Элли склоняется голову набок, ее сонные глаза встречаются с моими, и она слегка улыбается мне.
— Скоро буду.
Через пятнадцать минут я уже подъезжаю к дому ее матери, и парковщик открывает мне дверь. Я обхожу вокруг, благодарю человека, который открывает ее, но тут же спохватываюсь.
— Элли, мы приехали, — я протягиваю руку и хватаю ее за руку.
Ей удается открыть глаза, и она поворачивается на сиденье, чтобы спустить ноги на землю. Я приподнимаю ей платье, чтобы она не наступила на него и не порвала. Как только Элли выходит, я не отпускаю ее.
Несмотря на то, что она принадлежит мне с тех пор, как я в последний раз был здесь на вечеринке два года назад, это наша первая официальная публичная ночь вместе. К тому времени, как мы покинем этот дом, все будут знать, что Элли принадлежит мне.
ЭЛЛИНГТОН
ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ
— Папа? Папа? — кричу я. Слова звучат так громко, что мне режет уши.
Я подбегаю и обхватываю его руками за бедра, пытаясь приподнять.
— Папа, пожалуйста, — умоляю я, пытаясь снова поднять его. Но он слишком тяжелый.
Я бросаюсь в соседний бальный зал и хватаю стул. Я тащу его по полу, пока он не оказывается рядом с ним. Я встаю на него, обхватываю его за талию и пытаюсь поднять еще раз. Но мои ноги соскальзывают с подушки, и я падаю с края. Стул опрокидывается, а мои руки по-прежнему обхватывают его. От лишнего веса веревка лопается, и мы оба падаем на мраморный пол.
Я не могу дышать. Мне больно в груди, и я стискиваю зубы, пытаясь снять с себя его вес.
— Помогите мне! — удается крикнуть мне. — Кто-нибудь… помогите мне… папа.
Мне удается сбросить его с себя, и я обхватываю его живот.
— Папа! — кричу я, дергая его за рубашку. Всхлипывая, я бью кулаками по его груди, пытаясь вернуть его, но знаю, что его больше нет.
Я моргаю, и мои сонные глаза замечают перила второго этажа, где в возрасте двенадцати лет я обнаружила тело моего повешенного отца. Я никогда не бывала в западном крыле. С того самого дня.
Судмедэксперт сказал, что я ничего уже не могла сделать. Да и вообще никто. Когда я нашла его, он был мертв уже несколько часов. Я только пришла домой из школы. Мать уехала из города на неделю.
Я пролежала с ним на полу больше часа, прежде чем меня кто-то нашел. Пришлось оттащить меня от него. Пришла миссис Синнетт и забрала меня к себе домой, пока мама на следующий день не вернулась из командировки.
Син молча стоит рядом со мной. Он держится ближе, чем раньше. Я не могу дышать без его наблюдения с тех пор, как у меня случился нервный срыв на обочине дороги, а затем снова в его душе. К счастью, он молчит. Син тоже смотрит на перила, которые когда-то были обмотаны веревкой. Сегодня парадная лестница, ведущая к ним, украшена белыми розами и мерцающими огоньками. Мне хочется блевать. Как будто она празднует смерть моего отца. Этот дом занимает более пятнадцати тысяч квадратных футов, и она не могла сделать это в другом крыле? Или на улице? В любом другом месте земного шара?
— Мисс Ашер. Мистер Синнетт.
Глава дома моей матери — Фрэнсис — кивает нам обоим. То, как его глаза задерживаются на моих, говорит о том, что он знает, что я под экстази. Наверное, он побежит к моей матери и расскажет ей об этом. Надеюсь, что так и будет.
Он берет в руки одну из трех свечей, стоящих на круглом столике в центре. Это фотография моей матери и Линкольна. Они обнимаются, оба улыбаются на пляже. Видны их обручальные кольца. Очевидно, что это совсем недавно. С тех пор, как они поженились. Почему она решила сбежать с ним, а потом вернуться сюда и устроить прием, мне непонятно. Я могу заверить ее, что всем здесь наплевать на то, что Лорды передали ее другому куску дерьма. Это бесконечный цикл. Я уже трахнулась с четырьмя Лордами. Могу только надеяться, что не трахнусь с еще одним, не говоря уже о том, чтобы выйти за него замуж.
Фрэнсис берет коробку спичек и, достав одну, зажигает свечу. Затем две другие. Помахав спичкой, он задувает ее.
Я освобождаю свою руку от руки Сина и оцепенело беру одну свечу. Поднеся ее к лицу, я чувствую жар от пламени. Я никогда не хотела свести счеты с жизнью. Но с другой стороны, разве для этого нужно время? Или вы думаете, что я просто хочу умереть и покончить со всем этим? Мой отец никогда не казался несчастным и не производил впечатления, что ненавидит свою жизнь. Я этого не замечала. Думаю, это был один из самых больших вопросов, которые я задавала себе — почему?
Почему в тот день? Почему именно эти перила? Почему не было прощальной записки? Неужели он решил покончить с жизнью, когда поцеловал меня утром, перед тем как водитель отвез меня в школу? Планировал ли он это накануне вечером, когда укладывал меня в постель и читал сказку на ночь?
Все это было ему не свойственно. Он всегда был в прекрасном настроении. Находил время для меня и моей мамы. Конечно, бывало, что Лорды призывали его к служению. И его работа была очень ответственной. Но он обязательно включал нас в работу. Чтобы мы знали, что нас любят и ценят.
Пламя между моими пальцами раздувается от тяжелого дыхания. Это безумие, что может сделать один маленький фитиль. Что может разрушить такое маленькое пламя. Я хочу увидеть, как оно озаряет небо. Я подхожу к лестнице и подношу горящий фитиль к обвивающим перила цветам.
— Эллингтон! — кричит мне Фрэнсис и, подбежав, выливает воду из стоящей на круглом столе вазы с цветами, чтобы потушить огонь.
Я с разочарованием и завистью смотрю, как дым поднимается вверх и исчезает. Жаль, что я не могу вот так же. Просто уплыть, раствориться в ничто.
Фрэнсис продолжает ругаться под нос и приказывает заменить цветы. Так же, как моя мать заменила моего отца. Я знаю, что после его смерти она уже не была прежней. Но ей не потребовалось много времени, чтобы влюбиться в Джеймса. Она думала, что он не мог сделать ничего плохого. Он пришел и свалил ее с ног, а меня заставил упасть на колени.
Когда же настанет моя очередь? Когда я смогу разрушать дерьмо и получать за это вознаграждение? Может, сегодня я попробую свои силы в этом деле. Посмотрим, как далеко я смогу зайти. Повернувшись к Фрэнсису спиной, я ухожу. Я в настроении разгромить какое-нибудь дерьмо.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
СИН
Элли удаляется, а я смотрю на свирепо зыркающего ей вслед мужчину.
— Вы должны контролировать…
— Если она хочет посмотреть, как горит этот дом, я дам ей эти чертовы спички, — я вырываю их у него из рук и засовываю в карман своих брюк. Затем следую за ней.
Элли спотыкается на каблуках, и я подхожу к ней, обхватываю ее за талию, чтобы поддержать.
Я наблюдал за тем, как она смотрит на лестницу. Я помню, как мама привела ее домой, чтобы она осталась с нами на ночь. Элли была в ужасном состоянии. Она часами плакала в комнате моей сестры. Звуки, которые она издавала, разрывали мне сердце. Мне потребовалось все, чтобы не вбежать к ней и не обнять ее. Сказать ей, что все будет хорошо. Но я знал, что это будет ложью. Знал, что впереди еще не одна буря, прежде чем все успокоится. И я говорю не только о потере отца.
Он был уважаемым Лордом, и ее мать стала Леди. Она будет отдана другому Лорду. Жизнь Элли вот-вот должна была измениться во многих отношениях. И, честно говоря, с тех пор мой маленький демон уже не та, что прежде.
Мы входим в бальный зал и видим круглые столы, накрытые белыми скатертями, дорогие хрустальные вазы, полные цветов. За каждым из них стоят белые кожаные кресла. Над головой, закрывая потолок, парят серебристо-белые воздушные шары.
— Элли. Син, — кивает нам мужчина в костюме. — Позвольте мне проводить вас к вашему столику.