Текстильными фабрикантами, купцами первой гильдии стали и братья, и сыновья Наполеона Пельтцера. При них улучшился быт рабочих «Нарвской суконной мануфактуры». Пельтцеры жил дружно, старались держаться вместе и создавать семьи внутри своей «немецкой коммуны». Почти все были долгожителями, оставаясь активными до глубокой старости. Не исключение – брат Наполеона Ивановича Егор Иванович – прадед Татьяны Пельтцер. В 60 лет он взял под свой контроль суконную фабрику своего зятя Виктора Кенемана в Каблукове, когда тот решил переехать в Германию. У Егора Ивановича было трое сыновей: Роберт, Сигизмунд и Георг. Старший основал фирму «Роберт Гер. Пельтцер и Ко» по торговле москательными товарами. В Москве его знали как Романа Пельтцера, отца одиннадцати детей. Двое из них – Иоганн и Георгий – были особенно дружны.
Иоганн поменял свое имя на «Иван» и стал знаменитым российским актером, а Георгий – талантливым военным инженером, построившим множество мостов по всей стране. В 30-е годы XX века бывший белый офицер был репрессирован, одна из его дочерей от греха подальше уничтожила родословное древо Пельтцеров – ту самую книгу «История и генеалогия рода Пельтцер». К счастью, Георгий Романович пробыл в тюрьме недолго, и теперь его потомки пытаются восстановить историю своего рода.
Георгий Пельтцер стал отцом пятерых детей, Иван Пельтцер – двоих, Татьяны и Александра. Несмотря на то что Иван Романович, а затем и его дочь увлеклись актерством, в семье Георгия Романовича эту профессию не одобряли и даже осуждали. Неожиданно в театр подался только его сын Константин. Вот, пожалуй, и все, больше актеров в этом роду не появлялось. Две ветви одной семьи дружили, общались, но полное взаимопонимание было только между Татьяной Ивановной и Константином Георгиевичем. Они постоянно уединялись, обсуждали творческие идеи, спорили. «Ее всегда было много», – призналась недавно двоюродная сестра актрисы Татьяна Георгиевна Пельтцер, почти полная тезка нашей героини. Громкая, веселая, раскрепощенная, Татьяна Ивановна органично вписывалась только в актерскую стихию.
От Ивана Романовича она унаследовала бесценный дар живого видения мира, необычного и всегда неожиданного восприятия самой жизни. Говорят, что она вообще была очень похожа на своего отца, особенно по темпераменту. Сохранился удивительный документ: в восемьдесят лет Иван Пельтцер взял в руки перо и классическим ямбом написал свою театрально-сценическую биографию. К сожалению, довел он ее лишь до 1905 года. В этих записках предстает старая Москва, ее быт, население, театральная жизнь, гастроли заморских знаменитостей. Историки театра могут найти точные описания и оценку игры Сары Бернар и Элеоноры Дузе, ощущение от концертов Сергея Рахманинова, у которого, кстати, Пельтцер учился по классу фортепиано, и Антона Рубинштейна.
Один из первых заслуженных артистов республики, Иван Пельтцер много снимался в кино: «Белеет парус одинокий», «Медведь», «Большая жизнь», до революции сам ставил фильмы. Он был не только знаменитым актером, но и деятельным антрепренером и педагогом. Одним словом, мог бы хорошо пристроить свою дочь-актрису, да и сам с возрастом найти теплое местечко. Но все было не так просто. Что-то мешало раннему творческому благополучию Татьяны Пельтцер.
* * *
Свой сценический путь она начала под крылом отца и металась с ним из Нахичевани в Ейск, из Ейска в Москву, затем уже сама поменяла несколько столичных театров. Но так и не смогла нигде обустроиться. Может, сказывалась ее необразованность, ведь Татьяна Ивановна даже не доучилась в гимназии, а ее профессиональной школой стали антрепризы отца. Может, мешало ее нескрываемое купеческое происхождение или столь необычное замужество. А может быть долгая неустроенность обоих Пельтцеров связана с судьбой Александра – брата Татьяны Ивановны. Не закончив МАДИ, он был осужден по статье 58 (за контрреволюционную деятельность) и отсидел два года. Это темная история, и теперь, за давностью лет, ее никто не прояснит. Со временем Александр Пельтцер увлекся разработкой первых советских гоночных автомобилей «Звезда», сам испытывал их, стал трижды рекордсменом Советского Союза. Но в 1936 году он оставил пост главного инженера АМО (ныне – завод имени Лихачева), как написано в архивах, «по причине выезда из Москвы». Чем была вызвана эта причина и куда Александр Иванович уехал, теперь тоже неизвестно. Но 36-й год – время, которое говорит само за себя.
Вместе с ним с завода ушла и Татьяна Ивановна, нашедшая там пристанище после того, как в театре ее признали профнепригодной. Она уехала в Ярославль в старейший российский драмтеатр имени Волкова. Вернувшись через год в Москву, пришла в некий Колхозный театр, затем вновь – уже в третий раз – в Театр имени Моссовета. На этой сцене Пельтцер работала самозабвенно, участвуя и в революционных, и в классических постановках. Она застала еще легендарного Любимова-Ланского, общалась с блистательными партнерами и постоянно искала себя.
В 1932 году Татьяна Ивановна писала отцу о работе в спектакле «Снег» Н. Погодина:
«Дорогой мой папаня!
Ты уж не сердись на нас. У меня совершенно не было ни секунды времени. Только позавчера, т. е. 14 ноября, сдали мы премьеру. И вот теперь уже посвободнее стало. Ну, во-первых, расскажу тебе про спектакль. На премьере он принимался хорошо, вчера хуже. Мне, в общем, он нравится… 18-го общественный просмотр. Он покажет многое. Насчет меня. Какое-то у меня неудовлетворенное чувство. Многие хвалят, Ленковский, например, говорит, что я единственный живой человек на сцене. Но многие и ругают, говорят, что Таня Пельтцер – есть опять Таня Пельтцер. Ну, вот кратко о пьесе. А так вообще живем ничего. Учусь я в университете нашем, очень это интересно. Консервы твои были изумительно вкусные, и мы их ели с большим удовольствием. Если будет возможность послать – пожалуйста, сделай. Шура очень доволен своей новой работой. Очень интересно, как у вас с Олюней дела и личные, и театральные.
Ну, целую крепко.
Ваша Т. ».
В общей сложности Татьяна Пельтцер проработала на этой сцене четырнадцать лет. Роли играла не самые плохие: Параша в «Шторме» Билль-Белоцерковского, Валя в «Мятеже» Фурманова, Михеевна в «Последней жертве» и Зыбкина в «Правда – хорошо, а счастье – лучше» Островского. Но – не прижилась. Труппа в театре была большая, у главрежей, как и везде, водились любимцы, да и в репертуар, видимо, Пельтцер не так хорошо вписывалась. А какой именно репертуар был ей нужен, она и сама еще не знала.
В 1940 году Татьяна Пельтцер оказалась в труппе знаменитого Московского театра эстрады и миниатюр. Рядом – Рина Зеленая, Мария Миронова, Александр Менакер, Нина Нурм, Борис Вельский, Юрий Хржановский. Новый жанр, репертуара почти нет. Это был веселый и трудный период в истории отечественной эстрады. Профессиональные драматурги не писали для малых сцен, а эстрадные авторы приспособились к уровню случайных, полухалтурных концертов. Энтузиастам приходилось действовать методом проб и ошибок. Помимо прочего, руководство театра настойчиво искало формы конферанса – приглашались Михаил Гаркави, Аркадий Райкин, пробовала вести конферанс и Татьяна Пельтцер. Она конферировала в острохарактерном гротесковом образе грубоватой няньки, который было трудно органично ввести в программу, и поэтому вскоре она перешла на бытовые роли в маленьких пьесках: управдом, молочница, банщица… Актриса смеялась над своими героинями и в то же время любила их. «У них крепкие руки и доброе сердце», – говорила она. Образы Пельтцер были как бы изнутри освещены улыбкой актрисы, затаенным лукавством. При всех своих смешных и отрицательных чертах они сохраняли нечто привлекательное.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});