Читать интересную книгу Офицеры и джентльмены - Ивлин Во

Однако в ту пятницу все произошло по-другому. Через час после отъезда связистов огласили приказ, отменяющий все отпуска, который аудитория майора Эрскайна выслушала внимательно, но восприняла с негодованием.

– Я очень сожалею, что вам отменили отпуска, – сказал майор Эрскайн. – Но этот приказ касается не только нас. Отпуска отменены во всех вооруженных силах метрополии. Сегодня утром, как вы знаете, из бригады откомандированы связисты. Во второй половине дня у нас заберут все транспортные средства. Причиной всего этого является то, что мы, как вам известно, не очень хорошо оснащены и подготовлены. Всех специалистов и вооружение необходимо как можно скорее направить во Францию. Все это, возможно, даст вам некоторое представление о серьезности положения там.

Эрскайн продолжал лекцию, привычно рассуждая о клиньях, выступах и танковых частях, прорвавших фронт и разошедшихся в разных направлениях. Впервые эти вещи воспринимались его слушателями как вещи, могущие оказать воздействие на их собственную жизнь.

В тот вечер от писарей по лагерю распространился слух, что бригаду немедленно направят на Оркнейские острова. Бригадир, утверждалось в этих слухах, снова поехал в Лондон, а вокруг замка скопилось множество автомашин, принадлежащих Шотландскому военному округу.

На следующий день денщик Гая заявил:

– Похоже, сэр, что сегодня я служу у вас последний день.

Алебардист Гласс был кадровым солдатом. Большая часть призванных новобранцев стыдилась быть денщиками, считая, что они поступили в армию для совершенно иных дел. Бывалые же солдаты знали, что лакейские обязанности сулят им множество привилегий и удобств, и потому просились в денщики наперебой. Алебардист Гласс был человеком угрюмым. Появившись утром у Гая, он обычно сообщал ему все неприятные новости: «Двое из нашего взвода опоздали сегодня утром из увольнения», «Майор Тренч осматривал ночью наши палатки. Очень рассердился, что в ведрах для помоев был хлеб», «Капрал Хилл застрелился около моста, его тело сейчас несут сюда». Такие и подобные этим новости и сплетни были явно рассчитаны на то, чтобы с утра испортить Гаю настроение. Однако сегодняшнее сообщение было, видимо, еще серьезнее.

– Что ты имеешь в виду, Гласс?

– Так говорят, сэр. Джексон узнал об этом вчера вечером в сержантской столовой.

– А что же, собственно, происходит?

– Всем кадровым приказано быть готовыми к отъезду. А о находящихся на подготовке военнообязанных ничего не говорят.

Когда Гай пришел в столовую, там уже обсуждались эти слухи.

– Есть во всем этом хоть какая-нибудь доля правды? – спросил Гай у майора Эрскайна.

– Скоро вам все скажут, – ответил тот. – Командир батальона собирает всех офицеров в восемь тридцать здесь, в столовой.

Солдат отправили на работы и физические занятия под руководством сержантов, а офицеры собрались в столовой. В каждом из алебардийских батальонов командир по-своему сообщал в этот момент неприятную новость. Подполковник Тиккеридж сказал:

– Я вынужден сообщить неприятнейшую для большинства из вас новость. Через час об этом узнают и солдаты. Мне очень трудно говорить вам об этом, потому что лично для меня эта новость очень приятна, и я не в состоянии скрывать своей радости. Я очень надеялся, что пойду в бой вместе с вами. Именно для этой цели мы так долго работали вместе. Я считаю, что у нас сложилось весьма хорошее мнение друг о друге. Но вы, так же как и я, хорошо знаете, что к бою мы не готовы. Дела наши во Франции очень неважные. Намного хуже, чем многие из вас считают. Для осуществления решительного контрнаступления туда необходимо немедленно послать хорошо подготовленные пополнения. Поэтому было принято решение немедленно послать во Францию батальон кадровых алебардистов. Вы, конечно, догадываетесь, кто именно поведет нас в бой там. Бригадир провел в Лондоне два дня и настоял на том, чтобы его понизили в чине на одну ступень и назначили командиром батальона. Я очень горжусь тем, что он предложил и мне снизить чин на одну ступень и поехать с ним в качестве его заместителя. Мы возьмем с собой большую часть кадровых офицеров, унтер-офицеров и рядовых, находящихся сейчас в нашем лагере. Тем из вас, кто остается здесь, естественно, хотелось бы знать, какова ваша дальнейшая судьба. Боюсь, что на этот вопрос я ответить не в состоянии. Вы понимаете, конечно, что батальон будет невероятно ослаблен, особенно в отношении сержантского состава. Вы понимаете также и то, что, по крайней мере с данного момента, бригада как отдельное соединение специального назначения перестает существовать. Можете быть уверены, что капитан-комендант сделает все, что сможет, чтобы вы остались алебардистами и чтобы вас не бросали куда попало. Однако в такое время, когда нашей стране грозит опасность, нам приходится отказываться даже от таких вещей, как полковые традиции. Я надеюсь, что настанет такой день, когда мы все снова будем вместе. В то же время не рассчитывайте на это и не считайте себя обиженными, если вас назначат куда-нибудь еще. Будьте алебардистами в душе, где бы вы ни оказались. Ваша обязанность теперь, как и всегда, – готовить и воспитывать солдат. Следите за тем, чтобы не приходило в упадок их моральное состояние. Организуйте состязания футбольных команд. Устраивайте концерты и игры в лото. Сегодня никаких увольнений из лагеря, пока не поступят новые указания.

Офицеры, имеющие временный чин, вышли из столовой, поверженные в глубочайшее уныние.

– Здесь явно переплетение каких-то интриг, старина, – сказал Эпторп. – Все это подстроено связистами.

Через некоторое время батальон построили на плацу. Подполковник (теперь майор) Тиккеридж произнес почти такую же речь, как и перед офицерами, однако этот простодушный человек на сей раз каким-то образом ухитрился произвести несколько иное впечатление. Теперь, по его словам, выходило, что пройдет немного времени и алебардисты снова будут все вместе, что экспедиционный батальон просто сыграет роль передового отряда. Окончательное же уничтожение противника будет делом всех алебардистов.

Гай в этих условиях получил наконец роту.

Везде и во всем господствовали неразбериха и беспорядок. Алебардистам приказали «быть в постоянной готовности к новому приказу». Кадровые, которым предстояло ехать, прошли окончательный медицинский осмотр. Людям в почтенном возрасте, скрывавшим свои годы, заявили, что они непригодны, и возвратили домой. Призванные новобранцы играли в футбол и пели под эгидой военного священника: «Мы развесим белье на линии Зигфрида».

Дабы избежать, как полагали, путаницы, остающимся батальонам присвоили названия «X» и «Y». Гай и его пожилой старшина со свисающими бровями сидели в одной из палаток батальона «X». В течение всей второй половины дня к Гаю поступали рапорты с просьбой об увольнении на уик-энд по неотложным семейным и личным делам от солдат, которых ни сам Гай, ни его дряхлый помощник никогда раньше не видели: «У меня беременная жена, сэр», «Мой брат в отпуске перед отбытием во Францию, сэр», «Несчастье дома, сэр», «Мою мать эвакуировали, сэр».

– Нам ничего не известно о них, сэр, – сказал старшина. – Если вы отпустите хоть одного, начнутся неприятности.

Гай с сожалением отказал им всем.

Это был его первый опыт пребывания в привычной военной ситуации, именуемой общей паникой.

Приказ об отбытии кадрового батальона поступил только после того, как горнист сыграл вечернюю зорю.

В воскресенье утром, сразу же после побудки, батальоны «X» и «Y» собрались на плацу, чтобы проводить кадровый батальон, но, когда прозвучал сигнал горниста на завтрак, все ринулись в столовую. Через некоторое время в лагерь прибыла длинная вереница автобусов. Кадровые алебардисты заняли места, и автобусы тронулись в путь под веселые возгласы остающихся. Когда автобусы скрылись из виду, оставшиеся вернулись в опустевший лагерь. Их ждал скучный день.

Беспорядок долгое время оставался неизменным. Командира батальона «X» в чине майора Гай совершенно не знал. Эпторп в этот период необыкновенных событий стал заместителем командира батальона «Y», а Сарам-Смит – его начальником штаба.

Уик-энд тянулся очень медленно.

По воскресным утрам из города в Пенкирк обычно приезжал священник и служил мессу в замке. Он приехал и в это воскресенье, нисколько не обеспокоенный и не озабоченный мрачными событиями. Пока он в течение сорока пяти минут служил мессу, все выглядело таким мирным.

Когда Гай вернулся в батальон, его спросили:

– Вы, случайно, не получили какие-нибудь распоряжения у командования в замке?

– Там никто не обмолвился ни одним словом, – ответил Гай. – В замке мертвая тишина.

– По-моему, командование совершенно забыло о нас. Самое лучшее в таком положении – это разрешить всем длительный отпуск.