Скорее!
Вероника сначала не поняла. Потом протянула руку и нажала на кнопку. На магнитофоне. Тот стоял рядом со столом. На тумбочке, возле граммофона, стопок пластинок и кассет.
Из динамиков тут же заиграла гитара. И запел Дэвид Боуи. Что-то о любви, само собой.
— Верончик! — дверь открылась. На пороге появился мужчина. — Ты что, не слышишь, что ли?
Я сидел боком и делал вид, что ничего не вижу. И не слышу. Усиленно грыз авторучку. Ерошил волосы. Типа, задумался над заданием по французскому.
Вероника занималась тем же самым. Усиленно играла роль прилежной студентки. Она и вовсе сидела спиной к двери. И я видел, как напряглось у нее личико.
— Вероника! — повысил голос Олешников. Он не стал долго ждать. — Ты меня слышишь? Что вы здесь делаете?
Мы обернулись. Я вскочил с места. Вероника сделала вид, что страшно удивилась.
— Привет, пап! А мы тут занимаемся. По французскому. Это мой одногруппник Витя.
Я шагнул к Олешникову. Протянул руку.
Первый секретарь горкома посмотрел на меня. Цепким оценивающим взглядом. И настороженно пожал ладонь.
— Очень рад познакомиться, — сказал я. — Очень рад. Очень большая честь для меня. А мы тут изучаем французские глаголы. И их спряжение. Вероника просила помочь.
Олешников перевел взгляд на дочь. И на ее халат. Вероника запахнула халат еще туже. И выше на груди. Подошла к папе. Поцеловала в щеку.
— Как у тебя дела? Все хорошо?
Олешников указал на магнитофон. Болезненно наморщил лицо.
— Выключи эту бандуру.
Вероника немедленно повиновалась. Олешников снова смерил меня взглядом.
— Вы учитесь вместе с моей дочерью, молодой человек?
Я кивнул. Сейчас главное, переть вперед. Напролом.
— Да. Только на другом факультете. Я, знаете ли, по народному хозяйству больше. Экономист. Финансы. Но еще изучаю иностранные языки. Английский изучал. Турецкий, китайский, немецкий. И французский немного. Вот, познакомился с Вероникой. Решил помочь. Она попросила. Вы извините за вторжение. Я понимаю, что уже поздно. И не совсем прилично. Но у Вероники экзамен скоро. А я как раз знаю эту тему. Вот, решил помочь.
По мере того, как я говорил, лицо Олешникова смягчилось. Видимо, ровная речь, без запинки, успокоила его.
Даже наоборот. Он заметно подобрел. К моменту, когда я закончил.
— Ну что же, это похвально, — пророкотал он. Поглядел на меня сверху вниз. — Перспективный молодой человек. Как же вы успели изучить так много языков?
Я не стал говорить, что это из прошлой жизни. За счет контактов с иностранными партнерами. Скромно потупил глазки.
— Да вот, понравилось. Я вообще люблю учиться. Изучать что-нибудь новое.
Олешников кивнул.
— Молодцом. Наконец-то, у Верончика хороший знакомый. А не то что эти, лоботрясы. Отрадно видеть такую молодежь. Значит, у нас еще не все потеряно. Надо же. Сам хозяйственник. Экономист. Математик. А еще и к языкам способный.
Я согласно кивал. Глянул на Веронику. И удивился.
Девушка состряпала страшную рожу. И указывала глазками куда-то мне вниз. Я посмотрел туда. И опешил.
Оказывается, мои трусы частично вылезли из кармана джинс. Я поспешно запихал их обратно. Хорошо, что Олешников не понял, что это.
— А еще чем занимаетесь, молодой человек? — спросил Олешников.
Так, надо закрепить позитивный тренд.
— Изучаю политическую экономию Маркса и Энгельса, философию, очерки Ленина, желаю построить экономику на основе коммунистических принципов, — если уж рубить, так сплеча. Я построил самое умное лицо, которое мог. — А еще занимаюсь плаванием и боксом.
Олешников одобрительно кивал.
— Очень, очень отрадно слышать. Спорт и философия. Лучшие занятия для молодого ума и тела. Слушайте, вы должны с нами поужинать. Ну-ка, Верончик, сооруди нам перекусить. Я отпустил Нонну Петровну, так что придется тебе разогревать. Она там все приготовила. А я пока хочу поговорить с твоим новым знакомым. Вы состоите в комсомоле? В какой ячейке? По какому району?
О нет. Только не это.
Интересно, он знает, что Виктор Орлов и Одиссей — это одно и то же? Маловероятно. Но рисковать нельзя.
— Но уже поздно, — я пытался свалить под шумок. Вероника уже побежала на кухню. — Мне надо идти. Заниматься. Готовится к экзаменам.
Какой там. Олешников почему-то заинтересовался мной. Решил поговорить по душам. Вырасти из меня все.
— Нет уж, сначала мы поужинаем, — решительно заявил он. Взял у меня учебник и тетрадь из рук. Положил на стол. Указал на дверь. — Давайте, мойте руки. Проходите за стол. Сейчас будем ужинать.
Я отправился в ванную. Пока умывался, думал, как быть дальше. Посмотрел на растрепанную физиономию в зеркало. Ухмыльнулся.
Ладно. Посижу с ними. Перекушу. С другой стороны, это полезно. Поговорю, прощупаю настроения.
Узнаю его позицию насчет фарцовщиков. Может, смогу переубедить. Если уйду сейчас, он может надавить на Веронику. И узнает лишние детали. Ненужные.
Когда я вошел в кухню, Олешников уже сидел во главе стола. Поглядел на меня, на мои джинсы и футболку. Неодобрительно нахмурился.
— Всем ты хорош, Витя, вот только одеваешься неправильно. Не по-советски. Что это за погоня за модой? За буржуазной модой? Джинсы, футболка. Лучше бы ты одевался, как нормальный советский студент. Костюм, брюки, рубашка.
Вот ворчун. Я уселся сбоку. По правую руку от него. Напротив сидела Вероника. Она старалась не улыбаться.
Налила мне супа с фрикадельками. Я попробовал.
М-м, вкусно. Я так понимаю, у них тут есть домработница. Уже приготовила все. И ушла.
А насчет джинс нельзя оставлять без ответа. Это нападка. Желание еще раз проверить меня на прочность.
— Я считаю, что одежда должна соответствовать обстановке. В свободное время можно без официоза. А на учебе или работе — конечно.
Олешников недовольно посмотрел на меня. Отхлебнул суп из ложки.
— Советский студент должен всегда выглядеть соответственно. Вы же представитель молодежи. Я понимаю, всегда ходить в костюме неуместно. Неудобно, в конце концов. Но почему именно джинсы? Вот эта свободная футболка? С нелепыми надписями и рисунками. Почему нельзя надеть приличные штаны и рубашку? Легкого покроя.
Вероника попыталась угомонить разбушевавшегося отца.
— Пап, но модные вещи тоже надо носить. Я девушка. И люблю хорошие вещи. Я хотела купить их за границей. Но не могу купить их сейчас. В ближайшее время. А ты разогнал фарцовщиков.
Олешников бросил ложку. И стукнул кулаком по столу.
— Не смей упоминать этих жалких спекулянтов! Они позорят нашу славную молодежь. Нашу талантливую и многообещающую молодежь. Вот, перед нами сидит один из лучших ее представителей. Лучше бы ты проводила время с ним, чем с этими любителями модных тряпок! Ну скажи, Вероника, как? Как переубедить тебя?
Я поглядел на девушку. Симпатичное личико скуксилось. Казалось, Вероника сейчас расплачется. Наверное, это привычный ход с ее стороны. Чтобы разжалобить грозного папашу.
Но сейчас рядом я. Поэтому я отвлекся от замечательного супа.
— А можно я скажу? Вы не пробовали перевоспитать их? Нашу молодежь?
Отвлечь действительно удалось. Олешников