Она опустилась на колени рядом, в руках ее блестела склянка Аманды. Расстегнула на мне рубашку.
Я не мог пошевелиться, все мышцы болели.
В закатном солнце порезы отравленным клинком выглядели розовыми, а магический ожог коричневым.
Ма молча обрабатывала мои вчерашние раны. Мазь впитывалась с легким шипением. На здоровой коже она оставалась, и Ма переносила снадобье пальцем на следующее место.
— Ты чего притих? — вдруг спросила она.
Я опустил глаза:
— Так… просто…
Ма вздохнула и наложила жирный слой мази на ожог. Мазь буквально вскипела на правой руке.
— Тебе оставить бутерброд? — опомнился я.
— Немного…
Я забрал склянку у Ма и закончил обработку на ноге и левой ладони, которой в рапиде удерживал клинок Грега от поворота.
Ма, поглядывая на меня, жевала бутерброд с лососем.
— Ты используешь слишком много силы, — сказала она. — Ты прямо светишься. Твое тело устает.
Она увидела, что я, кажется, что-то понимаю:
— Тебе нужно научиться использовать минимум или обходиться вообще без нее. Словно стать невидимым. Рыба не спорит с водой, а скользит в ней. И лишь при необходимости использует хвост и плавники.
Ма вскочила, и забрала у меня склянку с мазью:
— Повернись… На спине забыли.
Она закинула подол рубашки мне на голову и рисовала пальцем линии на коже спины. Осмотрела бока.
Потом сказала:
— Вероятностные удары — это жутко…
— Жутко — это встреча с твоей тетей, — пошутил я. — Надеюсь, она никогда не состоится… Буду держаться от нее как можно дальше.
Ма звонко рассмеялась.
— Она не кусается… Но может поджарить, как следует. Или спустить шкуру.
#
13.
Мы летели к юго-восточной окраине города к часовне с колодцем. Откуда мы с Ильей впервые появились в этом мире.
Из черной воды ночи в свете луны.
Залив с высоты птичьего полета сверкал в вечерних лучах, мы пересекли его узкую часть, и теперь под нами петлял дорожный серпантин.
Ма рассматривала шоссе среди скал желтого песчаника и кустарника, по которому два дня назад в черном лимузине, в сопровождении мэра и Синга, мы ехали в неизвестность.
Казалось, что целая вечность прошла с того момента…
Я уже бывал у часовни, когда летал на разведку, сразу узнал ее купола, липовую аллею набережной и пляж.
Мы опустились в дворах неподалеку. Вниз по каменным ступеням между стенами домов, а затем через арку вышли к часовне.
За стволами и пышными кронами лип шумело море, волны равномерно накатывали на песок.
— Я зажарился… — сказал я и кивнул в сторону пляжа. — Пойдем окунемся.
— Не здесь… Давай проникнем внутрь… — заговорщически проговорила она. — У меня для тебя есть кое-что еще.
Я вопросительно посмотрел на Ма.
— Еще один урок, — она снова щелкнула меня кончику носа. — Это будет твое домашнее задание… И заодно искупаемся.
Ма подергала высокие входные двери за бронзовые кольца. Замка на дверях не было, но они не поддавались.
— Ключи есть?
— Пойдем… — вздохнув, сказал я.
И, поправив спадающий с плеча рюкзак, взял Ма за руку.
Она удивленно шла за мной. Я провел ее обратно в арку, а затем через подъезд жилого дома насквозь и вышел с черного хода во внутренний дворик часовни.
Подвел Ма к неприметной двери в стене.
— Это единственный вход, — сказал я. — Все окна, стены и двери чем-то защищены. Закрыты. Я не знаю, как… Но я не могу сквозь них пройти.
Ма дернула дверную ручку. И посмотрела на меня:
— Заперто… И что теперь?
— Закрой глаза, — сказал я. — И не открывай.
Она кивнула и сомкнула веки, я взял ее за руку. И мы прошли сквозь дверь. Ма негромко охнула и сжала мою ладонь.
Изменился воздух.
Теперь пахло не раскаленным песком, не свежестью побережья и медовыми липами. Воздух хранил ароматы терпких трав, прохлады и камня.
Мы одновременно открыли глаза.
— Ничего не вижу… — прошептала Ма. — Где мы?
— Сейчас…
Я сделал шаг, протянул руку и нажал выключатель.
Зеленая лампа на столе зажглась приглушенным светом. Ма оглядывалась, рассматривая убранство комнаты. Стол с лампой, тахту, стеллаж с книгами у камина, платяной шкаф, комод с постельным бельем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она заглянула в каждую дверь и обнаружила маленькую кухоньку и ванную комнату. Третья дверь не поддалась, и Ма снова вопросительно глянула на меня.
Я молча достал из чаши на столе ключ и вложил в ее ладонь. Ма нетерпеливо открыла дверь и удивленно вздохнула.
За дверью комнаты светила полная луна, ее свет отражался от черной воды колодца. Дрожащими бликами ложился на потолок.
Она закрыла дверь на ключ и негромко сказала:
— Это комната смотрителя.
— Да, — ответил я, — и он здесь не бывает.
— Но белье свежее…
Ма заглянула в шкаф, ящики комода и прошла на кухню.
Оттуда раздался ее голос:
— И продукты… О… Тут можно остаться жить.
Она выглянула из дверного проема:
— Будешь молочный улун?
Пока Ма колдовала на кухне, я разжег камин. Сухие дрова охотно вспыхнули и затрещали в языках оранжевого пламени. Комната смотрителя осветилась уютом и живым теплом.
Через несколько минут мы пили чай из маленьких чашек.
— Зимой, когда вокруг снег, — мечтательно произнесла Ма, — а за окнами шумит прибой, здесь особенно спокойно… Горит огонь в камине, плывет аромат кофе, можно принять горячую ванну.
Я пошутил:
— Илья принесет креветок, и мы зажарим их на решетке.
Ма рассмеялась, представив эту картину, а потом сказала:
— Можно, это будет наше место?
— Оно и так наше… — отозвался я, отпивая ароматный улун. — Иначе мы не смогли бы войти сюда.
И спросил, улыбаясь:
— А почему ты заперла дверь?
Ма зябко повела плечами. Вздохнула.
— Не знаю… Немного не по себе.
— Мне тоже, — признался я. — Мало ли кто еще может прийти из темной воды…
— А дверь? — внешне спокойно сказала Ма, но я уловил страх.
Сказал очень серьезно:
— Защищена. Не бойся… Абсолютные заклинания необратимы. Никто и никогда не сможет войти в комнату.
Ма показала глазами на тяжелые деревянные запоры, стоящие в углу.
— Но кто-то пытался…
Эти бруски вкладывались в массивные металлические крюки на стене, полностью блокируя дверь в дверном проеме. Окаменевшее дерево запоров в местах соприкосновения с крюками было помято.
Я осмотрел дверь и бруски истинным взглядом и сказал:
— Это случилось давно… Все очень старое.
— Как ты это делаешь? — спросила Ма зачарованно. — Я иногда вижу синий отблеск в твоих глазах. И не только твоих…
Теперь пришел мой черед удивляться:
— Ты видишь синее пламя?
— С детства… — сказала она задумчиво. — Не придавала этому значения, думала все видят.
— Значит, можешь управлять им. Расскажу, как, если хочешь…
Я допил чай и спросил:
— Что ты хотела показать?
Ма вывалила все из рюкзака на кровать. Отложила бутерброды в фольге, мечи и склянку Аманды на стол, а нашу пляжную одежду оставила на покрывале.
— Переодеваемся в пляжное… — скомандовала она и ушла в ванную.
Я стащил с себя джинсы и рубашку, поглядывая на дверь, переодел плавки. Натянул футболку и пляжные шорты. Ступил в шлепанцы.
Вышла Ма в чудесном голубом бикини. Она выглядела растерянной.
— В чем дело? — сразу спросил я.
— Нашла еще два новых вероятностных пореза. На ногах… Одежда в этих местах, тоже целая. И один на левом боку.
Я опустился на колени перед Ма, провел ладонью по белым шрамам.
— И на спине тоже… — сказала она.
— На спине? — я вскочил и повернул Ма спиной к огню.
В свете каминного пламени белые росчерки клинка почти сливались с тоном кожи, но все-таки они были.
— Все очень странно… — проговорил я. — Впервые вижу отложенное проявление ранений.
Я погладил Ма по изгибу спины, взял мазь Аманды и нанес ее на вероятностные порезы.
Потом развернул ее к огню лицом и обработал ноги и шрам на животе и боку. Мазь, впитываясь, тихо шипела.