Читать интересную книгу Чудо в перьях - Юрий Черняков

И еще я искал встречи с Васей Нечипоруком. Хотел ему кое-что сказать. Не зная пока что, но хотел. Но всякий раз не успевал до него добраться, натыкаясь на постель Елены Борисовны. Куда и сваливался, как в яму.

А он искал со мной встречи, я это чувствовал, читая мысли всех встречных милиционеров. Они меня не трогали. Я числился за Васей.

— Одной любви музыка уступает… — бормотал я, обнимая очередную подругу где-нибудь в студенческом общежитии, ибо денег на ЭПД просто не было, а утром, хлебая ледяные щи из холодильника, пытался вспомнить ее лицо.

И так продолжалось бы неизвестно сколько, пока я не обнаружил, что в качестве очередной подруги оказалась Сероглазка из хора, Аленушка моя несравненная!

И какая мука, Господи, в ее дивных глазах!

— Сероглазка, родненькая! — хрипел я. — Не давай мне, не позволяй больше пить. Не пускай меня к ней…

— Меня Мария просила вас найти! — всхлипывала она, поддерживая меня, чтобы не упал. — Вас все ищут! Что ж вы делаете! У нас гастроли срываются…

— Плевать! — мотал я головой. — Пока Васю не найду… не поговорю с ним как следует… на колени встану, прощения буду просить… никаких гастролей! Все отменить, поняла? Все! А сейчас веди меня, веди…

— Куда? — плакала она. — Нам же придется платить неустойки! А на что жить! У нас на счету ни копейки.

— Плевать! — упрямо повторял я. — Заработаем, возьмем кредит в банке, весь мир объездим! Ну что смотришь? Не веришь? Ну и не надо. Веди меня к нему… К Васе. Я у него сына одолжил. Отдавать надо, понимаешь? С процентами.

Вот с такими разговорами, больше я не помню, что-то еще говорил, прихлебывая из горла какую-то мерзость, мы шли, ища Васю. И пришли наконец к общежитию, где жили конные милиционеры, рыскавшие в свободное от службы время возле нашей усадьбы.

— Где Вася? — спросил я дежурного. — Где он прячется?

— К Васе нельзя! — строго сказал сержант. — И ни от кого он не прячется. Это тебе надо прятаться. А сейчас иди отсюда! Девушка, зачем вы привели его сюда? Ведь смертоубийство сейчас будет!

— Плевать! — орал я. — Мы еще возродимся в другой жизни! Левое колесо сменит правое, хотя и будет вертеться в другую сторону! Что смотришь, сержант? Будду надо читать в оригинале, а не мою девушку стыдить! Посмотри, какая хорошая! Солистка будущая, мы с ней еще весь мир объездим. Ну где, где ваш великолепный Вася, сердцеед, я ему девушку привел, за сына, смотрите, какая красивая, от себя отрываю…

Алена плакала, упиралась, а я тащил ее наверх, пока сержант звонил кому-то по телефону… Наконец я его нашел, распахнув очередную дверь.

Вася был не один. Не только в комнате, но и в постели. С ним была третья призерка конкурса красоты, до которой мне до сих пор недосуг было добраться, но почему-то без короны. И еще я отметил про себя, что Вася был пьян не меньше меня. Если не больше. И призерка была пьяна, что неудивительно с таким красавчиком. Одна Сероглазка была трезвая и потому перепуганная и зареванная.

— Вася! — обрадовался я, как родному. И сел рядом на койку, отодвинув третью призерку к стенке. — Ты посмотри, кого я тебе привел! Не Мария, конечно, зато поет! Ну что? А ты мне — сына! Да твой он, твой, не спорю, но родители привыкли! Понимаешь?

Вася медленно выбирался из простыней, запутавшись в них ногами, одновременно ища глазами, что потяжелее. И наконец выбрался, представ перед всеми в таком великолепии, что Алена перестала всхлипывать и вырываться.

— Вася, — покрутил я головой. — Я ж тебя опять побью. Хоть ты всю милицию собери, вместе с конями и собаками! Ну так, может, договоримся, а?

Третья призерка — Света Зябликова, наконец вспомнил, — дрожала, накинув простыню на худые плечи. Куда ей до Марии! Или до Елены Борисовны, уже не помню…

— Ну хочешь — на колени встану! — И я действительно встал. — Ни перед кем еще не стоял, а перед тобой встану.

Он ударил меня сверху чем-то тяжелым, и девчонки вскрикнули. Еще помню, как набежали полуголые милиционеры и стали пинать меня, бесчувственного, ногами…

10

Очнулся в отделении на цементном полу, дрожа от холода и адской боли в голове. Со мной сидели еще двое алкашей. Они сочувственно смотрели, как я складываюсь, чтобы подняться, но даже не протянули руки, чтобы помочь. А разбудила меня музыка — жизнерадостная и печальная, зовущая и отталкивающая своей проникновенностью. Моцарт, не во мне, а в милицейском радиоприемнике, поднял меня и вернул к жизни. Я стоял, пошатываясь, впитывая всей измочаленной душой эти звуки.

— Да выключи! — сказал чей-то голос. — Найди что получше.

— Ты чего, мужик? — спросили меня алкаши, один худущий, длинноволосый, другой потолще и помоложе. — Милиции сопротивлялся? Говорят, руку сломал. Или не помнишь?

Я мотал головой. Попробовал языком зубы. Вроде целые. По почкам били, гады. И хоть бы в зеркальце посмотреть.

— Впаяют тебе, — сочувственно сказал тот, что помоложе. — Это как пить дать.

— Не имеют права! — едва произнес я разбитыми губами. — Еще извинения будут просить.

И сел с ним рядом, прижался плечом к молодому, чтобы согреться. Я был совершенно мокрый, похоже, окатывали водой, да так и бросили, не дождавшись, когда приду в себя.

— М-м… — промычал я, поскольку колотун пронял уже до костей.

— Тебе чего, мужик? — спросил пожилой. — По ментам соскучился?

— М-м… Моцарта! — сказал я наконец. — М-моцарта пусть включают, сволочи! Не хочу Ротару!

— Эй, дежурный! — крикнул молодой. — Слышь, Моцарта давай! Тут человеку плохо.

— Вольфганга Амадея! — уточнил я, подняв вверх палец.

— Счас все тебе будет! — пообещал невидимый голос из дежурки. — И то и другое.

— Бить будут! — сказал пожилой, поскучнев. — Ты б помолчал, пока не вызовут.

И молодой на всякий случай отодвинулся от меня. Я снова придвинулся.

— Ну ты, пидор, — сказал он. — Тебе что, места мало?

— Зам-мерз… — сказал я. — Но счас согреюсь!

Это я увидел подходивших к нашей клетке пару здоровых ментов с дубинками. Я смотрел на них, радуясь возможности размяться и рассчитаться, не говоря уже о согреве, и привычно тестировал свои «мышцы по всему телу, проверяя их на готовность. Побаливали, конечно, к тому же дыхание может подвести после недельной пьянки. Но долго с ними не провожусь. А про последствия пусть сами думают. Поди не знают, с кем связались.

Так и получилось. Разложил их по углам, аккуратно, ногами на выход, но тут молодой ударил меня сзади под коленные суставы так, что я ударился затылком об пол и снова отключился.

Очнулся снова от музыки. Все тот же Моцарт. Прямо концерт по заявкам. Я сел, отодвинулся от стоявшего надо мной милицейского полковника. Он склонился, внимательно вглядываясь. Ну уж этот должен меня знать. В очках. Значит, в филармонии хоть раз в год, но бывает.

— Павел Сергеевич? Вы? — спросил он.

— Ну, — прохрипел я. — А вы не поняли?

— Как это могло случиться? — спросил он строго капитана, которого я сразу не разглядел. — Да вы знаете, кто это!

— Да кто бы ни был! — дерзко сказал капитан. — Кто… У меня людей не осталось! Двое уволились, а еще двоих на больничный пришлось сегодня отправить… Из-за дирижера вашего.

— Напишите рапорт! — сказал полковник. — Вы знаете, что его везде разыскивают? Из министерства дважды звонили…

Я прижался спиной к стене, закрыв глаза и вслушиваясь в Моцарта. Хоть бы не выключили, сволочи.

— Что? — спросил, наклонившись надо мной, полковник. — Вы что-то сказали?

— Я просил радио не выключать, — сказал я. — Пока Моцарта передают. И не бить меня по голове, пока слушаю. А так — всем доволен, никаких претензий не имею.

— Но радио молчит, — сказал полковник после паузы. — С чего вы взяли?

Я открыл глаза. Моцарт не смолкал, ликуя и блаженствуя в преддверии гибели. Теперь уже во мне. И уж теперь я его никуда не отпущу. Я даже встал, как можно осторожнее, словно боялся расплескать музыку.

— Отвезите меня в филармонию! — сказал я. — Нет, сначала принесите зеркало. Я же сказал, что претензий не имею. И к врачам обращаться не стану. Где расписаться?

— У вас готово? — спросил полковник у капитана вполголоса.

— Да… но… — замялся капитан.

— Давайте, давайте! — потребовал я, заглянув в зеркало, принесенное дежурным лейтенантом. — Ух и рожа! Вот это работа. Слушайте, — вспомнил я. — А где те двое? Сидели тут?

— Их отпустили, — мрачно сказал капитан, давая полковнику подготовленный протокол.

— За безупречное поведение и помощь органам в нейтрализации опасного преступника! — сказал я, любуясь на себя в зеркало. Эх, сюда бы моих возлюбленных. И посмотреть бы, кто останется, когда остальные разбегутся. Мария и останется. Хоть едва меня выносит. Ей сына растить. — Ну где там расписаться! — нетерпеливо сказал я, протягивая руку. — Не бойтесь, я не собираюсь читать.