Читать интересную книгу Стрекоза в янтаре. Книга 1. Разделенные веками - Диана Гэблдон

Джейми сердито зыркнул на меня, а человечек так и кружил возле него, измеряя ширину спины, похлопывая по плечам и другим частям тела, словно дятел, долбящий высокое мощное дерево.

– Но я не умею петь, – запротестовал муж.

– Ерунда, ерунда! Конечно, умеете! Приятным бархатным баритоном, – с восхищением бормотал человечек. – Великолепно! Просто превосходно! Вы как раз то, что я ищу! Вот… Сейчас я помогу вам. Попробуйте повторить эту ноту.

С этими словами он проворно выхватил из кармана маленький камертон, стукнул им о колонну и поднес к уху Джейми.

Джейми закатил глаза к потолку и, пожав плечами, послушно пропел ноту. Человечек отпрянул, будто его подстрелили.

– Нет… – пробормотал он, словно ушам своим не веря.

– Боюсь, что да, – с сочувствием заметила я. – Он вам не врал. Он действительно совсем не умеет петь.

Человечек обиженно покосился на Джейми, снова стукнул камертоном и поднес к его уху.

– Попробуйте еще раз, – умоляюще произнес он. – Просто прислушайтесь, а потом выдайте тот же звук.

Мой терпеливый муж внимательно прислушался к «ля», исходившему от камертона, и пропел нечто среднее между «ми-бемоль» и «ре-диез».

– Нет, это невозможно! – воскликнул окончательно разочарованный человечек. – Так фальшивить нельзя даже нарочно!

– Как видите, можно, – весело ответил Джейми и вежливо поклонился человечку.

К этому времени вокруг нас уже собралась небольшая кучка любопытных. Луиза де ла Тур славилась как превосходная хозяйка, и ее салон привлекал сливки парижского общества.

– Он может, – уверила я нашего собеседника. – Он абсолютно лишен слуха.

– Да, вижу.

Человечек был совершенно убит этим обстоятельством. Затем глаза его оживились – он начал присматриваться ко мне.

– Нет, только не я! – со смехом воскликнула я.

– Но не можете и вы, мадам, тоже страдать отсутствием слуха!

Глаза его сверкали, как у змеи, гипнотизирующей птичку. Он приближался ко мне, держа в руке камертон, который в этот момент больше всего походил на раздвоенное жало.

– Погодите! – Я, защищаясь, вытянула руку. – Позвольте сперва узнать, кто вы.

– Это герр Иоганн Герстман, англичаночка. – Джейми поклонился человечку. – Учитель пения его величества. Позвольте представить вам мою жену, герр Герстман. Леди Брох-Туарах.

К этому времени Джейми знал при дворе каждого человека, даже самого ничтожного.

Иоганн Герстман… Ну конечно! Я различала еле уловимый акцент в его беглом аристократическом французском. Немец или австриец?..

– Я организую небольшой любительский хор, – объяснил учитель пения. – Голоса не обязательно должны быть хорошо поставленными, но сильными и искренними.

Он снова бросил разочарованный взгляд на Джейми. Тот ответил ему ухмылкой, взял из рук Герстмана камертон и поднес мне.

– Ну так и быть, – согласилась я и пропела.

То, что все услышали, похоже, настолько взбодрило герра Герстмана, что он, убрав камертон, пристально уставился мне в лицо. Парик был ему великоват и слегка съехал на ухо. Он небрежно сдвинул его назад и сказал:

– Отличное звучание, мадам! Очень, очень недурно! Возможно, вам знакома эта мелодия из «Бабочки»? – Он пропел несколько тактов.

– По крайней мере, слышала, – осторожно ответила я. – Гм, мелодию, во всяком случае. А слов я не знаю.

– О! Нет проблем, мадам! Ведь в хоре вы просто…

Тут я обнаружила, что он крепко держит меня за запястье и тащит куда-то в дальнюю комнату, откуда доносятся звуки клавесина. При этом герр Герстман неумолчно жужжал мне что-то в ухо, словно обезумевший шмель.

Я бросала беспомощные взгляды на Джейми, но тот только усмехнулся в ответ и прощальным жестом поднес к губам бокал, тут же вступив в беседу с месье Дюверни-младшим, сыном министра финансов.

Дом де ла Туров – если слово «дом» вообще пригодно для определения этого жилища – был освещен снаружи гирляндами ламп, протянутыми в саду и обрамлявшими террасу. Пока герр Герстман волок меня по коридорам, я видела, как снуют вокруг слуги, накрывающие стол к обеду, который должен был начаться чуть позже. В большинстве салонов, которые мы посещали, давались весьма скромные приемы, но у щедрой по натуре Луизы де ла Тур все было на широкую ногу.

Я познакомилась с принцессой неделей раньше, на другом приеме, и, увидев ее, была удивлена. Полненькая, довольно простоватая на вид, с круглым лицом и пухлым подбородком, бледно-голубыми глазами, напрочь лишенными ресниц, и маленькой мушкой в виде звездочки, которая мало соответствовала ее внешности.

«И эта дама умудрилась обворожить принца Карла, заставила его пренебречь общественными и моральными приличиями!» – думала я, приседая в глубоком реверансе.

Однако была в ней какая-то живость, шарм, к тому же природа наделила ее совершенно прелестным розовым ротиком – самой привлекательной и яркой чертой лица.

– Я очарована! – воскликнула она тогда, хватая меня за руку. – Очень рада наконец-то с вами познакомиться. Муж и отец без конца поют милорду Брох-Туараху такие дифирамбы, а о его очаровательной жене не сказали ни слова! Я совершенно счастлива видеть вас, моя дорогая миледи. Должна ли я называть вас Брох-Туарах или достаточно просто леди Туарах? Страшно трудно запомнить, но с одним словом как-нибудь справлюсь, даже если оно и такое странное. Кстати, это шотландская фамилия? Совершенно очаровательно!

Дословно Брох-Туарах означает «Башня, глядящая на север», но даже если б ей захотелось называть меня «леди, глядящая на север», я бы не возражала. Впрочем, она быстро оставила попытки запомнить это трудное для нее имя и стала называть меня просто «ma chere[19] Клэр».

Луиза собственной персоной находилась в музыкальном салоне среди певцов, она порхала от одного гостя к другому, болтала, смеялась. При виде меня простоватое ее личико озарилось радостью, и она побежала навстречу так быстро, насколько позволяли громоздкие юбки.

– Моя дорогая Клэр! – воскликнула она, безжалостно отрывая от меня герра Герстмана. – Вы как нельзя более вовремя! Идемте, поможете мне говорить с этим глупеньким английским ребенком!

«Глупеньким английским ребенком» на деле оказалась молоденькая, не старше пятнадцати, девушка с темными блестящими локонами и щеками, настолько раскрасневшимися от смущения, что они напомнили мне полыхающие маки. Именно по щекам я и узнала ее: это была та самая девушка, которую я заметила в дворцовом парке как раз перед столь расстроившим меня появлением Александра Рэндолла.

– Мадам Фрэзер – тоже англичанка, – объясняла Луиза девушке. – Скоро она заставит вас чувствовать себя здесь как дома. Бедняжка так стесняется, – заметила она мне, не переводя духа. – Побеседуйте с ней, уговорите спеть вместе с нами. Уверена, у нее восхитительный голосок. Ну-с, дети мои, веселитесь!

И через секунду она оказалась уже в другом конце зала, где принялась громко выражать восторг по поводу платья только что прибывшей гостьи; остановилась приласкать перекормленного юношу, сидевшего за клавесином, и, рассеянно наматывая его кудряшки на палец, вступила в беседу с герцогом де Кастеллоти.

– Наблюдать за ней – занятие довольно утомительное, вы согласны? – улыбнувшись, обратилась я к девушке по-английски.

В ответ на ее лице возникла робкая улыбка, и она коротко кивнула, но не произнесла ни слова. Да, бедняжка совершенно растерялась, подумала я. И ничего удивительного – от этих приемов в доме Луизы у меня тоже всегда раскалывалась голова. А эта девочка-мак, она, должно быть, прямо со школьной скамьи…

– Я – Клэр Фрэзер. Однако Луиза забыла назвать ваше имя.

Я сделала выжидательную паузу, но она снова не ответила, лишь еще больше покраснела и плотно поджала губы. Увидев это, я слегка встревожилась, но тут девочка наконец проявила желание заговорить. Она набрала воздуху в грудь и решительно вздернула подбородок с таким видом, словно ей предстояло взойти на эшафот.

– М-м-меня зовут… М-м-м… – начала она, и я тут же догадалась, в чем причина ее молчания и болезненной застенчивости.

Прикрыв глаза, она яростно кусала губы, затем предприняла вторую отчаянную попытку.

– М-м-мэри Хоукинс, – выдавила она. – И п-п-петь я не умею, – решительно добавила она.

Если до этого я глядела на нее с интересом, то теперь была совершенно заворожена. Так, значит, это и есть племянница Сайласа Хоукинса и дочь баронета, невеста виконта Мариньи! Нет, этот брак не для нее, это уж слишком! Я огляделась по сторонам, ища глазами виконта, и, к своему облегчению, убедилась, что его среди гостей нет.

– Ничего страшного, – сказала я и заслонила ее собой от толпы гостей, заполнивших зал. – Не хочется говорить – и не надо. Хотя, пожалуй, попробовать спеть что-нибудь было бы нелишне.

Тут меня осенила идея.

– Я знала одного врача, он как раз специализировался на заикании. Так вот, он уверял, что при пении заикание исчезает.