к милому попугайничанью. И нет смысла с горчайшим отчаянием вспоминать слова Жоржа Садуля, автора знаменитой «Истории киноискусства», утверждавшего в своём исследовании, что даже довоенный кинематограф СССР, богатый по формам, по жанрам, по темам, занимал первое место в мире.
Это же можно сказать обо всей нашей культуре, в которой творили таланты Шолохова, Леонова, Булгакова, Эйзенштейна, Бондарчука. Великие художники Советского Ренессанса, возвышались гигантскими островами над довоенной и послевоенной американской и западной культурой, их художественные открытия привлекали к себе внимание, уважение и восхищение истинных ценителей мирового искусства. Сергей Бондарчук приковывал к себе особое внимание незаурядностью мышления, самоуглублённостью, образованием и знаниями и, как это ни странно, лёгким юмором, который, видимо, помогал ему жить в часы трудные, горькие, а их было предостаточно. Какую бы нелепость ни писала о нём озлобленная «перестроечная» критика, ненавидящая любой талант, Бондарчук был режиссёром удачи, ибо никогда не говорил о правде «вскользь» и не пытался выпрямить кривую тень. Он понимал, что слава – это пойманный сачком ветер, росинка, быстро высыхающая на траве под утренним солнцем, облако, уплывающее на закатном небе, понимал, что даже красота и женская любовь, к сожалению, не вечны. Удача, эта капризная жар-птица, не считается ни с заслуженным именем, ни с великолепно сшитым фестивальным костюмом, ни с солидной внешностью и жестами гения. Удача приходит к тому, кто одержим в своём таланте, беспощаден к себе, даже неистов в работе, достигая поднебесного разумения, без чего немыслима жизнь режиссёра, создающего свои «семь дней творения», вторую земную действительность.
Сергей Фёдорович Бондарчук оставил после себя вторую земную реальность населенную навеки людьми, сошедшими к нам с экрана, живую реальность, сотворённую с гениальной художественной силой.
Всегда буду помнить этого красивого, сильного, породистого человека, из тех редких людей, которые украшают землю и оправдывают существование рода человеческого.
Я благодарен судьбе, что у меня с Сергеем Фёдоровичем, несмотря на разные характеры, сложились добрые дружеские отношения, с полным взаимопониманием, полным совпадением литературного и кинематографического вкуса, хотя по стечению временных обстоятельств он не успел снять ни одной картины по моим романам. Тем более я уже был связан обязательствами с другими режиссёрами.
Хорошо помню долгий наш разговор об искусстве как об удвоении духа в сознании, о Толстом, о Христе, фильмы о котором стали появляться в разных странах. Ибо история Христа – самый лучший из всех сюжетов о современности. Мы говорили о том, что люди распяли Христа, ибо не доросли до его философии братства, до его нравственных законов, до его заповедей, до образа его жизни. Распяли собственную совесть – и после распятия великого проповедника земной мир ускорил своё движение от плохого к худшему. Но тут же помню и фразы Бондарчука: «Русское искусство есть и пребудет вовек. Оно не имеет право смиренно-мудро ходить по жизни».
Александр Шилов,
народный художник СССР
Портреты современников, деятелей литературы и искусства, цикл «Солдатские матери», пейзажная живопись.
Он облагораживал душу человеческую
С Сергеем Фёдоровичем Бондарчуком меня познакомил Вячеслав Овчинников – с моей точки зрения, один из самых талантливых композиторов нашего времени, истинный наследник традиций великой русской классической музыки. «Война и мир», «Они сражались за Родину», «Степь», «Борис Годунов» – в этих выдающихся картинах звучит потрясающая музыка Овчинникова. Знаю точно, как высоко ценил Сергей Фёдорович его талант. Вот Слава на правах любимчика и привёл меня в гости к Бондарчукам в день рождения Сергея Фёдоровича.
Спустя какое-то время Сергей Фёдорович заглянул ко мне в мастерскую. Ходил, рассматривал мои работы и рассказал, что недавно в Италии посетил выставку современных западноевропейских художников.
– Там уже абстракцией никто не занимается, – как мне показалось, с воодушевлением поведал Бондарчук и утвердил: – Никто!
Я, помнится, добавил:
– Абстракция уже всем надоела.
– Да. Надоела.
Сейчас уже не вспомню, на какой из моих картин задержался его взгляд, но никогда не забуду, как он улыбнулся, вздохнул полной грудью:
– Как же всё-таки прекрасно реалистическое искусство!
Почему-то захотелось обратить его внимание на мою работу 1975 года «Смоленский пастух».
– О! Это классика. Прекрасно. – Сдержанно сказал и доброжелательно.
Я был счастлив и показал только что законченный портрет старой деревенской женщины.
– У неё очень тяжелая жизнь, Сергей Федорович, я назвал картину «Судьба».
Он долго смотрел на эту бабушку, опустившую лицо на натруженные руки, и услышал я лишь печально-раздумчивое: «Гмм…».
Мы договорились, что я напишу его портрет. Этот период моей работы отражён замечательным режиссёром-документалистом Борисом Карповым (светлая ему память) в фильме «Достучаться до сердец людей». Позируя мне, Сергей Фёдорович говорил о сходстве актёрского портрета в кино (то есть, вероятно, крупного плана актёра) и портрета живописного, и что к изображению лица актёра на экране он предъявляет те же требования, что и художник-портретист. Конечно, я не смогу воспроизвести те суждения Бондарчука в точности (много лет прошло) но за смысл ручаюсь:
– Когда такой художник, как Рембрандт, пишет портрет, – размышлял Сергей Фёдорович, – он с гордостью осознаёт, что его произведение будет жить во времени. Значит, это не застывшее лицо, а бесконечное продолжение жизни человеческой. Так же и в кино: в портрете человека на экране режиссёр с актёром должны высветить характер, отобразить мир души. То есть воплотить образ человека так, чтобы и через много лет на него смотрели с таким же пристальным интересом, с каким мы вглядываемся в людей, запечатлённых на портретах великих живописцев.
Я думаю, что экранные портреты, созданные актёром Сергеем Бондарчуком в «Тарасе Шевченко», «Судьбе человека», «Войне и мире» – вечны. И относительно творчества живописца прав был Сергей Фёдорович. Тысячу раз прав! Мне от якобы художников неоднократно приходилось слышать: «А я так вижу». Изуродует человека и заявляет: «Так вижу»! Наверняка, глядя на «труды» таких «мастеров», у которых вместо портрета на холсте три крючочка и две запятые, про людей, живших в наше время, потомки ничего хорошего не подумают. Художник должен бережно относиться к натуре, которую пишет. С любовью.
Когда я писал его портрет, начинались съёмки «Бориса Годунова», и Сергей Фёдорович, наверное, жил образом главного героя. Я считаю, что трагедию царя Бориса он сыграл прежде всего глазами своими. Глубина в его глазах бездонная. А ведь глаза выражают внутреннее состояние души.
Смотреть завершённый портрет Сергей Фёдорович пришел вместе с Ириной Константиновной и дочерью Алёной. «Думы мои, думы», – прочитал он нараспев, разглядывая своё изображение. Потом говорил, что нет в этом портрете никакого штукарства, что всё согласовано, подчинено единой цели – выявить дух человеческий. И опять свернул на заветную