Ночью, когда свет луны начал снова делить комнату на две части, прочерчивая призрачную грань, что не пускает сны в реальность и сказку в быль, Бояна, подкравшись к лежащей Юлии, тронула ее за плечо.
— Одевайся, — коротко приказала Бояна. — Пошли…
Они вышли на холод, молча проскользнули вдоль двора мимо костровища. Юлия удивилась, когда они стали обходить слева дом Бера. Хотела спросить, но Бояна таинственно и строго приложила палец к губам. От этой высокой статной девушки исходила властность — та, которой обладают люди, знающие, чего они хотят. Юлия, всегда сомневающаяся и мятежная, была бессильна перед такой уверенностью, и потому она просто двинулась, скрипя снегом под рыжими ботинками по узкой тропинке в снегу вслед за своей проводницей. Когда они оказались у неприметной калитки позади дома Бера, снег вокруг был цвета черничного варенья. Бояна, оглянувшись по сторонам, приоткрыла ее.
— Куда мы идем?
Юлия напряглась. Здесь, на границе леса, когда забор из бревен остался чернеть за спиной непроницаемым охранным кругом, ей вспомнился волчий вой, близкий и жуткий, раздающийся почти каждую ночь.
— Но там же волки! — невольно повысила голос Юлия.
— Тс-с… Молчи.
И вдруг припомнилась странная фраза Марка, проскользнувшая, когда он давал ей подробные наставления о том, как вести себя в этом необычном месте. В его инструкциях мелькало довольно много странных фраз, и потому Юлия тогда не обратила на нее особенного внимания. А теперь вот вспомнила — «Не произноси вслух слово «волк»!»
— Мне нельзя произносить это слово? А… почему?
Бояна раздраженно нахмурилась, то ли потому, что ей пришлось остановиться, обернувшись к идущей позади Юлии, то ли из-за явной для нее самой нелепости вопроса.
— Как — почему? Ты же у лютичей находишься! Этот зверь издавна был тотемом у языческих племен и почитался как священный. Его истинное имя не произносится вслух, его заменили словом «лютый». Оттого и лютичи.
— М-м-м… Угу, — кивнула Юлия, смущенная очередным своим «проколом».
Дальше девушки шли молча. Совсем скоро тропинка в рыхлом снегу вывела их на границу свободной от деревьев поляны. По неровному кругу ее опоясывала ограда из пушистых сосен и голых берез, а в центре возвышался мощный деревянный столб. Вытянутый коровий череп на его вершине, с изогнутыми рогами и оскаленной пастью смотрелся демонически и гротескно одновременно, будто он попал сюда прямиком из телепередачи о путешествиях в поселения диких индейских племен. Только это была не передача. А ночь здесь, в лесу, оказалась другой. Совсем не такой, как там, внутри поселения лютичей, окруженного высоким частоколом. Не та, уже почти привычная, из страшноватых, неадаптированных русских сказок, уютно подсвеченная желтыми оконцами и красными кострами. Это была… НОЧЬ. Абсолютная, первобытная, истинная. Юлии вдруг стало страшно.
— Что ты хочешь мне показать? — прошептала она.
Бояна не отвечала. Только, прислушиваясь к чему-то, известному ей одной, крепко взяла Юлию за руку, снова предупреждающе прижав палец к губам. Все это не развеяло, а лишь усугубило опасения Юлии. Она поняла, что не может и не хочет себя контролировать.
— Куда мы пришли? Что это?!
— Это и есть капище Велеса, — ответила Бояна.
Вероятно, это заявление должно было все объяснить. По крайней мере, Бояна так думала, потому что ничего не добавила к этому краткому ответу. Юлия все эти дни с переменным успехом старалась выдавать себя за давнюю сторонницу языческой веры. Если бы здесь и сейчас с ней рядом был Марк, у нее бы опять получилось, но без него от этих односложных и непонятных ответов тревога и страх только усилились. Неведомая угроза слышалась в дивном, грудном голосе Бояны, а лицо ее в свете луны стало вдруг бескровным, однотонным и ровным, как лицо статуи. С крупными красивыми чертами это выглядело пугающе и дико — будто из живого человека разом выкачали всю кровь, так быстро, что он даже не успел умереть. У Юлии вспотели ладони, а ноги стали ледяными. Не от мороза. Ей стало вдруг все равно, что подумает о ней Бояна — посмеется незнанию или рассердится на глупые вопросы.
— И что?! — громко прошептала Юлия, хватая Бояну за плечи и разворачивая лицом к себе. — Зачем мы сюда пришли?!
Еще страшнее стало, когда статуя улыбнулась, а вместо привычных ямочек на щеках Юлия увидела злой, почти хищный оскал. Такие страшные эффекты создает ночь, холодный лунный свет, синие отсветы от снега и собственные взвинченные нервы.
— Скоро узнаешь, — только и сказала Бояна.
Ужас, иррациональный и в то же время вполне объяснимый, поднялся из живота и сдавил горло холодными властными ладонями. Но не это стало главным. Юлия чувствовала — сегодня случится что-то важное. То, что приблизит развязку всех этих непонятных, морочащих чувств и событий, окруживших ее в последнее время стаей черных, разгневанных птиц. Наконец, и ей будет, что сообщить Марку. Это шанс доказать ему и себе — Юлино присутствие здесь не только бесполезный, но и неоправданный риск!
Потом, когда они, присев, спрятались за двумя близко растущими друг к другу приземистыми елками, Юлия осторожно отвела от лица колючую мокрую ветку. Поляна была видна, как на ладони.
— Сиди тут тихо и смотри… — посоветовала Бояна.
Она могла бы и не говорить этого. Юлия вся превратилась в слух и зрение, и никто не смог бы поступить по-другому. Атмосфера места действовала парализующе, при этом невероятно обостряя восприятие. Какое-то время ничего не происходило. Но мир, тем не менее, без всяких событий наполнялся до отказа — треском веток, сверканием снега, крепостью воздуха, мерцанием звезд и ритмом сердца, бьющегося в каждом миллиметре тела. Что-то во всем этом было сродни гипнозу. И когда вдруг издалека, а потом все ближе и ближе послышались голоса, скрипящие звуки шагов и гул бубна, Юлия даже не пошевелилась, зачарованная уже гораздо сильнее, чем ей самой казалось.
Она почти не удивилась, когда увидела из своего укрытия, что на круг капища, в свет луны по одному входят люди.
Пятеро мужчин остановились рядом с пугающим столбом, повернувшись лицами друг к другу, еще двое остались в стороне. Звуки бубна затихли, резко оборвав затянувшуюся паузу. Одновременно мужчины вскинули вверх правые руки с зажатыми в них изогнутыми ножами. Пять лезвий тонко сверкнули под молочно-матовым прожектором луны… Мысли затаившей дыхание Юлии бешено и сумбурно заметались. Они что — будут драться на ножах? Очередные ритуальные танцы, национальная борьба? Хорошо забытое старое? Но почему ночью? Удивительно сгустилась темнота над поляной, эхо от затихшего бубна гудело еще какое-то время в глубине леса ровно и навязчиво, как шум крови в ушах. Блеснули одновременно в воздухе пять ярких, как молнии, синеватых вспышек, и пять ножей одновременно вонзились лезвиями в рыхлый снег. А потом…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});