Сталин повернулся к Воронову:
— Почему мало установок? Какие меры приняты?
— Мы сделали все, что могли, товарищ Сталин. По сути, серийное производство локаторов только создается. Все уже произведенные — кустарщина. Хотя мы использовали закупленные в Америке детали, что позволило даже в таких условиях увеличить их выпуск, да и резко повысить надежность. Серийный завод начнет работать только в начале июля. До тех пор можно рассчитывать собрать еще пять-шесть установок.
— А сами локаторы в Штатах не пытались закупить? — поинтересовался Вождь.
— Не продают, — развел руками Андрей.
— Ладно, — Сталин перевел взгляд обратно на Рычагова. — Что с перевооружением на новую технику?
— В соответствии с планом, при начале серийного выпуска каждого образца сразу создавался один или два учебных полка, куда поступали первые же выпущенные машины. Инструкторы набирались, для ускорения процесса, из летчиков-испытателей НИИ ВВС, уже знакомых с самолетом. В полк переводились пилоты из состава существующих полков, преимущественно опытные. Учеба проводилась в ускоренном режиме — в два потока, один учит матчасть на земле, другой в это время летает и наоборот. Продолжительность курса переподготовки — две недели, без выходных. Из выпускников формировались новые полки, направлявшиеся на завод для получения техники. Таким образом, мы смогли получить темп переподготовки, опережающий выпуск новых самолетов. Эти же пилоты прямо на заводе производят облет и приемку выпускаемых машин и ни одна из них не задерживается на предприятии и лишнего дня. На сегодняшний день полностью боеготовы тридцать пять истребительных авиаполков на По-5, шесть — на Як-1, три — на американских П-36. Из фронтовых бомбардировщиков — сорок один на пикировщике Ар-2, четыре — на американском А-20 и один на Ту-2. На разведывательной модификации последнего также сформированы десять отдельных разведэскадрилий, распределенных между фронтами. До конца следующего месяца будет развернуто еще одиннадцать истребительных и десять бомбардировочных боеготовых полков фронтовой авиации на новых машинах.
— Товарищ Воронов неоднократно подчеркивал особую важность штурмовой авиации. Вы об этом ничего не сказали. Почему? — Сталин испытывающе посмотрел на командующего ВВС.
— Потому что штурмовика, соответствующего нашим требованиям, мы от промышленности пока не получили. Штурмовые авиаполки созданы, но на вооружении у них старые истребители, оборудованные РСами или, гм…, бронированные бипланы, — Рычагов непроизвольно поморщился.
— Чем вам не нравится машина Томашевича? Я слышал о ней хорошие отзывы от летчиков! — нахмурился Вождь.
Генерал заметно напрягся. Андрей, чувствуя себя ответственным за проталкивание идеи этого самолета, поспешил к нему на помощь:
— Товарищ Рычагов имел ввиду, что такой низкоскоростной штурмовик не отвечает современным требованиям и будет нести большие потери. Он прав, но на сегодняшний день лучше у нас ничего нет и Том-2 заполняет столь необходимую нам нишу. С расширением серийного выпуска Ил-2 биплан уйдет в прошлое. Кстати, первый авиаполк на Илах уже формируется.
— Хорошо, — Сталин взмахнул рукой, как бы подводя завершающую линию под обсуждение. — На завтрашнем заседании Комитета Обороны, где планируется обсудить текущую ситуацию, будьте готовы повторить все это, за исключением некоторых ненужных подробностей, — Рычагов и Воронов под тяжелым взглядом Вождя быстро кивнули, подтверждая, что понимают, какие подробности тот имел ввиду.
— Можете идти, — хозяин кабинета откинулся на спинку стула, считая беседу оконченной.
— Еще вопрос, товарищ Сталин! — Рычагов встал. — Участились нарушения нашего воздушного пространства немецкими разведывательными самолетами. Прошу санкции на их перехват!
Вождь, нахмурившись, собрался было что-то ответить генералу, но передумал и повернулся к Воронову:
— А вы что думаете об этом? Сбивать?
Андрей чуть не ответил утвердительно, но вдруг задумался. А ведь непростая дилемма! С одной стороны, нельзя допускать получение противником развединформации с нашей территории, с другой — активными действиями можно спровоцировать заподозривших неладное немцев на немедленное нападение. А ведь нам так важен каждый лишний день мира — это десятки новейших танков и самолетов, полученных армией, километры оборонительных линий и уменьшение оставшегося количества сухих летних дней, столь необходимых противнику для блицкрига. Так что же перевешивает? Только теперь Андрей осознал, как тяжело было принимать решения тому Сталину, не обладавшему всей полнотой известной Воронову информации.
— Нельзя сбивать, товарищ Сталин! — Рычагов удивленно посмотрел на Андрея. — Опасно провоцировать сейчас немцев. А самолеты просто стараться вытеснять из нашего неба. Максимум — принуждать к посадке.
Сталин удовлетворенно кивнул:
— Вам ясно, товарищ Рычагов?
Глава 21
В напряженном ожидании незаметно пролетело больше месяца. События текли своим чередом и Андрей, внимательно их отслеживая, все больше убеждался, что руководство Третьего Рейха или не замечает интенсивной подготовки СССР к войне или не хочет замечать. Что тут сыграло большую роль — принятые Советским Союзом меры по ее сокрытию или раздолбайство и слепая уверенность германских руководителей в своем абсолютном превосходстве над «недочеловеками», трудно было сказать. По крайней мере, признаки ускорения немцами подготовки к нападению отсутствовали.
В конце мая созданная в тайне Ставка Главного Командования, во главе, понятное дело, со Сталиным, отдала директиву о приведении всех западных округов и флотов в полную боевую готовность. Отпуска и увольнения были отменены, задействованы все положенные средства маскировки и произведено рассредоточение техники и боеприпасов, войска ПВО перешли на дежурства в соответствии с нормами военного времени. Семьи военнослужащих приграничных округов, также как и многие дети остававшегося там населения, были в приказном порядке отправлены в лагеря во внутренних округах. Не в те лагеря, которые находились в ведении НКВД, разумеется, а в пионерские, в том числе новые, отстроенные в срочном порядке. А также в многочисленные санатории и дома отдыха, в которые доступ остальному населению СССР этим летом оказался заказан.
К середине июня были получены данные, свидетельствующие о практически полном завершении немцами подготовки к вторжению. И хотя большая часть сведений, как добытых технической разведкой, так и донесений агентуры и показаний перебежчиков, указывали на двадцать второе июня как дату начала войны, в ночь на воскресенье, пятнадцатое, была объявлена учебная тревога во всех гарнизонах приграничных округов, готовая в любой момент превратиться в боевую. Но — не пришлось.
В последнюю предвоенную неделю Воронов, впервые за все время после своего прибытия сюда, вдруг обнаружил, что ему, собственно, стало нечем заниматься. Теперь, когда все уже окончательно определилось, механизм военно-политического руководства работал по давно обсужденным и утвержденным планам, услуги Андрея никому не требовались. Даже Вождю, который мягко отделался от него, назначив инспектором Ставки, но «забыв» определить круг обязанностей. Типа, не мешайся пока под ногами, а там видно будет. На осторожную просьбу Андрея направить его в один из приграничных истребительных полков Сталин только удостоил нахала коротким, но вполне понятным взглядом. Поэтому Воронов, поблуждав немного по кремлевским коридорам, плюнул на все и несколько дней не вылазил с испытательного аэродрома, оттачивая искусство пилотирования истребителя. Понадобится Хозяину — разыщут.
Вечером в среду они с Аней сходили в театр, потом долго гуляли по по московским улицам, наслаждаясь прекрасной летней погодой.
— Чего ты какой-то грустный, — девушка игриво пихнула его в бок. — Что-то на работе?
— Да нет, все нормально.
— У меня в субботу последний экзамен. Давай потом вечером отметим в ресторане. А в воскресенье поедем на природу. Хочется отвлечься, наконец, от учебы!
Андрей на это мог только отрицательно покачать головой:
— Вряд ли получится в эти выходные.
Аня ничего не сказала, но обиженно надула губки. Мол, по такому поводу мог бы и оставить ненадолго свои вечные дела.
Воронову не хотелось скрывать от любимого человека, что мирная жизнь, со всеми своими радостями, закончилась на неопределенный срок. Поэтому, наплевав на секретность, он привлек девушку к себе и прошептал на ухо:
— Милая, только никому пока не говори, но в ночь с субботы на воскресенье начнется война. Тяжелая и долгая.
Аня дернулась, как от укуса змеи. Крепко сжав его руку, она с выступившими на глазах слезами спросила: