вверх и понесёт пушинками над грешной землёй, и останется навсегда позади и это кладбище, и этот городишко, и вся земля, заполненная зверями и людьми.
Ещё через месяц родился Александр. Аня хотела назвать сына в честь отца, но Алексей не позволил. «Александр! Точка!», – вот и весь разговор.
Рождение ребёнка изменило Анино состояние. Теперь она все силы отдавала заботе о сыне. Алексей к ребёнку не подходил. Но Аня была и рада. Это её сын, только её. Она верила, что душа отца обрела новую жизнь в теле младенца. Теперь надо только защитить его, уберечь. И главной опасностью для сына, конечно, был его родитель.
Первые года три, если сын громко плакал или капризничал, или Алексей был пьян и не в духе, Аня брала маленького Сашу и, как говорится, от греха подальше уходила с ним к маме. Но чаще приходилось укрываться с мальчиком в сарае на заднем дворе. И там под дружное жужжание комаров и мух, пощёлкивание сверчков, шебуршание мышей она нежно убаюкивала сына на руках. И так засыпали они там вдвоём, два крошечных беззащитных существа.
Саша рос весёлым, любознательным и умным мальчиком. Любил книги – сколько их было перечитано на заднем дворе – про дальние страны, путешествия, моря и океаны. В тёмном холодном сарае открывался новый мир, полный любви и дружбы. Это было самое счастливое время. Вместе с мамой они мечтали о странствиях и приключениях, грезили о дворцах и замках, воображали себя то отважными героями, то рыцарями, то первооткрывателями новых земель и морей. Саша интересовался всем: природой и окружающим миром, техникой и искусством. Задавал много вопросов, любил разговаривать с мамой и бабушкой. Отца боялся и держался всегда в стороне.
К 7–8 годам всё изменилось. Аня винила себя, упрёками разрывала сердце на части. «Не уберегла! Ничего не сделала! Трусиха несчастная!», – ругала себя. Добрался-таки отец до сына. Не раз попадался маленький Саша под горячую руку отца. «Делать из тебя мужика буду!», – твердил Алексей. И, как поняла Аня, выбил отец что-то очень важное, большое из сына, и даже не из головы его, а из сердца самого. Убил он всё то живое, жаждущее и мечтающее, что дала мальчику природа. Уничтожил он в сыне Большого Человека, каким ребёнок мог стать. И даже не руками погубил, не жестокостью, а жизнью, примером и отношением своими.
Стал Сашка равнодушным, временами агрессивным, совсем бесчувственным. Ничего ему не хотелось, перестал мечтать и интересоваться. Забросил книги. Конечно, произошло всё это не сразу. Но мать каждый раз чувствовала, как обрываются нити, по которым кровь, бурля и кипя, разносит жизнь по всему телу. Пустота образовывалась вместо этих нитей, ничем не заполняемая, а только поглощающая то новое, живое и радостное, что время от времени всё-таки появлялось в жизни Сашки.
Анна Павловна застонала:
– Ну что за день такой! Сплошные воспоминания. Не могу. Устала.
Сына дома не было.
– Ещё не вернулся… На улице пиво пьёт, что ли? Горе моё!
Анна Павловна решила перебрать заказы. Тут брюки подкоротить, тут свитер связать, салфетки вышить, куртку зашить. «Что-то много скопилось. Надо работать, а то сплю весь день!», – решила она. Но за работу не села, пошла к соседке. Интересно стало – может та знает подробности, что со Светкой всё-таки случилось.
Но соседка ничего нового не рассказала. Посидели просто. Пожаловались друг другу на детей. У соседки с невесткой были плохие отношения. «Ну как?! Ну как мой сын мог жениться на этой… Видно же сразу, что колхоз! Ни бэ, ни мэ… Двух слов связать не может. Сидит целыми днями, чаи гоняет. Хоть бы работать пошла!», – всё причитала женщина.
Когда Саше исполнилось 10 лет, Аня снова забеременела. Вернее она беременела и до этого несколько раз, но неизменно всё заканчивалось выкидышами. Она и до 10 недель не донашивала. Аня как будто и свыклась с мыслью, что больше детей не будет, да и не хотелось ей. «Зачем рожать ребёнка? Чтобы он мучился, страдал?», – думала Аня. А тут уже и за тридцатую неделю срок перевалил. Аня берегла эту беременность как могла. Мечтала о девочке. Саша совсем стал безразличным ребёнком, и Ане так хотелось родить близкого человека, отдушину свою. Когда у Алексея случались припадки ярости, она его только об одном просила: «Только не по животу!». Аня и во сне видела свою девочку. В мечтах скупала ей все возможные наряды, заплетала косы, обнимала и целовала. Через силу заставляла себя не вязать и не шить милые вещицы заранее.
Иногда Аня начинала паниковать и сомневаться: «Зачем я рожаю?! Чтобы он изуродовал ей жизнь, на мелкие кусочки искромсал её маленькое сердце! Я же этого не вынесу!». Аня начинала замирать от ужаса, представляя как огромная мозолистая отвратительно волосатая рука мужа поднимается над крошечным тельцем дочки.
«Нет! Я не допущу этого! Придумаю что-нибудь. Обязательно. Я должна спасти нас всех!», – решила Аня. И она начала думать. Беспрестанно думать. Сколько идей и планов созревало в голове, сколько мыслей мелькало. И в конце концов она придумала. План сложился. Надо было ещё додумать детали, убрать сомнения, но общая картина была ясна. Аня впервые за многие годы была счастлива. Она нашла выход и почувствовала такую лёгкость и свободу, что уже не боялась ничего. Только дождаться момента!
На 37 неделе родилась девочка. Мёртвая. Врачи просто развели руками… Так бывает… Может, стресс. Может, ещё что сыграло роль. Аня всё поняла.
Малышку решили похоронить рядом с дедом. Папина могила выглядела нарядной. Пушистый снег закрывал её почти полностью. Ни одной травинки, ни веточки, ни мусора – ослепительно белое полотно. Оставались не закрытыми только папины глаза на портрете. Они смотрели строго и одновременно нежно на двух женщин. Аня и мама вновь, как много лет назад, чёрными статуями стояли возле могилы.
Мать сильно постарела. Глубокие морщины изрезали вдоль и поперёк лицо. Некогда ярко голубые глаза превратились в белёсые пятна на измученном лице. Из-под тёмного шерстяного платка выбивались пряди седых волос. Она смотрела только на портрет мужа – и, вероятно, не замечала ни разгорячённых работой мужиков, ни вырытую крошечную могилку, ни дочку, серой тенью колышущуюся на ветру.
Анино лицо казалось чересчур гладким и безжизненным. «Камень. Холодный мёртвый камень! – смотрели на Аню могильщики. – Даже слёз не видно!». «Прирасти к земле, остаться тут навеки с папой и дочкой, замёрзнуть, покрыться чистым снегом, и исчезнуть для всех. Навсегда. Навеки вечные. И никогда не возвращаться в дом, полный адовой тоски и боли! – думала