Читать интересную книгу Товарищ Богдан - Борис Раевский

«Куда он гнет?» — настороженно думал Бабушкин.

— Я очень люблю помогайт русменшен, — без умолку трещал прыщавый. — Я думайт, ви не протиф иметь свой хаус-домик, свой один садик, свой доллар уф банк?

Бабушкин молчал.

— В сквер — хороший цветки, но плохой разговор, — заявил «боксер» и вдруг хлопнул Ивана Васильевича по плечу: — Пошел в кабачок! Пьем пиво. Я угощай.

— Благодарю, — ответил Бабушкин. — Но не могу. Тороплюсь на работу.

— Те-те-те. — подмигнув, хитро засмеялся «боксер», помахивая пальцем перед носом Бабушкина. — На работу без паспорта не берут…

Иван Васильевич вздрогнул:

«Ловкий прохвост!»

Но ответил спокойно, не торопясь.

— Почему это «без паспорта»?

— Те-те-те. — снова засмеялся «боксер». — Я — как это по-руссиш? — убитый воробей. Меня на мякише не обманешь. Я знай — ви есть без паспорт..

— Хочешь богатеть? — вдруг перейдя на ты, дружески зашептал он и снова положил руку на плечо Бабушкину. — Вот, — он вытащил из портфеля какую-то бумагу. — Читай. Едем нах Америка!

— В Америку? Зачем? — удивился Бабушкин, быстро просматривая бумагу.

Это был форменный бланк контракта, отпечатанный сразу на трех языках: немецком, польском и русском. Подписавший его давал обязательство отработать три года на сахарных плантациях в Аргентине.

«Отказаться? — быстро соображал Бабушкин. — Нет. Этот прыщавый вербовщик кликнет шуцмана. Чует, собака, что я без паспорта».

— В Аргентину? Отлично! — оживившись, заявил Бабушкин. — Всю жизнь мечтал: ковбои, прерии, индейцы.

Вербовщик не заметил насмешки.

— Вот здесь подписайт, — сказал он. — И не попробуй спрятайтся. Наша компани — как это по-руссиш говорят? — под мостовой найдет.

«Какую бы фамилию поставить? — думал Бабушкин, вертя в руке карандаш. — Герасимов? Сидоров? Петров?»

Усталый, голодный, он усмехнулся и, разозлясь, коряво, неразборчиво подписал:

«Ловиветравполе».

— Какой длинный имя! — присматриваясь к размашистым каракулям Бабушкина, удивился вербовщик.

— Нормальная украинская фамилия, — ответил Бабушкин.

Прыщавый здоровяк, уложив контракт в портфель, сразу оставил свой прежний — ласковый, дружеский — тон. Теперь он произносил слова жестко, требовательно. Не говорил — приказывал.

Он отвел Бабушкина в какой-то полуподвал. Там уже находилось человек двенадцать. У всех у них было что-то общее: все походили на бродяг.

«Компания что надо!» — усмехнулся Бабушкин.

Тут же сидел за столом какой-то коренастый крепыш в плаще. Он был чем-то вроде помощника у «боксера». И все время молчал, как немой.

— Ти есть голодний? — спросил «боксер» у Бабушкина и ткнул рукой в угол: там, прямо на полу стояли консервные банки. Бабушкин вскрыл одну из них. Бобы. Не очень-то вкусная еда, особенно, когда сало застыло. А разогреть негде. Но Бабушкину было не до выбора. Он пристроился поудобнее и опустошил всю двухфунтовую банку.

«Боксер» объявил: отправка завтра в восемь утра. Маршрут — до Франкфурта, а там их сольют с другой группой.

Все улеглись вповалку.

Утром поели те же бобы.

Шагая на вокзал, Бабушкин слушал, о чем толкуют завербованные. В общем, ехали охотно. Здесь, в Германии, судьба их не баловала. А в Америке, по слухам, жизнь богатая. Вербовщик обещает каждому работу, а со временем — и свой домик в рассрочку.

— Хуже не будет, — подытожил один из бродяг.

В поезде их поместили всех вместе, в один вагон. Бабушкин подметил: вербовщик и его помощник устроились так, чтобы видеть всю свою «команду».

Поезд шел на северо-запад. Это было на руку Бабушкину. Пускай вербовщик везет его ближе к Лондону.

«А приятно все-таки ездить с билетом! — подумал Бабушкин. — И не в товарном…»

Но вот поезд стал приближаться к Франкфурту.

«Нет, больше мне с вами, мистеры, не по пути, — подумал Бабушкин. — Неужто я бежал из русской тюрьмы, чтобы стать рабом на американских плантациях?»

Он встал, вышел в тамбур. Вагон сильно качало. Значит, скорость большая.

Бабушкин вернулся на свое место. Выждал, когда поезд пошел в гору.

Снова вышел в тамбур. Поезд на подъеме замедлил ход.

Бабушкин рванул дверь. В лицо ему ударил ветер.

«Ну, мистеры, кланяйтесь президенту!» — он спустился на нижнюю ступеньку и прыгнул.

13. Мистер Рихтер

Маленький пароходик, пыхтя и отдуваясь, шел через Ла-Манш. На носу, возле зачехленной шлюпки, засунув руки глубоко в карманы тужурки, надвинув фуражку на лоб, похожий на бродягу, стоял Бабушкин и глядел вперед: там должна появиться Англия. Но туман, густой как сметана, окутывал пролив: ничего было не разобрать.

Бабушкин закрыл глаза, и так, стоя, привалившись к шлюпке, дремал. Ему казалось: то он колесит в пустом товарном вагоне по Германии; то в эшелоне, набитом мешками сахара, переезжает во Францию; то трясется, забравшись на крышу вагона, к берегу моря.

Неужели самое трудное уже позади?!

Бабушкину чудится: усталый и голодный, снова входит он в немецкий кабачок.

«Битте», — говорит хозяин и, видя, что гость не понимает по-немецки, жестами предлагает раздеться, умыться.

Трактир аккуратный, чистенький, как все у немцев.

Бабушкин уже отвык от чистоты, тепла. Так хорошо бы посидеть, отдохнуть!. Но как снять шапку? Проклятые зеленые пряди!

Он нахлобучивает поглубже фуражку, поворачивается и уходит.

А ночевки?! Где он только не спал! И на скамейках, и в стогах сена, и в сараях. Однажды даже на кладбище ночевал.

«Капиталы» его быстро иссякли. А есть-то надо?! Он пристраивался в очередь безработных у благотворительной столовой: все же бесплатная тарелка супа и ломоть хлеба. В одном городке нанялся грузить дрова на баржу. В другом месте копал картошку.

…Пароходик дал низкий протяжный гудок. Долго перекатывался он над морем, прижатый туманом к самой воде.

Разлепив усталые веки, Бабушкин спустился в обшарпанный салон, сел в углу и заснул…

…Вскоре он уже был в Лондоне.

«Наконец-то!» — Бабушкин медленно брел по оживленным улицам.

Теперь осталась последняя, но нелегкая задача: найти мистера Якоба Рихтера, а потом через него — Ленина.

Иван Васильевич шагал, разглядывая огромные магазины, рестораны, потоки людей.

Свернув влево с шумного проспекта, он неожиданно попал в аристократический квартал. Тянулись тихие, заботливо убранные скверы. В глубине их — нарядные особняки, увитые зеленью, с огромными зеркальными окнами и внушительными швейцарами. Бесшумно катятся сверкающие кебы.

Бабушкин пересек несколько улиц — картина вдруг резко изменилась. Узкие, грязные переулки с развешенным над мостовой бельем, рахитичные бледные малыши на задворках.

«И здесь, как в России, — подумал Бабушкин. — Два Лондона, так же как два Питера и два Екатеринослава».

— Кинг Кросс Род, Холфорт Сквер. — спрашивал он у прохожих.

Те что-то подробно объясняли, но Бабушкин следил только за их жестами: по-английски он все равно ничего не понимал.

На одной из улиц громадный «бобби»[24] в каске толкал перед собой хилого мальчишку — вероятно, уличного вора. Целая толпа шла сзади, гикала, свистела.

«Знакомая картина», — подумал Бабушкин.

Он свернул направо и очутился на Холфорт Сквер, возле станции Кинг Кросс Род. Сердце стучало неровно, толчками. Во рту вдруг запершило. Переждав минутку, чтобы успокоиться, он подошел наугад к одному из трех домов, выходивших на площадь, и постучал молотком в дверь.

— Мистера Якоба Рихтера, — взволнованно сказал он открывшей женщине и подумал:

«Наверно, нет такого…»

— Плиз, кам ин, — вдруг приветливо ответила та, удивленно глядя на странного оборванца и жестом приглашая его войти.

Бабушкин вошел. Его провели в маленькую прихожую.

— Мистер Рихтер! — воскликнула хозяйка.

Сверху, из комнаты, выходящей на площадку лестницы, отозвался мужчина.

Он что-то сказал по-английски. Что — Бабушкин не понял, но голос показался ему странно знакомым.

«Чушь! — отмахнулся он. — Знакомый? У меня? В Лондоне?»

Видимо, мужчина сказал что-то веселое. Женщина засмеялась. А невидимый мужчина еще что-то произнес.

И опять Бабушкину показалось, что голос этого мистера удивительно знаком ему.

«Бред! — нахмурился он. — Этого еще не хватало!»

Дверь из комнаты отворилась. На площадку вышел невысокий, подвижной человек.

— Ко мне? Кто бы это? — чуть-чуть картавя спросил он по-английски.

Бабушкин слова не мог вымолвить от неожиданности. Мистер Рихтер — это и был Ленин.

14. Лондонские ночи холодные

Бабушкин проговорил с «мистером Рихтером» с восьми вечера до глубокой ночи.