Читать интересную книгу Раскаты грома - Уилбур Смит

Гарри распрямился. Лицо его побледнело.

– Он меня послушается. Он мой сын.

– Твой сын!

– Энн, пожалуйста.

– Твой сын. Вот это да! Он не твой сын. Он сын Шона.

– Энн.

Он пытался остановить ее.

– Откуда у тебя может быть сын?

Этого он не вынес и пошел к двери, но голос жены преследовал его, язвя в два самых больных места: искалеченность и импотенцию.

Он добрался до кабинета, захлопнул дверь и закрыл ее на ключ.

Быстро прошел к массивному шкафу за письменным столом.

Налил полстакана и залпом осушил. Потом опустился в кресло, закрыл глаза и потянулся за стоящей за ним бутылкой. Снова осторожно налил и закрыл бутылку пробкой. Эту порцию он пил неторопливо, растянув не меньше чем на час. Он научился продлевать и поддерживать теплое сияние.

Он расстегнул и снял китель, встал, повесил его на спинку стула, снова сел, отхлебнул из стакана, придвинул поближе стопку исписанных листков и на верхнем прочел:

«Коленсо. Отчет о Натальской кампании генерала Буллера. Полковник Кортни, кавалер Креста Виктории и ордена «За выдающиеся заслуги».

Гарри отложил первую страницу и взялся за следующие. Прочитав это много раз, он и сам уверовал в то, что это правда. Хорошо написано. Он знает, что хорошо. Знают и в издательстве Уильяма Хайнеманна в Лондоне, куда он отправил черновик первых двух глав. Там хотят как можно быстрее напечатать всю книгу.

Все утро он проработал, не торопясь и чувствуя себя счастливым. В полдень старый Джозеф принес ему в кабинет еду. Холодные цыплята и салат на фарфоре, бутылка белого капского вина в белоснежной салфетке. За едой он продолжал трудиться.

Вечером, переработав последний абзац последней страницы, он отложил перо и улыбнулся.

– А теперь пойду взгляну на моего красавца, – сказал он вслух и надел китель.

Ферма Тёнис-крааля стоит на возвышении у самого подножия откоса – большой дом с выбеленными стенами и голландской крышей. Перед ним засеянные травой террасы чередуются с клумбами азалий и синих рододендронов; с одной стороны загоны для лошадей: два больших загона – один для чистокровных кобыл, другой для годовалых жеребят. Здесь Гарри остановился у ограды и посмотрел, как жеребята тычутся в вымя матерей.

Хромая, он двинулся вдоль забора к небольшой выгородке, обнесенной девятифутовой изгородью, завешанной брезентом на столбах. Там содержали его скакового жеребца.

Цыган ждал его, кивая головой, похожей на змеиную, грива сверкала золотом в лучах заходящего солнца; он прядал ушами и нетерпеливо приплясывал.

– Эй, мальчик. Эй, Цыган, – позвал Гарри, и жеребец просунул голову между столбами и мягкими губами тронул рукав Гарри.

– Сахар, вот чего ты ждешь.

Гарри усмехнулся, протянул руку, и жеребец осторожно взял кусочек сахара.

– Сахар, мой дорогой, – прошептал Гарри, испытывая почти чувственное наслаждение от прикосновения лошадиной морды к коже, и Цыган наклонил голову, прислушиваясь к его голосу.

– Это все. Ты все съел.

Жеребец толкнулся ему в грудь, и Гарри вытер руки о его шею, лаская мягкую гладкую кожу.

– Все, мой дорогой. А теперь побегай для меня. Дай посмотреть, как ты бежишь. – Он отступил и громко хлопнул в ладоши. – Беги, мой дорогой, беги!

Жеребец втянул голову между столбами, заржал и встал на дыбы, молотя передними ногами воздух. На его животе и разбухшей мошонке отчетливо выделялись вены.

Быстрый, плодовитый, сильный, он развернулся на задних ногах.

– Беги! – крикнул Гарри. Жеребец галопом поскакал по тропе, пробитой его копытами, и обогнул весь загон, разбрасывая комья грязи. Свет плясал на его коже и могучих мышцах под ней.

– Беги!

Снова прислонившись к ограде, Гарри смотрел на него с выражением отчаянного желания. Когда на плечах жеребца появились пятна пота, он остановился, и Гаррик крикнул в сторону конюшни:

– Зама, веди!

На длинных поводьях два конюха повели к загону кровную кобылу. Ноздри Цыгана превратились в розовые ямы, он закатил глаза, так что показались белки.

– Подожди, мой дорогой, – прошептал возбужденным, напряженным голосом Гарри.

Глава 49

Майкл Кортни спешился среди камней в самом высоком месте откоса. Несколько недель он боролся с желанием вернуться сюда. Но почему-то это казалось ему предательством по отношению к обоим родителям.

Далеко внизу и позади крошечным пятном виднелся Тёнис-крааль. Перед ним изгиб железной дороги направлялся к разбросанным зданиям Ледибурга.

Но Майкл туда не смотрел. Он стоял за своей кобылой и смотрел на голые холмы, на гигантский ковер деревьев, покрывающий их с севера.

Акация так выросла, что дороги между квадратами исчезли. Темно-зеленый покров поднимался и опускался, как застывшие морские волны.

Он никогда еще не подходил к Лайон-Копу так близко. Для него это запретное место вроде заколдованного леса в волшебной сказке. Он достал из седельной сумки бинокль и принялся разглядывать ферму, пока не остановился на доме. Новая золотая крыша возвышалась над акациями.

«Там бабушка. Я могу поехать туда повидаться с ней, в этом нет ничего такого. Его там нет. Он на войне». Майкл медленно уложил бинокль в сумку. Он знал, что не поедет в Лайон-Коп. Мешает обещание, данное матери. Как и многие другие данные ей обещания.

С тупой покорностью он вспомнил спор сегодня за завтраком; он знал, что родители опять победили. Он не может оставить их – без него они зачахнут.

Он не может последовать за ним на войну.

Майкл иронически улыбнулся, вспоминая свои фантазии. Как сражается рядом с ним, как по вечерам разговаривает у лагерного костра, как заслоняет его собой от вражеского штыка.

В последние рождественские каникулы Майкл часами смотрел с этого места на Лайон-Коп, надеясь хоть на мгновение увидеть Шона Кортни. Он виновато вспоминал глубокую радость, которую ощущал, когда в поле зрения его бинокля оказывалась высокая фигура, шагающая между рядами саженцев акации.

Но сейчас его нет. И если поехать повидаться с бабушкой, это не будет нарушением верности. Майкл сел верхом и глубоко задумался. Наконец он вздохнул, развернул лошадь к Тёнис-краалю и поехал прочь от Лайон-Копа.

«Я не должен сюда возвращаться, – решительно думал он, – никогда, особенно когда он вернется».

Глава 50

Они устали, устали до мозга костей. Ян Паулюс Леруа смотрел, как медленно спешиваются, садятся верхом и стреноживают лошадей его бюргеры. Они устали за три года боев и бегства, устали сознавать неизбежность поражения, устали горевать по погибшим и по своим детям и женщинам в концентрационных лагерях.

Устали видеть сожженные дома и разбросанные кости своего скота.

Возможно, все кончено, подумал он и снял с головы старую помятую шляпу. Может, стоит признать поражение и сдаться. Он вытер лицо шарфом и испачкал ткань своим потом и пылью этой сухой земли. Он спрятал шарф в карман и оглядел почерневшие от огня развалины фермы на холме над рекой.

Огонь затронул и эвкалипты – листва на них пожелтела и умерла.

– Нет, – громко сказал он. – Еще не кончено, еще осталась последняя попытка.

И он пошел к ближайшей группе своих людей.

– Ja, Хенни. Как дела? – спросил он.

– Неплохо, уум Пол.

Мальчишка отощал, но они все похудели. Хенни расстелил на траве одеяло и лег.

– Ладно, – кивнул Ян Паулюс и сел рядом с ним. Взял трубку и пососал. Из пустой чашечки все еще пахнет табаком.

– Кури, уум Пол.

Один из бюргеров сел и протянул ему кисет из шкуры антилопы.

– Nee, dankie. – Он отвернулся от кисета, подавив искушение. – Побереги для себя. Закуришь, когда переправимся через Ваал.

– Или когда въедем в Кейптаун, – пошутил Хенни, и Ян Паулюс улыбнулся.

Кейптаун в тысяче миль к югу, но именно туда они направляются.

– Да, побереги до Кейптауна, – согласился он и горько улыбнулся. Пули и болезни оставили ему шестьсот измученных человек на полумертвых лошадях, и с ними он должен захватить провинцию размером с Францию. Но это последняя попытка. Он снова заговорил:

– Янни Сматс с большим отрядом уже в Капе. Преториус пересек реку Оранжевую, Де ла Рей и Девет последуют за ним, а Зайтсманн ждет соединения с нами на реке Ваал. На этот раз бюргеры Капа тоже поднимутся. На этот раз…

Он говорил медленно, наклонившись вперед и упираясь локтями в колени, – огромный тощий человек с неухоженной рыжей бородой, посеревшей от пыли и грязи и желтовато-серой у рта. Манжеты рубашки испачканы гноем из язв на запястьях. Подходили люди из остальных групп, садились вокруг, чтобы послушать его и подбодриться.

– Хенни, принеси из седельной сумки мою Библию. Почитаем из Писания.

Солнце уже садилось, когда он закрыл книгу и осмотрелся. Час, проведенный в молитве, возможно, лучше было бы потратить на отдых, но, посмотрев на их лица, он понял, что время потрачено не зря.

– А теперь ложитесь спать, керелы. Выедем рано на рассвете.