Правила пребывания в больнице гласили, что если вы покидали ее здание, то сразу после возвращения должны были сдать анализ мочи. Итак, я вышел на улицу, встретил нужную мне машину, передал человеку немного денег и получил несколько таблеток. Вернувшись в лечебный центр, я направился прямо в ванную, сделал анализ мочи и проглотил три таблетки.
Гениально, да?
Но не тут-то было…
Как только таблетки подействовали и по телу разлился теплый мед, в тот самый момент, когда я перестал дрожать, в дверь палаты постучали.
О фак! Фак, фак, фак!
Вошли консультант и одна из медсестер.
— Нам позвонили и сказали, что за пределами учреждения была совершена сделка с наркотиками, — объявил консультант. — Мне нужно проверить вашу одежду.
Да твою же мать!
— Разве? — сказал я, широко раскрыв глаза от фальшивого удивления. — Да никаких таблеток вы у меня не найдете. Я в порядке, — сказал я, уже понимая, что таблетки у меня найдут, а что касается порядка, то его и близко не было.
Конечно же, таблетки находились у меня в кармане (я сам их туда и положил). Таблетки забрали и сказали, что со мной будут разбираться завтра утром. Это означало, что я буду находиться под их действием еще около четырех часов, но на следующий день меня ждала адская расплата.
На следующий день в 10 часов утра все сильные госпиталя сего собрались в этом ужасном месте в тесный круг. Их вердикт был прост: «Пошел вон!»
— Вы что, меня выгоняете? — сказал я. — Я, бл…ь, не могу поверить своим ушам. Это рехаб для нарков или что? Почему вы все так удивлены, бл…ь, что здесь кто-то закинулся? Я говорил вам двоим, что болен, а вы ни хрена не сделали — какого же хрена я должен был сидеть и ждать неизвестно чего? И пожалуйста, ради бога, сотрите со своих лиц удивление. Да, я наркоман и принимал наркотики!
…После нескольких телефонных звонков меня отправили в какой-то неизвестный мне реабилитационный центр в Пенсильвании.
Но и там я не задержался: меня перепасовали в другой штат, как мячик в автомате для игры в пинбол. О радость! В этом заведении было разрешено курить! Сразу после прибытия я выкурил свою первую сигарету за девять месяцев, и это было ужасно приятно.
Но была тут и небольшая проблема: в то время я был зависим от шести миллиграммов ативана, а на новом месте ативан почему-то не выдавали. Наверное, это можно было проверить еще в Нью-Йорке, но никто этого не сделал. Мой собственный опыт и годы бесед с другими наркоманами привели меня к мысли, что большинство таких мест — в любом случае полное говно. Здесь одержимы одним: воспользоваться больными нуждающимися людьми для того, чтобы обналичить свои нехилые зарплаты. Вся эта система коррумпирована, она прогнила полностью.
Не верите? Спросите меня! Я — эксперт. Я вложил миллионы долларов в эту «систему».
Так помогли мне мои деньги или навредили? Смог бы я потратить все деньги на наркоту и алкоголь? Легче бы мне стало после этого или труднее?
Как я рад, что мы этого никогда не узнаем…
8
Одиссея
После «Друзей», после кино, после шести лет отношений, после падений и взлетов, взлетов и падений, после всего этого следующие шесть лет я потратил на одиссею. Вопреки тому, что может показаться, я не был человеком с кучей денег, которому нечего делать; на самом деле в это время у меня было больше дел, чем когда-либо еще. Я катился по горному склону в бушующую реку, надеясь найти убежище на какой-нибудь безопасной и сухой скале.
В промежутке между съемками сериалов «Мистер Саншайн» и «На старт!» я оказался в реабилитационном центре Cirque Lodge, что в Сан-Вэлли, штат Юта. Этот рехаб расположен у подножия горы Маунт-Тимпаногос, в Скалистых горах. Я не большой любитель природы — для умиротворения я предпочитаю океан или, по крайней мере, вид на океан, но это место было потрясающим. Разреженный воздух был чистейшим, настоящим, острым, как бритва. Повсюду бродили индейки, которые постоянно что-то жадно глотали (временами они даже взлетали — кто бы мог подумать, что они летают?), парили в небе беркуты, а в иные дни мимо рехаба проходил тяжелый и медлительный лось. (Нет, это действительно был лось, а не мои галлюцинации!)
Помимо красоты пейзажей, реабилитационный центр Cirque Lodge также мог похвастаться первоклассным персоналом — эти люди знали свое дело. Мой консультант Бёртон (если бы его лицо было окрашено в зеленый цвет, я бы поклялся, что его настоящее имя — Йода) оказался для меня очень полезен. Он умело справлялся как с реальными проблемами, которые я принес с собой, так и с выдуманными проблемами, которые я накопил за свою жизнь и тоже все это время носил с собой. (А еще он оказался одним их тех, кому я мог сказать: «Я тебя люблю».) Я прибыл сюда очень напуганным (конечно, это необходимое условие для поступления в реабилитационный центр, но тем не менее мне было очень не по себе), и успокаивающий голос Бёртона почти мгновенно заставил меня почувствовать себя немного лучше.
«Обнаружить, раскрыть и избавиться» — это высказывание было одной из главных мантр в реабилитационном центре Cirque Lodge. Я очень волновался, размышляя о том, смогу ли сделать хотя бы последний шаг, — пришло время избавиться от всего этого дерьма раз и навсегда. На тот момент я стал настолько крупным экспертом по программе «12 шагов» (да и всему остальному, чем обычно занимаются в рехабах), что в Cirque Lodge тратил немало времени на то, чтобы помочь новичкам и просто немного развлечься. Я попросил принести стол для пинг-понга и даже придумал игру с красным мячом, который мы перебрасывали друг другу. Все это вызывало у моих «сокамерников» приступы энтузиазма, которых хватало на несколько часов, а мне придавало ощущение бодрости. Я очень хотел помочь людям, и, мне кажется, это у меня получалось.
Постепенно у меня сложилось впечатление, что именно во время пребывания в данном рехабе придется проделать серьезную работу с моими психологическими травмами, вернуться в детство и вытащить оттуда всю старую боль и все одиночество, тем самым начав очень болезненный процесс освобождения от этих напастей. Идея заключалась в том, что если я преодолею эти травмировавшие меня события, то больше не буду чувствовать необходимость прикрывать их наркотиками и алкоголем.
Однако Бёртон смотрел на вещи по-другому. Он обвинил меня в том, что мне самому нравится драма моей наркозависимости, и спрашивал меня, как я могу получать столько удовольствия, находясь в Cirque Lodge, и при этом беспокоиться почти обо всем, что происходит там, в реальном мире.
Такая постановка вопроса сразу показалась мне оскорбительной. Как это «мне самому нравится»? Как Бёртон мог смотреть на десятилетия моей наркозависимости и ужаса, на отсутствие самоконтроля, на мою очевидную внутреннюю пытку и говорить, что мне это нравится?
Во время Недели семьи и друзей пациенты обычно приглашали к себе гостей, но я всеми силами этому сопротивлялся. Мой отец навещал меня в центре Hazelden, мать — в центре Promises Malibu, а моя тогдашняя девушка провела бесчисленные часы, наблюдая, как я болтаю во время детоксикации со множеством медсестер, сиделок и пациентов. Я не хотел подвергать их этому испытанию еще раз. Это было слишком больно, слишком тяжело, слишком несправедливо. Я хотел, чтобы они сделали перерыв — и это было самое меньшее, что я мог сделать. Я сам ввязался в эту заваруху и сам из нее выберусь.
Но однажды, примерно во время проведения Недели друзей и семьи, я обнаружил, что сижу на улице в одиночестве, надеясь на то, что появится лось или что индейка взлетит на дерево. День был морозный, а курить все равно хотелось, так что мне ничего не оставалось, как одеться потеплее и выйти на свежий воздух… Пока я сидел и попыхивал Marlboro, пошел легкий снежок. Стало невероятно тихо. Мне казалось, будто вся Вселенная терпеливо прислушивалась к тому, что творится в моей голове и моей душе.
Интересно, что ей удалось услышать?
Я стал думать о том, почему во время пребывания в этом рехабе я не хотел видеть никаких посетителей, и одна мысль глубоко меня поразила… Почему я освобождаю от прохождения через этот ад своих родных и близких, а не себя?