его. Что за мужики пошли? Ни подраться нормально не могут, ни с девушками общаться. Приехал, лапы распускал, за что логично получил, а потом в полицию пошел разбитым носом хвастаться. Да если мы вот так с пацанами за каждую драку ходили к ментам, уже давно бы все на пожизненном сидели.
В ментовке встретил Руса с близнецами, те решают проблемы Дамира, пока тот в больничке без сознания под присмотром Ани валяется. А меня мимо них как преступника вели, ну. А какой я преступник? Да я душка вообще!
Посидел, посидел, ниче понять не успел — Машка появилась. Возбужденная вся, яркая, красивая. Наговорила мне кучу всего, но я понял только что, что уроду хватило, или не хватило, мозгов связаться с Манукяном, а мою Машку на деле он забирать и не хотел.
Это радует. Потому что Маша — моя. Никому не отдам. Особенно когда знаю, что всё взаимно у нас, и что родители не будут ей мозг выносить по поводу всего. А счастливой я ее точно сделаю. Сейчас только разрулим всё это, и сразу…
Мы стоим на улице около ментовки и обнимаемся. Пытаюсь Машку успокоить, она от эмоций вся чересчур взрывная. И я ее любую люблю, от такой стервочки даже сильнее кайфую, но знаю, что Маша потом сама отходить долго будет, если очень много эмоций за день потратит. Да и сильной ей быть не обязательно больше — я ведь рядом, пора расслабляться.
Она сначала много-много болтала, а теперь молча стоит и обнимает, уложив голову у меня на груди. До конца жизни вот так стоял бы, честное слово.
— Я так испугалась, — шепчет Маша, — так испугалась, что сама не поняла, как умудрилась собраться и столько всего сделать. Я ему в нос дала, представляешь? Прямо в тот, который ты ему сломал.
— Ты что сделала? — смеюсь и смотрю на Машу со смесью восхищения и удивления. Маша — это нежность и женственность, как она могла дать кому-то в нос, я ума не приложу. — Ударила?
— Ага, — она краснеет и хихикает, прикрывая рот ладошкой. — Представляешь? Разозлил меня, гад, ну и я… Ему было больно, — моя мартышка прищуривается хитро и мстительно, словно вспоминая момент и смакуя им в памяти. — Гордишься мной?
— Очень! — киваю, говоря правду. — Только больше так не делай, иногда на удары могут начать отвечать, ну так, вдруг ты не знала…
— Там рядом был Игорь, я всё просчитала, — вздергивает нос, — но больше и правда не хочу. Не самое приятное чувство.
— Ой, кому ты заливаешь, — смеюсь над ней, потому что видел, с каким довольным лицом она вспоминала момент удара. — Кайфанула — имей смелость признаться.
— Ладно! — вскидывает она руки и закатывает глаза. — Было круто, всё? Доволен?
— А то, — посмеиваюсь и притягиваю ее за руку к себе обратно, снова обнимая. — С кем поведешься, да, Маш? А то парень гопник у тебя, уголовник… — кривляю слова Ленки, а потом морщусь от резко прилетевшего кулака мне в живот. — Понял я, понял. Дамир очухается — я тебя к нему на бокс отдам, что ты всё желание покалечить людей там оставляла.
Машка хочет начать возмущаться, но ее прерывает папа, который выходит их ментовки с… Манукяном. Приятная встреча.
— Надо ехать в больницу, — говорит он, и мы сразу догадываемся, зачем и почему. Явно не к Али. К сожалению.
— Я к этому, — говорит Манукян, неопределенно качая головой. Под “этим” явно имеется в виду произошедшее с бывшим Машки, принципиально его имя я запоминать не хочу, — никакого отношения не имею. Проделки сына. Поехали.
Он говорит коротко, отрывисто, и сразу уходит вперед, усаживаясь а машину и срываясь с места. А мы идем следом за папой, прыгая к нему в тачку. Я — на пассажирское, а Машка назад, как ребенок маленький.
— Па, че происходит?
— Очнулся сыночек, — кивает он на машину Манукяна, что едет перед нами. Слышу, как испуганно всхлипывает Машка и тяну ей руку назад, переплетаю пальцы, чтобы не боялась. — Разузнал, что тебя отпустили, решил отцу насолить и тебя засадить. Как на этого полупокера вышел я не знаю, думаю, из соцсетей, а дальше всё просто. Договорился, деньги с карты отца перевел, свои руки чисты, а отец мент замешан в совершении считай приступления.
— И че делать дальше? — спрашиваю. Понимаю же, что так просто такие вопросы не решаются. У того ублюдка мозгов нет совсем.
— Ну, Манукян мягко говоря разозлился, проверил переводы, позвонил сыну. Короче, я сказал, что мы встречное выдвинем, за Машку. Потому что я дал ему слишком дохера в тот раз, а мой сын всё равно оказался за решеткой. Я ему пригрозил, что всё анализы на руках, записи с камер, свидетелей найду. Он зассал, конечно, сразу. У нас был уговор, а его сынок всё обломал.
— Так, и какой итог?
— Да простой. Мы сейчас едем и заключаем договор, что никаких претензий друг к другу никто не имеет, там и адвокат подскочит. Мы не трогаем его, а он — нас. Но при этом Манукян возвращает мне половину, а еще сам разбирается со своим сыночком. За решетку он его вряд ли засадит, конечно, но за границу, думаю, вывезет. Так что… Дышим! Гавнюк свалил сразу, как забрал заявление, если кому интересно.
— Не интересно, — говорим мы в один голос с Машей и смеемся тоже одновременно.
— Ну и хрен с ним, — соглашается папа, и дальше мы едем уже в тишине.
В больнице как всегда удручающе белые стены и пахнет до жути неприятно, и Машка цепляется за мою руку, как за спасительный круг. Вижу, что она не очень хочет идти туда, но нам приходится. Хотя…
— Па, а ей обязательно в палату заходить к уроду-то этому?
— К сожалению, — кивает тот. Бля. — Надо на словах подтвердить всё, что будет задокументировано. Там юрист будет, Маша и он — две стороны в договоре, нужно личное присутствие.
— Тогда я тоже зайду.
— Да иди, кто не дает-то тебе.
Мы поднимаемся на нужный этаж, проходим мимо палаты Дамира, замечаю через окошко Аню и улыбаюсь. Не отходит от него. Он и