я на себе понял, каково превратиться в кого-то другого. Меня вдруг стали воспринимать как взрослого, ответственного, влиятельного, высокопоставленного человека. Это сквозило в каждом слове, в каждом жесте. Только мать относилась ко мне по-прежнему – я был ее своенравным мальчиком, которого она подчиняет своей власти.
* * *
События следовали одно за другим. В Цирке прошли игры в честь моего совершеннолетия. Их я посещал в наряде, в какой облачаются генералы для триумфа, в то время как Британник был в мальчишеских одеждах, и толпа его не замечала. Мать была права, когда говорила, что контраст между нами будет разительным. Она хотела, чтобы мы как можно чаще появлялись на публике в таком виде.
Летом Клавдий пожелал провести три дня в Альбанских горах и на этот срок назначил меня префектом Рима. А значит, мне предстояло рассматривать судебные дела! Это было уже слишком, и я сказал Клавдию, что это нежелательно.
– Т-тебе неплохо поучиться, – ответил он. – Я с-скажу им, чтобы тебе не п-представляли с-сложные или важные дела, только п-простые.
Но его не послушали и отдавали на мой суд деликатные, требующие особого внимания случаи. Согласно моему новому высокому статусу, мое решение перевешивало голоса других, даже тех, кто был гораздо старше меня.
Я часами изучал правовую и судебную системы и еще больше времени посвящал рассмотрению дел. Что интересно, сам того не ожидая, я увлекся изучением законов. Это была огромная, невероятно сложная задача, но умение применять знания в конкретных случаях дарило равноценное удовлетворение. А еще я получал самое настоящее удовольствие в процессе урегулирования судебных дел и поиска ответов на поставленные вопросы, ведь в остальных сферах жизни у меня такой возможности не было.
Спустя какое-то время я наконец мог спорить и высказывать свое мнение по поводу принимаемых решений. Илион – древняя Троя – подал петицию об освобождении от римских налогов. В ее поддержку я произнес речь на греческом. Петицию удовлетворили, и я был рад, что повлиял на решение, благодаря которому этому дорогому для меня городу вернули достоинство.
XXV
Время летело незаметно, месяцы сменяли друг друга, сливаясь, как спицы в крутящемся колесе. Однажды я зашел в свою комнату и обнаружил дожидавшуюся меня шкатулку. Пока я перебирал ее содержимое – два свитка, какие-то юридические акты, золотое кольцо и жемчужное ожерелье, – в комнату вошла мать.
– Что это? – спросил я, так как несложно было понять, что это ее рук дело.
У меня появилось нехорошее предчувствие – я догадывался, что это. Мать, мягко ступая, подошла ко мне. Губы ее кривились в усмешке. Я был знаком с этой ее улыбкой, и она мне никогда не нравилась, потому что без слов говорила: «Посмотри на себя, ты смешон».
– Это для твоей свадьбы. Да, пришло время вам с Октавией вступить в брак. Тебе исполнилось пятнадцать, ей – тринадцать. Я обращалась к жрецам-прорицателям, и, согласно их предсказаниям, событие должно состояться в июне. Вот смотрю на тебя, и сдается мне, ты не рад.
– Ты что, забыла, она мне не нравится?
– При чем здесь это?
– При всем. И кстати, не так давно, заманивая меня в эту ловушку, ты предполагала, что никакой свадьбы не будет вовсе.
– Я ошибалась.
– Нет, ты мне лгала.
– Пусть так, – пожала плечами мать. – Формально союз уже заключен, теперь пришло ваше время.
– А это что такое? – Я встряхнул шкатулку.
Мать недовольно нахмурилась и, наклонившись, взяла свитки.
– Здесь положения, касающиеся брачного союза, родословной, твоих обязанностей, прав собственности и прочего. – Она взяла юридические акты. – А эти бумаги будут засвидетельствованы и после церемонии отправлены в архив.
Затем мать показала мне тяжелое золотое кольцо в форме двух сцепленных рук.
– Кольцо ты отдашь Октавии. А вот это – твой ей подарок. Жемчуг Красного моря.
Мать покачала в руке ожерелье, опустила его обратно в шкатулку и захлопнула крышку. Она считала себя такой умной, но один момент все же упустила.
– Можешь унести все эти бумаги и украшения, они нам не понадобятся, – сказал я.
– Не перечь! – Мать раздраженно махнула на меня рукой. – Ты испытываешь мое терпение.
Удачный момент для ответного удара.
– Тебе изменила память? Октавия стала моей сестрой, а по законам Рима брат не может жениться на сестре.
Я скрестил руки на груди и с торжествующим видом посмотрел на мать. Она ответила одной из своих ядовитых улыбочек.
– О, я об этом позаботилась. Клавдий устроил так, что ее удочерила сговорчивая патрицианская семья – они были только рады обзавестись родственницей столь высокого происхождения.
О боги! Она меня обыграла. А я все это время пребывал в иллюзиях о собственной безопасности.
– И когда ты об этом позаботилась? – коротко спросил я.
– Довольно давно, – пожала плечами мать.
Всегда все втайне от меня!
– Это может подождать? – спросил я с призрачной надеждой.
– Нет. Все должно состояться до того, как кое-что изменится.
– О чем ты? Что изменится?
– То, что мы не можем предвидеть. Судьба ведет с нами опасную для жизни игру, и мы должны защитить себя от разрушительных перемен. – Тут мать заговорила тише. – Отсрочка вашей свадьбы не улучшит ситуацию, а сделает все только хуже. Ответь мне, почему ты находишь Октавию отталкивающей?
Я, вздохнув, сел на кушетку.
– Отталкивающая – слишком сильно сказано. Просто она что-то вроде пустого сосуда. Да и есть у меня чувство, что я ей тоже не нравлюсь.
– А ты хоть что-то сделал, чтобы ей понравиться?
Что за мысль? Я даже встряхнулся.
– Наши души вообще никак не соприкасаются.
– Чушь! Говоришь, как сопливая девчонка. В этом браке только две вещи должны соприкасаться. О первой мне говорить не обязательно, а вторая – это законная связь между нашими семьями.
Я только фыркнул в ответ. Мать наклонилась и нежно, очень медленно погладила меня по щеке. Я изо всех сил старался никак не реагировать.
– Запомни – ты и я, мы есть друг у друга, – прошептала мать и легко поцеловала меня в ухо. – Ты и я, больше никого.
Меня захлестнуло желание повернуться и найти губами ее губы, но я совладал с этой волной.
* * *
После официального объявления о предстоящей свадьбе мой проигрыш матери стал для всех очевиден. Я терпел поздравления, непристойные намеки и шуточки от Аникета и Тигеллина. Особенно – Тигеллина. С тех пор как его вернули из ссылки, он постоянно выслуживался перед матерью – она устроила так, что Клавдий снял запрет на его присутствие во дворце, – и, соответственно, поднимался все выше по ступенькам дворцовой иерархии.