– Да, у меня есть письмо от вашего друга господина де Флесселя.
– Флесселя! Вы назвали его моим другом?!, – живо подхватил де Лоне, так пристально вглядываясь в лицо Бийо, словно ему хотелось прочесть все тайные мысли собеседника. – Откуда вы взяли, что господин де Флессель – мой друг?
– Мне так показалось.
– Показалось. Все дело в этом. Ладно, поглядим на письмо.
Бийо подал ему бумагу.
Де Лоне прочел ее один раз, затем второй, развернул листок, дабы убедиться, что на обороте нет никакой приписки, поднес его ближе к свету, чтобы удостовериться, что в письме нет никакой тайнописи, скрытой между строк.
– И это все? – спросил комендант.
– Да.
– Вы уверены?
– Уверен.
– И он ничего не велел передать на словах?
– Ничего.
– Странно! – произнес де Лоне, бросив сквозь бойницу взгляд на площадь Бастилии.
– Не что же вы хотели от него услышать? – спросил Бийо.
Де Лоне вздрогнул.
– В общем-то, ничего особенного. Вернемся к вам; говорите, что вам нужно, но поскорее: я спешу.
– В двух словах: мне нужно, чтобы вы сдали нам Бастилию.
– Что-что? – переспросил, встрепенувшись, Де Лоне тоном человека, плохо расслышавшего слова собеседника. – Что вы сказали?
– Я сказал, что пришел к вам от имени народа с требованием сдать Бастилию. Де Лоне пожал плечами.
– По правде говоря, странная это тварь – народ, – сказал он.
Бийо в ответ только хмыкнул.
– И что же хочет сделать с Бастилией этот ваш народ?
– Он хочет ее разрушить.
– Какого черта далась ему Бастилия? Разве людей из народа сажали в Бастилию? Бастилия! Народу следовало бы благословлять каждый ее камень. Кого сажают в Бастилию? Философов, ученых, аристократов, министров, князей – одним словом, врагов народа.
– Ну что ж, значит, народ не такой себялюбец.
– Друг мой, – сказал де Лоне с неким сочувствием, – сразу видно, что вы не солдат.
– Вы правы, я фермер.
– И что вы не парижанин.
– Вы правы, я из провинции.
– И что вы плохо знаете Бастилию.
– Совершенно верно, я знаю только то, что видел, то есть стены.
– В таком случае пойдемте со мной, я покажу вам, что такое Бастилия.
«Ох-ох-ох! – подумал Бийо, – сейчас он спихнет меня в какой-нибудь каменный мешок – и прощай, папаша Бийо»
Однако отважный фермер ничем не выдал своих опасений и приготовился пойти следом за комендантом Бастилии – Для начала, – сказал де Лоне, – усвойте, что в подвалах у меня достанет пороха, чтобы взорвать Бастилию, а с нею – половину Сент-Антуанского предместья.
– Это я знаю, – спокойно отвечал Бийо.
– Прекрасно. Теперь взгляните на эти четыре пушки.
– Я их вижу.
– Они, как нетрудно заметить, держат под прицелом всю эту галерею, путь к которой, кроме того, преграждают караулы, два рва, через которые можно перебраться только по подъемным мостам, и, наконец, ворота.
– Да я ведь не говорю, что Бастилия плохо укреплена, – невозмутимо ответствовал Бийо, – я говорю, что мы будем ее хорошо атаковать.
– Пойдем дальше, – сказал де Лоне. Бийо кивнул.
– Вот потерна, выходящая в ров, – сказал комендант. – Убедитесь в толщине ее стен.
– Не меньше сорока футов.
– Да, внизу сорок, а сверху пятнадцать. Вы сами можете убедиться, что, какие бы острые когти ни имел народ, этот камень ему не своротить.
– Я и не говорил, что народ сначала разрушит Бастилию, а затем возьмет ее; я сказал, что он возьмет ее, а затем разрушит, – возразил Бийо.
– Поднимемся наверх, – предложил де Лоне.
– Поднимемся, – согласился Бийо. Они поднялись на три десятка ступеней. Комендант остановился.
– Смотрите, – сказал он, – вот еще одна амбразура, откуда мы можем держать под обстрелом проход, которым вы собираетесь воспользоваться; конечно, из нее высовывается ствол не пушки, а всего лишь длинного ружья, но у этого ружья недурная репутация. Знаете песенку:
Любимая волынка,
Как голос твой мне мил!
– Разумеется, знаю, – отвечал Бийо, – но, по моему разумению, сейчас не время ее петь.
– Погодите, я не договорил. Дело в том, что маршал Саксонский называл эти длинные ружья волынками, потому что они лучше всех исполняли его любимую мелодию.
– Ах вот что! – только и сказал Бийо.
– Поднимемся еще выше И они поднялись на орудийную площадку Графской башни.
– Ну и ну! – сказал Бийо. – Что такое?
– Вы же не убрали пушки.
– Я приказал откатить их от бойниц, вот и все.
– Но я скажу народу, что пушки еще здесь.
– Говорите.
– Вы, значит, не хотите их убрать?
– Нет.
– Решительно?
– Королевские пушки стоят здесь по приказу короля, сударь; следовательно, уберу я их тоже по приказу короля, и никак иначе.
– Господин де Лоне, – сказал Бийо, чувствуя, как зреет в его уме величественная фраза, – истинный король, которому вам надлежит повиноваться, – там, внизу, и я советую вам не забывать об этом.
С этими словами он указал коменданту на серую толпу, в которой кое-где алели окровавленные повязки участников вчерашних боев и сверкало на солнце оружие.
– Сударь, – отвечал де Лоне, с надменным видом откинув назад голову, – быть может, вы подчиняетесь двум королям, но я, комендант Бастилии, признаю только одного; это Людовик, шестнадцатый король, носящий это имя, – король, который поставил свою подпись под моим назначением на эту должность и волею которого я командую этой крепостью и находящимися в ней людьми.
– Значит, вы не гражданин? – гневно воскликнул Бийо.
–Я французский дворянин, – отвечал комендант.
– Ах да, верно, вы солдат и говорите как солдат.
– Вы совершенно правы, сударь, – согласился де Лоне, поклонившись, – я солдат и выполняю приказ.
– А я, сударь, – сказал Бийо, – гражданин, и поскольку мой долг гражданина противоречит вашему солдатскому долгу, одному из нас придется умереть.
– Вполне вероятно, сударь.
– Итак, вы намерены стрелять в народ?
– Пока нет – до тех пор, пока он не начнет стрелять в меня. Я дал слово посланцам господина де Флесселя. Вы ведь видите, что пушки отодвинуты от амбразур. Однако после первого же выстрела, произведенного с площади по моей крепости…
– Что же произойдет после первого выстрела?
– Я подойду к одному из этих орудий, хотя бы вот к этому. Я сам подкачу его к амбразуре, сам наведу и сам приставлю фитиль.
– Вы?
– Я.
– О, неужели вы способны на такое преступление! – воскликнул Бийо.
– Я ведь вам сказал, сударь, что я солдат и выполняю приказ.