– Завидую, я тебе, батоно – наследника растишь.
Гурам расплылся до ушей:
– Не слушается поганец, гоняет по коврам. Пойду, прижучу. Но сначала давай допьем. Нехорошо в бокалах такое вино оставлять. В Саперави солнце нашей Кахетии. – Гурам Давидович поднял бокал и чокнулся с телохранителем: – За фраеров с честным геном, и за тебя. Сегодня ты, брат, хорошо сделал свою работу.
– Спасибо, батоно.
Мужчины выпили под грохот и дрожание стен. Хозяин влил себе в рот последние капли Саперави и отправился воспитывать сына. Вскоре грохот стал медленно удаляться. Гиви сделал вывод – Реваз усадил папу в свой квадрацикл, и они теперь по коврам дворца раскатывают вместе. Дождавшись, когда шум стихнет, позвонил жене.
– Нино, это опять я. Могу тебя обрадовать, одной ногой уже в машине – готовь ужин.
– Ой, как хорошо. А то я настроилась весь вечер просидеть одна.
Любящий супруг запер кабинет и вышел к стоянке. В парке Гурама Давидовича Злобия пели соловьи. Гиви посмотрел на небо, усыпанное звездами, и полной грудью вдохнул свежий вечерний воздух. Еще один трудовой день телохранителя закончился успешно. Во всяком случае, тело, которое ему доверено охранять, сегодня его работой осталось довольно.
* * *
В квартире Бородиных пахло пирогами. Мария Николаевна в рабочем фартуке то и дело заглядывала в духовку, дожидаясь того единственного мига, когда золотистая корочка сообщит ей о готовности кулебяки. После этого каждая лишняя минута способна уничтожить труд хозяйки и извести прекрасные продукты, задействованные в выпечке. Клава стругала овощи для салата и разделывала селедку. Пирогов хозяйка ей не доверяла.
Для профессора и его сына тема пира возникла за завтраком и стала полной неожиданностью. Сама профессорша с момента пробуждения вела себя странно – с мужчинами почти не разговаривала, бросала то на мужа, то на сына загадочные взгляды, а в разгар завтрака заявила – «вечер попрошу не занимать». В другой раз и Арсений и Александр Ильич могли устроить забастовку. Но предложение хозяйки дома прозвучало столь неожиданно и ультимативно, что спорить оба не решились. Отец и сын начали мучительно вспоминать, не упустили ли они какой святой даты из семейного календаря. Но так и не вспомнили. Родилась Мария Николаевна в декабре, день Ангела отмечала в марте, а до очередного юбилея свадьбы родителей оставалось не меньше двух лет. Но гадали мужчины зря. Повод, по которому они понадобились профессорше после работы, оказался для них совершенно удивительным – Мария Николаевна пригласила в гости Катерину Суркову и обязала сына оказывать сотруднице мужа всяческое внимание. Спровадив «мальчика» в банк, Александру Ильичу объяснила:
– Катя приличная девушка из хорошей семьи. Я хочу их с Арсиком познакомить. Хватит ей сохнуть по тебе, а ему менять девок.
Закончив с пирогами, Мария Николаевна строго посмотрела на домработницу:
– Милочка, чего ты копаешься? Небось, когда ждешь своего Гришку, трудишься проворнее.
– Я и так стараюсь, Мария Николаевна.
– Плохо стараешься. Иди лучше пылесось квартиру, – приказала хозяйка и сама взялась за салаты.
К семи часам вечера стол был накрыт и торжественно сервирован. Мария Николаевна не только справилась с готовкой, но еще и успела в парикмахерскую. И теперь, в нарядной блузке, с жемчугами на шее, сама выглядела невестой на выданье – если уж и не как девушка, то уж точно как соломенная вдова. Еще раз окинув хозяйским оком посуду и закуски, посмотрела на часы и уселась в кресло.
«… двенадцать человек спасти не удалось… угодил в пролет моста. …три грузовика и семь легковушек затонули. …пьяного капитана. …возбуждено… У вас во рту размножаются бактерии… берегите себя»
Заслышав шум в прихожей, Мария Николаевна выключила телевизор и поспешила выяснять, кто пришел первым. Александр Ильич топтался у вешалки, стараясь отыскать для Катерины тапки. Профессорша запротестовала:
– Милочка, женщине подобает оставаться в туфлях – шлепанцы нас уродуют. А у тебя, детка, красивые ножки.
Смущенная Суркова пыталась возражать, но с профессоршей не поспоришь, и девушка сдалась.
– Ой, как у вас красиво!
– Мойте руки, и пока Арса нет, Саша покажет тебе квартиру.
– Помилуй, Маша, что я ей должен показывать? Туалет и спальни?
– Ладно, это я сделаю сама, а пока пусть Катя моет руки первой.
Профессор облегченно вздохнул и спрятался в свой кабинет. Заведя гостью в ванную, Мария Николаевна указала ей на полотенце, дождалась, пока та им воспользуется, и повела по квартире:
– Мужчины ничего не понимают. Нам, женщинам, всегда интересно, как живут другие.
– У вас роскошная квартира, – искренне восхитилась Суркова.
– Это все Арсик, мой сын. Он у меня банкир и любит жить на широкую ногу. Вот и нас с мужем заставил. Если честно, то мне тут не очень весело. Я же тебе говорила – основное время общаюсь с телевизором или плитой.
Арсений опоздал на пятнадцать минут, что с ним случалось крайне редко. Мария Николаевна заподозрила – сын таким образом выразил ей свой протест. Но смолчала и представила ему Суркову. Арсений поцеловал девушке руку и заметно повеселел. Что Мария Николаевна незамедлительно и отметила. За стол она усадила Катю рядом с сыном, и внимательно следила, чтобы он ухаживал за девушкой.
– Маша, а почему молчит телевизор? – Спросил профессор, хотя сам на экран никогда не смотрел.
Мария Николаевна взглянула на мужа с удивлением:
– Хочешь услышать об очередном пожаре или убийстве? Могу тебя просветить – сегодня пьяный капитан врезался в пролет моста, где-то на Волге. Мост обвалился, в реку посыпались машины. Много людей утонуло. Удовлетворен?
– Веселого мало, – согласился Арсений.
– Да, сынок. Вы смотрите телевизор редко, а у меня он бубнит целый день. Хорошо, что я научилась все это пропускать мимо ушей. А задумаешься – станет страшно. Живем в стране воров, убийц, алкашей и идиотов.
– Да, Мария Николаевна, вы правы. Но скоро все станет иначе. Ваш муж гениальный ученый – его открытие изменит наших людей.
Арсений улыбнулся:
– А вы, Катя, оказывается, бываете оптимисткой. Я вас запомнил другой.
– Разве мы раньше встречались?
Мария Николаевна так посмотрела на сына, что он решил не уточнять время и место их первой встречи. Катерина тогда лежала бледная как смерть на раскладушке, а рядом с ней валялась пустая упаковка от снотворного. И благоухала она, после стараний Лыкарина, вовсе не изысканными французскими духами.
– Так где же мы виделись?
– Не помню, кажется, отец нас однажды знакомил. Хотя я могу и путать, – выкрутился банкир.
– И я с тех пор изменилась?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});