боль по первому, к которому есть чувства. Хочешь знать, сколько раз это сработало? Ни одного!
Озарение ослепляет яркой вспышкой, словно кто-то щелкнул старым фотоаппаратом. Точно! Вот что я делаю!
– Ты права, Кать.
– Ну, естественно, – ухмыляется она.
– Я откажусь от встречи с Севой и перестану с ним общаться.
– Но я не это…
– Спасибо, – бросаю я и отворачиваюсь. – А теперь закроем тему.
Слежу за белым мячом, который летает от одного бутса к другому. Пас, удар, атака по воротам гимназии. Мимо! Рома разочарованно опускает голову и бежит на середину поля, и я прекрасно понимаю, что он чувствует. Казалось, счастье было так близко, но осечка разбивает триумф, как хрупкое хрустальное изделие. Сдерживаюсь изо всех сил, но через несколько долгих минут борьбы проигрываю сама себе и снова смотрю на Елисея.
Из-за воротника рубашки выглядывает черная водолазка, в ухе блестит кольцо из белого металла. Приятная тяжесть из воспоминаний опускается на плечи, словно он снова рядом и обнимает меня одной рукой. Чувствую призрачный запах лимонных конфет и слышу тихий волнующий голос: «К тебе уже привык». Елисей неожиданно поворачивает голову, будто почувствовав мой пристальный взгляд. Волосы на затылке встают дыбом, и я поспешно отворачиваюсь, усилием воли усмиряя бешеный стук сердца. Вот же черт! Именно поэтому я и избегаю Елисея. Что будет, если он снова меня отошьет? Если посмеется и напомнит, что я вела себя, как чокнутая сталкерша? Не хочу проходить это снова. Дистанция – лучший выход.
Переключаюсь на игру, концентрируясь только на мяче и счете. У гимназии два очка, у нас пока одно. Мишка заметно нервничает и неприлично ругается полушепотом, получая бесчисленные замечания от Жени.
– Лана, твоя очередь идти за напитками, – говорит Катя, вручая мне пустую пластиковую бутылку.
– Когда ты успела?
– Это Морозов выдул.
– Пусть тогда он и идет.
– Лана, миленькая, не отвлекай, – отзывается Миша. – А-а-а! Нет! Пасуй!
Качаю головой, собираясь подняться, но Катя хватает меня за предплечье и тараторит как на духу:
– Только возьми малиновую без газа, а то от лимонада у меня живот сводит. Она точно есть в автоматах возле уборных.
– Хорошо, – обреченно киваю я. – Еще пожелания будут?
– Мне мармеладок, – говорит Женька.
– А мне бомбу, пожалуйста. Кину ее во вратаря гимназии, – недовольно бубнит Миша.
Спускаюсь по узкой лестнице между рядов и выхожу в коридор. Мужчина в синей форме и кепке смотрит на меня из-под нахмуренных бровей и едва заметно качает головой. Кажется, кто-то ненавидит детей или свою работу в целом. Шагаю по полукруглому проходу вдоль белых стен, на которых висят постеры футболистов городского клуба, и наконец-то нахожу автоматы с едой и напитками. Малиновая вода, мармеладки, а вот бомбы, к сожалению, нет. Прости, Морозов, сегодня повеселиться не получится. Забираю покупки из нижнего ящика, слух улавливает обрывки злобных фраз, доносящиеся из-за поворота.
– Мы вас сделаем, Ли. Хотя ты вряд ли сможешь разглядеть что-то даже из первого ряда, – говорит Дьяков.
– Конечно, не сможет, – смеется Яровой.
Прикрываю глаза, мысленно убеждая себя, что это не мое дело, но ноги словно к месту прирастают. Надменные и едкие голоса командующего и его приспешника звучат, как хихиканье гиен, а вот Елисея совсем не слышно.
– Ты такой спокойный, Ли, – выплевывает Дьяков. – Мамочка продолжает учить тебя хорошим манерам? Какая она молодец.
– Да где там молодец? – гогочет Яровой. – Легла под какого-то узкоглазого, а теперь вот мучается.
– Она тобой гордится, Ли? Каково это – быть матерью отброса, который терпит все и с готовностью подставляет лицо под удар?
– Так ударь, Андрюш, – отвечает Елисей таким тоном, что у меня руки покрываются мурашками.
– Не-е-ет, – ехидно тянет Дьяков. – Словами бить тебя куда веселее.
Звучат уродливые фразы о маме Елисея и о нем самом. Низкие, отвратительные, жуткие. Сжимаю бутылку в пальцах, пластик натужно хрустит, а на языке скапливается ядовитая горечь. Елисей ничего не отвечает, и я даже представить не могу, что он чувствует. Любой бы кинулся в драку, но не он. Принципы сильнее? Настолько?
Мысли заходятся в бешеном вихре, правила книжной героини проносятся одно за другим. Быть с ним заодно, быть для него поддержкой. Если бы это и правда был сценарий фантастической истории, то я закружилась бы в сияющем мерцании с криком: «Книжная призма, дай мне сил!», а после соврала, что не понимала своих действий и все вышло само собой. Но все это реальность, и мое решение взвешенное. Оно пропитано злостью и обидой за людей, которые определенно не заслуживают такого отношения. Делаю решительный шаг вперед, убирая пачку мармеладок в карман брюк, откручиваю пробку на бутылке и сворачиваю за угол.
Елисей стоит ко мне спиной, Дьяков удивленно поднимает брови и уже открывает рот для очередной гнусности, но я его опережаю. Останавливаюсь рядом с Елисеем и выбрасываю вперед руку с бутылкой, выплескивая малиновую воду командующему гимназии прямо в лицо.
– Ой! – театрально вскрикиваю я. – Как неловко вышло! Извини!
Дьяков оторопело хлопает глазами, по его щекам и подбородку стекают прозрачные капли. Яровой угрожающе опускает голову, глядя на меня:
– Ты че, офи…
Проделываю тот же трюк, умывая и второго козла.
– Упс! Кажется, у меня проблемы с координацией! – отыгрываю роль дурочки, у которой мозгов меньше, чем у чихуа-хуа. – Мне так жаль. Принести вам салфетки?
– Себя отсюда унеси! – орет Яровой.
Дьяков нервно вытирает ладонью лицо и яростно цедит сквозь сжатые зубы:
– Ли, ты свою телку…
Елисей делает шаг вперед, а меня легким движением задвигает себе за спину, касаясь кончиками пальцев локтя:
– Ну, ну… заканчивай фразу, Андрюш.
– Что у вас здесь за крики?! – слышится грозный мужской голос.
Елисей оборачивается, пронзая меня холодным взглядом:
– За дверь. Живо.
Пулей скрываюсь в женской уборной и смотрю на пустую бутылку. Рука дрожит так, будто бы во второй я держу оголенный провод. Охранник громко отчитывает парней и велит возвращаться на трибуны. Слышатся шаги и шипящий голос Дьякова:
– Вы оба еще пожалеете.
Бесшумно выдыхаю и выбрасываю бутылку в урну. Поднимаю голову, в отражении зеркала, висящего над умывальниками, вижу городскую сумасшедшую. Глаза бешеные, щеки красные. Я что, и правда это сделала? Было круто, конечно, но что теперь? Интересно, какие требования у новобранцев в космонавты?
Для верности жду еще пару минут, за дверью тихо. Похоже, все чисто и можно идти, только вот единственное место, куда хочется сейчас попасть, это мой уютный и безопасный шкаф в спальне. Беру себя в руки и выхожу в коридор. Вдох застревает в горле, и я вжимаю голову в плечи, желая уменьшиться до размера пылинки.