующие годы они были редко свободны от беспокойств, которые приносят чума и голод”[98]. Наконец в 1897 году наступила передышка: пост в Симле в качестве заместителя главы Департамента государственных сборов и сельского хозяйства. Именно там он смог оценить, что “вы были не маленьким человеком… а частью великой машины, работе которой вы имели честь помогать”.

Макхоноки не сомневался в том, что поведение окружного чиновника в глазах его подопечных должно быть безупречным: “У райота посещение саиба или случайная встреча с ним вызывает сильное волнение… Об этом будут говорить много дней у деревенских очагов и помнить об этом много лет. Белый будет оценен проницательно и искренне. Так следите за своими манерами и привычками!”

Все же между строками его мемуаров можно увидеть действительность. Макхоноки и другие окружные чиновники зависели от большого числа бюрократов, стоявших ниже на административной лестнице. Они были не связаны договором государственной службы, набирались из индийцев, но именно они несли ответственность за повседневное управление талуками и тахсилами каждого округа. Четыре тысячи индийцев, не связанных договором, состояли на службе в 1868 году, а ниже их была настоящая армия мелких государственных служащих: телеграфисты и билетеры, многие из которых были индийцами. В 1867 году в общественном секторе начитывалось приблизительно тринадцать тысяч рабочих мест, с платой в 75 или больше рупий в месяц, из которых приблизительно половина была занята индийцами. Без помощи этих гражданских служащих “рожденные небом” были бессильны. Такова умалчиваемая правда о Британской Индии, и поэтому Индия, как выразился Макхоноки, не была похожа “на завоеванную страну”. Индийских правителей заменили британцы. Большинство же индийцев преуспевало: значительной их части британское владычество давало возможность сделать карьеру.

* * *

Ключом к появлению проанглийски настроенной местной элиты было образование. Хотя сами британцы сначала сомневались, следует ли давать туземцам западное образование, многие индийцы (особенно бенгальцы из высшей касты) быстро оценили выгоду от знания языка и понимания культуры новых господ. Уже в 1817 году преуспевающими бенгальцами, стремящимися к западному образованию, в Калькутте был основан Индийский колледж. Он стал первым из множества заведений, в которых изучали европейскую историю, литературу и естественные науки. Как мы уже видели, и сторонники модернизации, и проповедники христианства в Индии ухватились за идею предоставить индийцам доступ к западному образованию. В 1835 году великий историк-либерал и индийский администратор Томас Бабингтон Маколей — сын аболициониста Захарии Маколея — объяснял, чего можно таким образом достичь, в своих “Замечаниях об образовании”:

Нам, учитывая ограниченные средства, не стоит пытаться образовать всю массу народа. Мы должны в настоящее время приложить все усилия, чтобы сформировать класс, который может быть переводчиком между нами и миллионами, которыми мы управляем, класс индийцев по крови и цвету кожи, но англичан по вкусу, суждениям, этике и интеллекту.

К 1838 году действовали сорок школ с английской программой, находившихся под контролем Генерального комитета народного образования. К 70-м годам план Маколея был в значительной степени осуществлен. Шесть тысяч индийцев получали высшее образование, не менее двухсот тысяч учились в англоязычных школах “высшего порядка”. В Калькутте быстро развивалось издательское дело. Ежегодно на английском языке печаталось до тысячи литературных произведений и научных трудов.

Среди бенефициаров распространяющегося англоязычного образования был честолюбивый молодой бенгалец Джанакинат Бос. Получив образование в Калькутте, Бос в 1885 году стал адвокатом в городе Каттак, а после возглавил муниципалитет. В 1905 году он стал стряпчим в суде и главным прокурором, а семь лет спустя достиг вершины карьеры, будучи назначенным в Законодательный совет Бенгалии. Успехи Боса позволили ему купить просторный особняк в фешенебельном районе Калькутты. Он также получил титул радж-бахадур — индийский эквивалент рыцарского. Двое из трех братьев Боса также поступили на правительственную службу, один из них служил в имперском секретариате в Симле.

Представители этой новой элиты встречались даже среди верхушки ИГС. В 1863 году Сатьендранат Тагор стал первым индийцем, сдавшим экзамен (который был всегда открыт для претендентов независимо от цвета кожи, как и обещала королева Виктория), а в 1871 году еще трех “туземцев” допустили в ряды “рожденных небом”.

Бос был из тех людей, от которых англичане действительно зависели. Без их способности претворять приказы ИГС в жизнь управлять Индией просто не получилось бы. Управление империей было возможно только при сотрудничестве с ключевыми группами управляемых. Это было сравнительно легко сделать в Канаде, Австралии и Новой Зеландии, где туземное население почти исчезло. Гораздо труднее оказалось сохранить лояльность и белых, и местных элит там, где белые были в меньшинстве, как в Индии: там британцы составляли максимум 0,05% населения.[99]

Администраторы, приехавшие в Индию из Лондона, не видели иного выхода, кроме кооптации туземной элиты. Но именно этого британцы, которые давно жили в Индии, и не желали. Они предпочли подавлять туземцев: принуждать их в случае необходимости, но не допускать в свои ряды. Это было дилеммой викторианской эпохи, и от нее зависела не только Индия, но и вся Британская империя.