— Насколько я знаю, с подготовкой в космонавты этот эксперимент не связан. Во всяком случае — напрямую.
— А нам мозги не изжарят? — спросил Уткин.
— А они у тебя есть, Утятница? — хмыкнул Доронин.
— Сам ты!
— Давайте посерьезнее, парни, — сказал я. — Мне было обещано, что эксперимент будет абсолютно безопасным. Более того, за участие в нем вам будут даже платить.
— Чё⁈ — удивился Могильников. — Вот прям мне и будут отслюнивать?.. А не мамке или старшей сеструхе?..
— Лично вам!
Они опять загалдели. И так же восторженно, как и вначале. Ну понятно, кому не хочется иметь карманные деньги, а не клянчить каждый раз у старших на кино и мороженное. Потом опять посыпались вопросы:
— А сколько нам будут платить?
— А этот, эксперимент, он в городе будет или нас куда-то повезут?
— Справка из поликлиники нужна?
— Подробностей я пока не знаю, — ответил я. — Мне только нужно узнать, согласны вы участвовать в нем или нет?
— А вы с нами останетесь, Сан Сеич? — спросил Абрикосов.
— Да, я поставил обязательным условием свое присутствие.
— Тогда согласны, верно, ребзя?
И они опять загомонили, выражая свое одобрение. В первый раз меня не радовало их единодушие.
— Тогда давайте проголосуем, — сказал я. — Построились!
Восьмиклашки повскакивали со скамеек, послезали со шведской стенки и матов. Выстроились в один ряд. Я смотрел на них и думал. Не совершаю ли я непоправимой ошибки? А с другой стороны, если понадобится, на них могут начать ставить опыты и без всякого согласия. И без меня — тоже. Тогда станет все гораздо хуже. Тогда мне придется за них драться, причем — в самом прямом смысле слова, и исход этой драки не предрешен. Так что лучше оставить ситуацию под контролем и примазаться самому к этому эксперименту. Так мне спокойнее.
— Все, кто согласен — шаг вперед!
Дружно шаркнули кедами и кроссовками, выполняю команду. Ни один не остался на месте.
— Единогласно, — вынужден был констатировать я.
Оставшуюся часть урока мы потратили на игру в пионербол. Я тоже в ней принял участие, чтобы встряхнуться. И так увлекся, что даже немного огорчился, когда прозвенел звонок.
По окончанию уроков, я дождался Женьку Капитонова в машине и у ворот школы и мы с ним поехали к нему домой. Я думал, пацан начнет меня расспрашивать об эксперименте, на участие в котором согласился вместе с однокашниками, но он молчал. Наверное, его сейчас больше интересовало мое посещение его дома.
Жили Капитоновы в одном из двухэтажных бараков по улице Калинина. Место довольно унылое. Подобные строения в городе встречались довольно часто, но здесь их было несколько кварталов. Из-за снега, который завалил дворы и крыши, могло показаться, что в этих домах живут весело и беззаботно, но стоило войти в подъезд, как эта иллюзия рассеивалась. Скрипучие ступени деревянной лестницы, шатающиеся перила. Запахи борщей и жареной рыбы, которые сочились из-под дверей квартир, мешались с гораздо менее аппетитными ароматами.
Капитонов открыл дверь своим ключом, и мы оказались в мрачной прихожей, заставленной велосипедами и сундуками. На стенах висели тазы. Женька толкнул одну из трех дверей, что выходили в коридор и пропустил меня в не очень большую комнату. Навстречу из-за стола, на котором стояла швейная машинка, поднялась миниатюрная женщина в спортивном костюме и с косынкой на голове. Даже не задавая вопросов, можно было догадаться, что это мать Капитонова, так они похожи.
— Здравствуйте! — произнесла она.
— Добрый вечер! — откликнулась она. — Садитесь, Александр Сергеевич!.. Женюшка, сходи на кухню, поставь чайник.
— Хорошо, мама!
Я снял дубленку, опустился на предложенный стул.
— Как он, сынок мой, сильно шалит? — спросила Капитонова.
— Простите, ваше имя отчество?
— Мария Федоровна.
— Мария Федоровна, — начал я. — Они все шалят и правильно делают. Возраст такой… Главное, что в учебе ваш сын подтянулся.
— Это да, — кивнула она. — Грех жаловаться.
— У Жени есть место для занятий?
— Да вот, машинку уберу со стола, и сядет за уроки. Видите, как у нас тесно.
— Вижу, что в коммуналке живете.
— В ней, родимой, — вздохнула Капитонова. — Стоим на очереди… Да только нам никто не спешит отдельную давать… Муж мой, Женькин отец, сидит… А я — швея-надомница…
— За что посадили вашего мужа? — спросил я.
— Зашиб дружка по пьяни…
— Убил?
— Господь уберег! — перекрестилась Женькина мамаша. — Живой… Опять пить начал, алкаш. А Гриня мой в лагере…
— Мария Федоровна, — обратился я к ней. — Вы не обидитесь, если я вам с деньгами немного помогу?..
— Да что это! — вскинулась она. — В долг не возьму. Отдавать нечем… А так, с малолетства своим трудом живу, сроду не побиралась.
— Парень у вас рослый, а за лето еще вытянется, — сказал я, — на одной одежде разоритесь.
— Ну сорочки, майки, трусы я ему сама шью…
— А — пальто? Куртку на теплое время? Обувь? — не унимался я. — Он у меня на городских соревнованиях будет выступать, в команде по баскетболу… А там глядишь, до области дойдет… Форму ему школа выделит, а вот в большой город поехать, надо ведь чтобы вид был!
Капитонова горестно вздыхала и качала головой.
— Ваша правда…
— Так что я это не вам деньги предлагаю, а для сына вашего одежду. Берите и не спорьте!
И я выложил те десять сотен, которые мне вчера Сумароков всучил. Увидев купюры, Женькина мамаша расчувствовалась и пустила слезу. В этот момент вернулся с чайником ее сын. Увидел слезы на глазах матери, он остолбенел, но заметив деньги, видимо, все понял, потому что пробурчал:
— Мам, ну не плачь… Сан Сеич плохо не сделает…
— Да я от радости плачу, Женюшка, — откликнулась она. — Давай, наливай чаю гостю дорогому!
Попив чаю из вежливости, я распрощался с семейством Капитоновых и отчалил. После того, как фактически уговорил своих пацанов принять участие в Илгиных опытах, я чувствовал себя донельзя паршиво. А отдав гонорар, выплаченный мне вымогателем, немного реабилитировался в собственных глазах. Будь моя воля, я бы и содержимое его бумажника отдал, но тогда бы стал вором. Другие выплаты от Ильи Ильича я тоже пущу на благотворительность. Это самое лучшее применение таким деньгам.
Я вышел из подъезда, сел в машину и выкатил со двора. Можно было с чистой совестью возвращаться домой. Вот только спешить не хотелось. Ведь придется звонить своей бывшей и извещать ее о том, что мальчишки согласились участвовать в ее дьявольских опытах. В глубине души я понимал, что слегка сгущаю краски. Скорее всего, ничего страшного с восьмиклассниками делать не будут. Все же советская наука, а не фашистская, но зная Илгу, ничего гарантировать было нельзя.
Повернув с улицы Калинина на проспект Маркса, я увидел милиционера. Он поднял руку, прося остановиться. Я притормозил. Вытащил из бардачка документы на машину и начал опускать боковое стекло. В этом время этот тип просунул руку в окошко и в лоб мне уставился ствол пистолета.
Глава 24
— Ты чего, командир! — я изобразил испуг, а сам превратился в сжатую пружину, лихорадочно соображая, какого хрена вообще происходит.
— Тихо! — прошипел тот. — Не дергайся!
Я поднял руки, понимая, что даже если сейчас резко газану, то мент, или кт он там есть на самом деле, все равно успеет нажать на спусковой крючок и размажет мои мозги по салону. Он уже не держал ствол вплотную ко мне, дав понять, что пистолет не игрушечный, держал его чуть поодаль. Предусмотрительно сволочь поступил — теперь так просто выбить оружие не получится. Да еще из положения сидя — делать резкие рывки мне совсем несподручно.
В это время щелкнули замки открываемых задних дверей. Покосившись в зеркало заднего вида, я увидел, что в машину забираются еще двое. В затылок уперся второй ствол. Державший меня на мушке оборотень в погонах убрал пистолет, отворил переднюю пассажирскую дверцу и плюхнулся рядом. Теперь у меня в салоне трое каких-то козлов и как минимум двое из них вооружены.