Читать интересную книгу Ночной поезд в Мемфис - Элизабет Питерс

— Кто вам это дал? Лэрри? Макс?

— Кто такой Макс? — Либо он действительно был озадачен, либо мог давать уроки сценического мастерства самому Лоренсу Оливье.

— Он вырезает силуэты, — пробормотала я, не отрывая глаз от черного листа. — Это его хобби. Другие увлечения — мошенничество, воровство и убийство. Произведения искусства и антиквариат — его специальность. Я думала, он в тюрьме. Как, черт побери, он...

Я отодвинула стул и встала:

— Мне нужно увезти отсюда Шмидта. Если Макс — один из них... О Господи, конечно! Это должен быть Макс! Он тщательно избегал встреч со мной, но мне следовало догадаться, что в тот раз, когда мы увиделись впервые, он мог носить парик...

Некоторое время я шарила рукой под столом в поисках сумочки, потом вспомнила, что у меня ее с собой нет. Когда, ничего не видя перед собой, я направилась на улицу, Фейсал крепко схватил меня за руку:

— Подождите минуточку. У вас нет денег на такси.

— Я попрошу водителя подождать. Ровно столько, сколько понадобится, чтобы взять Шмидта и мою сумочку.

— Я еду с вами. Подождите секундочку.

Он швырнул на стол несколько банкнот и подхватил свой кейс, не выпуская при этом моей руки. Когда я все же оторвалась от него, он сказал:

— Думаю, теперь вы убедились, что опасность реальна? Поедемте в то место, о котором я вам говорил.

— Без Шмидта — никуда!

Перед отелем выстроились в ряд несколько обшарпанных машин. Я открыла дверцу первой, полагая, что это такси, и влезла внутрь. Фейсал — за мной.

— Я вернусь за Шмидтом после того, как отвезу вас...

— Нет, нет! Шофер!

Фейсал сгреб меня и прижал так, что чуть не сломал ребра, одновременно объясняя водителю дорогу. Я не поняла ни слова, но была уверена, что он назвал не тот адрес, какой назвала бы я. Я попыталась освободиться:

— Отпустите меня, черт бы вас побрал!

— Разумеется, — сказал Фейсал, разнимая руки. Я упала на спинку сиденья, и он врезал мне по челюсти.

Должно быть, он сделал мне какой-то укол, потому что проснулась я только утром. Очень ранним утром: нежно-розовые лучи восходящего солнца прелестно окрашивали пол... пол чего? Я не стала осматривать помещение, где очутилась, а сразу же бросилась к двери. Меня не удивило, что она оказалась заперта. Единственное окно в комнате было забрано декоративной железной решеткой, скорее всего старой — на черном металле виднелись полоски ржавчины, но функцию свою она выполняла исправно, как я могла убедиться, подергав ее. Интересно, решетку вставили, чтобы люди не могли проникать сюда или отсюда? Впрочем, каково бы ни было ее предназначение, она вполне пригодна, чтобы удержать меня здесь.

Уровень адреналина в крови снизился, и меня охватила дрожь и слабость. Шатаясь, я вернулась к кровати и присела на край.

Оглядев комнату, я вынуждена была признать, что мне случалось бывать запертой и в худших местах. Мебель выглядела так, словно ее только что привезли из местного магазина для покупателей с низким достатком, но была чистой и абсолютно новой. Кроме кровати, из удобств имелись стол, лампа и два стула с прямыми спинками. На столе стояли кувшин (пластмассовый), полный воды, стакан (пластмассовый), таз (вы уже догадались), лежали кусок мыла, полотенце и роман в мягкой обложке, впрочем, обложка отсутствовала. Я взяла книгу в руки. Это был роман Валери Вандин. Я швырнула его через всю комнату.

Дверь была только одна. Кое-какой опыт у меня имелся, ведь я выросла на ферме, поэтому нашла то, что искала, — оно было целомудренно спрятано под кроватью.

Обойдя комнату раз сорок или пятьдесят, я подняла брошенную книгу и начала читать.

Чувственная Мадлен де Монморанси уже второй раз отбивалась от злодея, когда я услышала за дверью какой-то звук. Книга и мои ступни соприкоснулись с полом одновременно. В комнате не было ничего, что могло бы послужить оружием, поэтому полагаться приходилось на ловкость, хитрость и голые руки, что ставило меня, следует признать, в невыгодное положение.

Но когда я увидела фигуру, возникшую в дверном проеме, кулаки мои сами собой опустились. Сколь угодно причудливая игра моего воображения не могла бы породить подобного видения.

Росту в ней было фута три, а лет — около ста, и ни единого зуба во рту. Черные одежды закрывали все, кроме лица и кистей рук, — обычный наряд правоверной мусульманки. У себя дома, где нет никого, кроме женщин, паранджу надевать не обязательно. Показав мне свои десны, что, может быть, и не означало улыбки, она бочком протиснулась в комнату и поставила на стол поднос.

Там, откуда я прибыла, бить старых дам кулаком не принято. Мой изумленный взгляд, вероятно, ободрил ее. Выпрямившись, отчего рост ее увеличился дюймов на шесть, она указала на дверь, а потом сделала вращательное движение своей костлявой кистью — один раз, второй, третий. Я поняла: три двери, три замка отделяют меня от воли.

Я уж было подумала, не пренебречь ли условностью насчет того, что старых дам бить нельзя, и не пнуть ли ее — не сильно, разумеется, так, чуть-чуть, как вдруг она проворно отпрыгнула назад, словно египетский сверчок. (Они черные, очень большие и не летают, а перемещаются с места на место прыжками, как кузнечики.) Прежде чем я успела сдвинуться с места, старушка была уже за дверью, которая с грохотом захлопнулась, и я услышала, как поворачивается ключ в замке.

Я даже не выругалась: была слишком ошарашена, чтобы сердиться. Что же это за чертова тюрьма? Где, черт возьми, я нахожусь? Кто, будь он неладен, все это устроил?

К тому времени, когда я выпила кофе и сжевала кусочек плоского пресного хлеба, я отлично знала ответ на последний свой вопрос, больно уж очевидно вся ситуация, включая и бабушку-Моисея, носила характер некой фантасмагории. Интересно, откуда он ее выкопал? Вот почему, пятьюдесятью страницами позже, услышав, что ключ в замке снова поворачивается, я не стала даже утруждать себя, становясь в атакующую позу. Там, где замешан Джон, с голыми руками делать нечего. Против него требуется водяная пушка.

Мужчина, который вошел, имел такой же самодовольный вид и так же снисходительно ухмылялся, но это был не Джон. Это был Фейсал.

— А у вас нет чего-нибудь из Барбары Майклз или Шарлотты Маклеод? — спросила я, помахав книгой. — Не выношу Валери.

Фейсал удобно устроился на стуле.

— Неверная реплика. Вам полагалось бы сказать нечто вроде: «Как вы посмели!» или «Что вам от меня нужно?» — а я должен был бы посмотреть на вас с вожделением.

— Не будем жонглировать словами, — сказала я. — Кто эта старая дама?

— Моя бабушка.

— Вы, низкий негодяй! Постыдились бы втягивать в свои сомнительные дела невинную старушку! Невинную?

— О, абсолютно. Она думает, что у меня к вам личный интерес.

— Так, постойте. — Я не поверила ему, но на всякий случай решила встать с постели и, пододвинув стул, уселась напротив. — Значит, милая старомодная мусульманская бабушка поощряет похищение и насилие?

— Конечно, нет! — Фейсал был шокирован. — Просто она знает, что я неотразим для женщин, и думает, что вы пока ломаетесь. Однако не волнуйтесь, — продолжал он, пока я подыскивала слова, чтобы выразить свое негодование, — как бы мне ни хотелось победить вашу девичью стыдливость, вам не грозят никакие посягательства с моей стороны.

— Это почему же? Фейсал вздохнул:

— Думаю, сказываются годы, проведенные в Оксфорде. Когда долго носишь личину, она прирастает намертво. Кроме того, мне сообщили, сколько квадратных дюймов кожи с меня спустят, если я хоть взгляну на вас не так. Думаю, он имел в виду «Венецианского купца».

— Да, он любит цитировать Шекспира, — согласилась я. — Как благородно с его стороны позаботиться о моей девичьей стыдливости! Или он бережет меня на будущее?

Фейсал сложил руки на груди:

— Вики, пожалуйста, отнеситесь к этому серьезно. Здесь вы в полной безопасности. Возможно, это единственное место в Луксоре, где вы действительно в безопасности. Я снабжу вас дополнительными материалами для чтения, если хотите, только посидите несколько дней тихо.

Чтобы показать, что хладнокровна не менее, чем он, я тоже сложила руки на груди и вытянула ноги:

— А что случится через несколько дней?

— Я не спрашиваю, насколько вы осведомлены... — начал Фейсал.

— Вероятно, больше, чем думаю. Интересно, что за ключи к разгадке тайны я видела, но не распознала? Ведь именно поэтому вы предприняли этот поспешный шаг?

Фейсал сдвинул красивые черные брови, но заговорил скорее озадаченно, чем сердито:

— Удивительно. Вы действительно не знаете, что это за ключик?

— Не понимаю.

— Похоже, действительно не понимаете. Тогда почему бы вам не расслабиться и не предоставить дело нам?

— Вы имеете в виду себя и Джона? Надежная опора, нечего сказать.

Мне так и не удалось узнать, почему у многих египтян такие прелестные, длинные и густые ресницы. У Фейсала они были пушистые, как зубная щетка. Он прикрыл ими глаза и сказал: