которые написал он, а не Джон, чаще всего «Yesterday».
Взлетать решили с поверхности замерзшей речки: в окрестностях деревни это было единственное достаточно большое ровное место. Якубович засомневался было, выдержит ли лед, но местные трактористы заверили, что выдержит.
На то, чтобы снять самолет с платформы и доставить к месту, ушло часа два – ушла бы и вся ночь, если бы не могучий Федя, который играючи развязал узлы крепежных канатов, ставших на морозе каменными, и чуть ли не в одиночку стащил биплан на дорогу. Дальше его потихоньку волок гусеничный ДТ-75, и нужно было только контролировать, чтобы самолет не болтался на ухабах и не повредил крылья и шасси. Но все обошлось.
Двигатель уже тарахтел, греясь на холостом ходу, но штурвал пустовал: Якубович распоряжался погрузкой. Деревенские насовали «битлам» десяток котомок и корзин с салом, курами, овощами, вареными яйцами, положили большой китайский термос с чаем и несколько бутылей с горячительным. Но половину снеди Якубович выставил обратно на лед: лишний вес.
Михаил Николаевич зачем-то всучил Мучнику ракетницу.
– От волков отбиваться, – пояснил он.
И вот настала пора прощаться. Окончательно забыв обиды, все обнялись и пожали друг другу руки. Первым в салон забрался Мучник, потом Джон, за ними Ринго. Пол уже стал подсаживать Линду, но тут Якубович заявил:
– Стоп, стоп, стоп! Простите, но всех я взять не могу. Только Моисей Миронович и «Битлз».
– Как это, Леонид Аркадьевич? – обескураженно спросил Вепрев, чувствуя, что все срывается, ведь без Линды Пол не полетит. Он заглянул в утробу самолета. – Там же у вас десять мест!
– Да при чем тут места? Дело не в местах, дело в весе, – стал объяснять Якубович виновато и одновременно напористо. – «Ан два» самолет маленький, в основном сельскохозяйственный, над полями кружить, удобрения сыпать. Для длинных перелетов он не предназначен. Но я подсчитал: с двумя дозаправками дотянем. Еле-еле, но долетим. Это с пятью пассажирами. Добавьте еще хотя бы одного, и двух дозаправок может оказаться недостаточно. А я и так понятия не имею, где мы будем пополнять горючее. Точнее, один раз знаю – в Перми у меня есть друг-авиатор, а вот дальше – будем надеяться на удачу.
Посадка приостановилась, и Джордж поинтересовался, в чем заминка. Вепрев перевел. Все стояли молча, переглядываясь. Тишину нарушила Линда:
– Может, это и к лучшему? Пол, давай я вернусь в Лондон. К детям.
Пол вздохнул. Настал тот миг, который он отодвигал, как мог.
– Да, – сказал он. – Все становится слишком непредсказуемым и опасным, чтобы таскать тебя за собой. Но как ты будешь добираться одна?
– Не беспокойся, Пол, – сказал Вепрев. – Я ведь тоже остаюсь. В Томске я вам не нужен, Моисей Миронович прекрасно справится без меня. Даю тебе слово, Линда уже послезавтра будет в Лондоне.
Пол кивнул. Он обнял жену, замерев, они постояли с минуту. Деревенские бабы завздыхали. Пол забрался в самолет, пригнулся, помахал Линде с Вепревым и исчез в салоне.
– Ну, всё, – сказал Якубович, тяготясь свалившейся на него ролью злодея-разлучника. – От винта. – И тоже забрался в самолет.
Дверь закрылась, но тут же снова открылась, и на лед выпрыгнули Джон и Ринго. Они бегом догнали Вепрева, который, как и остальные провожающие, стал отходить от самолета подальше.
– Брайни, – сказал Джон, крепко обняв его. – Ты почти стал пятым. Я тебе предлагаю не дружбу, а нечто большее – мой дом. Правда, я сейчас не знаю, где он будет, этот дом, но он всегда, в любое время суток будет открыт для тебя и твоих близких.
– А захочешь поваляться на песочке под тропическим солнцем, звони, вышлю ключи от моего райского уголка, – добавил Ринго, похлопав Вепрева по плечу.
– Спасибо, братцы, – растрогался Бронислав. – Но я все-таки надеюсь, мы еще встретимся в Москве.
Дверь наконец задраили, Якубович занял свое место в кабине, «битлы» и Мучник расселись на жестких откидных сиденьях вдоль стенок фюзеляжа и крест-накрест пристегнулись ремнями.
Двигатель затарахтел еще более надсадно, все вокруг затряслось, и, покачиваясь с боку на бок, самолет медленно начал разбег.
В салоне уже потеплело. Джон прикрыл глаза и тут же вновь провалился в сон, который продолжился с того же места – словно остановили, а потом заново включили проектор в кинотеатре.
…Открыв шлагбаум, Хендерсон торжественно сказал:
– В добрый путь, уважаемые гости!
Затем он быстро сбегал в домик, вынес два металлических овальных жетона и протянул их:
– Вот ваши стыковочные талоны. И чтоб управлять.
– Какие талоны? Чем управлять? – удивленно переспросил Джон.
– Стыковочные, – с удовольствием повторил таможенник. – Не забывайте, что вы вступаете на территорию Новотопии – государства, в котором действуют космические законы. Считаю также своим долгом посоветовать вам, сэр и юная леди, держаться восточного ветра, а не то вас унесет на запад, в Никударию, а оттуда, по слухам, еще никто не возвращался.
Джон кивнул, Люси сделала Хендерсону книксен, и они вступили на территорию суверенного государства.
Лесная тропа неожиданно сменилась идеально ровной асфальтовой полосой шириной три ярда с нарисованными белыми стрелками. Впереди трепетал наполненный ветром полосатый конус. Справа и слева они увидели таблички с большими буквами «Взлетно-посадочная полоса суверенного государства Новотопия». Снизу было приписано красным: «Внимание! Приготовиться к взлету!»
Джон почувствовал, как сильный порыв ветра мягко подтолкнул его в спину. Люси чуть не упала и взвизгнула, глаза ее стали почти черными. Джон подхватил девочку, снова посадил себе на плечи и зашлепал голыми ступнями по холодному асфальту, под натиском ветра ускоряя и ускоряя шаг.
Наконец он побежал изо всех сил и вдруг почувствовал, что отрывается от дорожки и летит, как будто бы сидя на чем-то невидимом, но мягком и упругом, как надувной диван. Резко тряхнуло…
Джон распахнул глаза. Он действительно летел. Но не на невидимом диване, а в маленьком самолетике. Он огляделся по сторонам. Его друзья и менеджер из Томска дремали.
Усатый летчик за полуприкрытой картонной ширмой оглянулся, поймал его осоловевший взгляд и подбадривающе кивнул. Затем вновь вперился во тьму за лобовым стеклом и, перекрывая шум двигателя, затянул:
– …Огромное небо, огромное небо,
Огромное небо, одно на двоих!…
«Кошмар продолжается», – подумал Джон основа опустил веки.
* * *
«-…Меня удивляет, зачем это Оракулу понадобилось написать роман, – сказала Юлиана. – Спрашивали ли вы у него об этом? И почему именно роман о том, что германцы и японцы проиграли войну? Почему именно эту историю, а не какую-нибудь