Читать интересную книгу Улица вдоль океана - Лидия Вакуловская

— Ладно, пусть берет терраску, — сказал Кешка преду. — Но надо как-то к моим контурам добавку пристегнуть.

— Кеш, после поговорим... завтра, — снова обнял его пред. — Зачем сегодня о делах? Ох, температурка здесь!.. — Он стал промокать платком лицо.

Пред, по Кешкиному понятию, был ни рыба ни мясо. Не то что прежний. Тот был пробивной дядька, горой стоял за старателя. Этот же все приглядывался да примерялся. За участки для артели не дрался — что даст прииск, то и ладно. Даст пустые «хвосты» — пустые берет, нарежут ледовый грунт — ледовый сойдет.

«Эх, сказать бы, что я о тебе думаю. Сказать, что ли?»

Но тут ударник с челкой рявкнул в микрофон:

— Для Саши, улетающего на «материк», — «Королева красоты»!..

Загремел оркестр. Пред прихлопнул ладонями уши; потом разлил по-рюмкам, жестом предложил Кешке и Тарасову выпить.

В двенадцать официантки попросили освободить зал. Жорка, Дудов затеял с ними перепалку — возмущался таким порядком. Жорку подхватили под руки, повели в коридор одеваться. Расплачиваться не требовалось, уплатили заранее.

Наконец вывалили на мороз. Тарасов благодушно предложил Кешке.

— Чего тебе домой ехать, в автобусе болтаться? Я койку в гостинице выбил, не продавим вдвоем.

Кешка жил в приисковом поселке, в двух часах езды от райцентра. Он вполне успевал на ночной автобус, но ехать не собирался — хотел завтра сходить к старому дружку. И вдруг ему подумалось: почему завтра, а не сегодня? Почему не сию минуту?

— Спи спокойно, пусть, тебе терраска снится, — сказал Кешка Тарасову и вернулся назад в ресторан.

В узком коридоре, между зеркалом и вешалкой, еще толкались старатели. Жорка Дудов обнимался с предом. Яшку Савушкина совсем развезло: двое поддерживали его, двое натягивали пальто. Швейцар с руками боксера и сухонькая гардеробщица теснили всех к выходу.

— Я портсигар забыл, — соврал Кешка и прошел в зал.

Две официантки уносили с их столов бутылки — пустые и непочатые. Пустые еще оставались на столах, а полных не было. Вернее, была парочка, но их уже прибрала официантка.

Кешка преградил ей дорогу.

— Вынужден опечалить, — протянул он руку к подносу с грязной посудой, зажавшей полнехонькие бутылки коньяка.

Затем окинул взглядом раскуроченные столы. Помидоры еще кое-где задержались на тарелках. Он взял пять штук, покрупнее; положил в наружные карманы пальто, а бутылки отправил во внутренние — в каждый по одной. Пальто на нем было шикарное: японское, вязаное, стального цвета. Кешка специально летал за ним в Магадан, к одному знакомому из рыбкоопа. С перелетом и обмывкой пальто потянуло без малого, четыреста рублей.

Дом Антона он помнил — четырехэтажной, напротив книжного магазина. Ноги, у Кешки слегка заплетались, в голове еще носились обрывки ресторанной музыки. По случаю торжества он надел, лакированные штиблеты, теперь мороз ощутимо покусывал пальцы.

Окна светились только на лестничных площадках, Кешка остановился, не зная, в какой подъезд входить. Подумал и вошел в средний. На первом этаже опять остановился, не зная, в какую дверь звонить. Подумал и позвонил в среднюю.

За дверью что-то задвигалось, щелкнул выключатель.

Кешка забыл, как зовут жену Антона, — не то Валя, не то Тамара.

— Я к Тонику, Тамара, — сказал он, решив, что все-таки Тамара.

— К какому Тонику?

— Антон Чанов где живет? — Кешка понял, что не туда попал. — Старший геолог управления.

— Этажом выше.

На лестнице Кешку качнуло от стены к перилам. Он удивился — в ресторане ему казалось, что он трезвее всех.

Кешка увидел на боковой двери медную подкову и все вспомнил: Антон прибил подкову в день вселения. Эта самая Валя или Тамара потребовала.

Он обрадовался, нажал на звонок и услышал петушиный голос Антона:

— Минуточку, открываю!

Открыл. Сперва не узнал Кешку. А узнал — схватил за борта японского пальто, затряс на радостях, втянул в коридор.

Минут через десять они сидели в комнате за столом, пили коньяк, ели помидоры, горячую тушенку со сковороды, плавленые сырки и густо посыпанную перцем и солью строганину из хариуса.

Антон ничуть не изменился: такая же тощая жердина, как и был. Из пижамной куртки торчит длинная шея с кадыком, хрящеватый нос чуть свернут набок. Точно и не прошло семи лет с тех пор, как кончили они вместе институт и вместе бродили с партиями по тайге.

Главное, и голос у него остался петушиный: вроде все еще прорезается. Этим петушиным голосом Антон засыпал Кешку вопросами: куда запропал после последней экспедиции, отчего не писал, не показывался? Где сейчас, что сейчас?

— Я слышал, ты на Чукотку ускакал, на олово переключился, — говорил Антон, торопливо накалывая вилкой размочаленное мясо. — Я тоже о Чукотке мечтал. Борю Вахова помнишь? Он на берегу Ледовитого шурфил, звал меня. Но я тут одной вещицей увлекся, не поехал. Сейчас читаю в газете — Борька наш морские россыпи открыл.

— Был я на олове, был, — поморщился Кешка. Поднял бутылку, плеснул в стаканы. — Давай, Тоник, еще за встречу.

— С удовольствием, — взял Антон стакан.

Пил он так же, как когда-то: подставляя ладонь под донышко, точно боялся, что прольется, и кривился при этом. Не умел пить.

Антон был дома один. И не спал, когда позвонил Кешка: на тахте-матраце, единственном лежачем месте, не было постелено. Стояла только пепельница с окурками, рядом — раскрытая книжка и лампочка-грибок под зеленой шляпой.

— А где твоя Тамара? — спросил Кешка.

— Какая Тамара?

— Ну, жена.

— Вера, — поправил Антон, — А мы разошлись, Кеша. Вернее, она уехала! С Танечкой. Да, ты не знаешь, у меня теперь дочь есть, Танечка. Сейчас покажу…

Антон взял с книжной полки фотографию. Кешка узнал эту самую Веру. Оказываемся, не Валя, не Тамара, а Вера. Эта самая Вера держала на руках голопузого младенца, выходит, Антошкину дочку. Веру Кешка помнил. Тогда как раз вернулись с поля, Антону дали квартиру, и к нему прилетела из Ленинграда невеста. Отмечали сразу свадьбу и новоселье. В этой самой комнате. Стола тогда не было, и тахты-матраца тоже. Сидели на полу, на Антошкиных книжках. Было сто бутылок шампанского, гора Антошкиных камней в углу, и эта самая Вера привезла из Ленинграда здоровенную медную подкову. Веры не стало, а подкова и гора камней остались. Только камни из угла перекочевали на полки: кварцы, сланцы, песчаники. С вкраплением золота, с вкраплением вольфрама, касситерита. Были среди них малютки, были и в полпуда весом…

— Что ж так? — спросил Кешка.

— Так уж получилось.

— Сволочь, — ругнул Кешка уехавшую жену Антона, — Помнишь, как ты ее ждал? Помнишь, мы с тобой от Черной скалы пробирались? Три дня не жрали.

— Помню, Кеша. Ведь я тебе жизнью обязан. Иногда глаза закрою и вижу этот чертов ручей Змеиный. Вижу, как лодку о камни разбивает, я хватаюсь за какой-то валун, руки судорогой сводит, вот-вот оторвет меня водой, швырнет на камни. А ты валишь на берегу лиственницу и орешь: «Тоник, держись! Держись, Антончик, сейчас вытащу!..» По-моему, мы потом куропатку подбили, веселее зажили.

— Было, все у нас с тобой было. Давай еще по одной, — предложил Кешка.

Кешка чувствовал, что уже хорош: к ресторанной дозе да еще бутылка! Но не выпить не мог — не с кем попало поднимает, со старым другом! Дурак он, что в последние годы избегал Антона, затаился от него. А чего, собственно, он такого сделал, чтобы таиться? Антон всегда его поймет, с ним можно по душам…

Кешка опрокинул стакан, бросил в рот кусочек плавленого сыра, сказал:

— Тоник, давай с тобой по душам. Я перебрал малость, но в общем в норме… Но ты мне скажи: вот ходили мы с тобой, землю дырявили, комарье нас грызло. Ты тонул, я спасал — не в том дело. Но ты скажи: о чем мы думали? Быть или не быть? Об этом не думали. Просто золото щупали, хотели вписать, так сказать, славную страницу. Ты меня понимаешь?.. И ведь нашли. Сопчонку ту, помнишь, Миленькой назвали? А ведь пустое все, тор-рр-ричелева пус-стота, если по душам.

— Почему пустота? На Миленькой прииск шесть лет моет, и еще лет на пять хватит.

— Пусс-ссто-та-а,— упрямо повторил Кешка.

— Да когда это наша наука пустышкой стала? — запальчиво возразил Антон. Он сам был навеселе и не замечал, что Кешка крепко перебрал. — Да вот тебе простой пример. Ты о методе сечения в разведке слышал?

— Не слышал и не хочу, — потянулся к бутылке Кешка.

— Погоди, Кеша, успеем: ночь велика, а завтра воскресенье, — остановил его Антон. — Послушай две минуты. Мы как с тобой недавно поиск вели? Методом дырки? Рванули шурф, взяли пробу — нет металла. Нет и не надо, пошли дальше шурфить. А он, между прочим, был, но в воздух с породой вылетел. Теперь смотри, что получается, — Антон взял с полки рулон, раскатал его на чистой площади стола. — Смотри, вот прииск Большой, вот ручей Уж двадцать кэмэ в длину. На нем геологи три года без толку топтались. И знаешь, что мы сделали? Подняли бульдозером грунт поперек ручья и промыли. Километр отступили, еще траншею пробили, а грунт — на прибор. Оказалась богатейшая струйчатая россыпь. Вот тебе и весь метод сечения, вместо дырок в земле.