Чувство взаимно.
Я пожимаю плечами.
— Если ты так чувствуешь, значит, так и есть.
Она склоняет голову.
— У меня проблемы, а Майкл все еще не отвечает на мои звонки.
— В этом нет ничего нового, Клаудия. У тебя всегда проблемы, и твои доводы о том, что тебе нужны деньги, — это бесконечная, драматическая, шекспировская чушь. Если Майкл не дает тебе денег, возвращайся на работу, которую бросила.
Она поднимает подбородок и смотрит на меня, а я борюсь с собой, чтобы не поддаться. Я привыкла уступать, когда дело касается Клаудии. В конце концов, я устаю от ее мольбы и уступаю. Сегодня этого не произойдет.
Она понижает голос.
— Мы с Роджером должны кое-кому денег. — Она продолжает, прежде чем я успеваю подтвердить, что она не получит от меня ни цента. — Роджер занял дополнительные деньги сверх нашего долга, чтобы заплатить залог за меня!
— Как это мило с его стороны, — бормочу я. — Он живет в твоем доме, без арендной платы. Он должен помочь тебе.
— Они опасны, Хлоя. Они могут причинить мне вред!
— Вы взрослые люди и способны сами оплачивать свои долги. Мне надоело выручать вас из ваших неприятностей. В прошлый раз, когда я сказала, что это последний раз, я не солгала. — Я толкаю свои руки вперед, а затем скребу их чистым движением. — Больше нет.
— А как же тогда дети? Ты не беспокоишься об их безопасности?
— Они в безопасности в моем доме.
— Пожалуйста, Хлоя. — Она близка к слезам, а я близка к тому, чтобы уступить. Это происходит каждый раз. Она знает, что на меня действует. — Пожалуйста.
Не делай этого. Не делай этого.
— Я дала тебе тысячи долларов, чтобы помочь тебе, а ты только и делаешь, что тратишь их на выпивку и заботишься о своих парнях-бездельниках. Больше ничего. Ничего.
— Моим детям нужно есть, — ворчит она, проводя пальцами по своим жирным волосам.
— Тогда я буду покупать им еду.
— Им нужно тепло и электричество.
— У меня дома есть и то, и другое. Они могут жить у меня.
— А как же я, а? Тебя не волнует, что мне холодно и голодно?
— Если тебе нужно спать в моей свободной спальне, ты можешь, но ты будешь держать себя в руках. Никаких наркотиков. Никакого Роджера. Будут правила. — Я закрыла глаза в ужасе. Нянчиться с Клаудией сложнее, чем с Треем и Глорией.
— Я не хочу жить с тобой, — огрызается она.
Я фиксирую свой взгляд на ней.
— Это было не дружеское приглашение. Это было отчаянное предложение.
Она вскакивает со стула и тычет пальцем в мою сторону.
— Пошла ты, Хлоя! Пошла ты! Жди, что не увидишь детей на этой неделе или вообще никогда!
Мое кровяное давление повышается с каждой секундой нашего разговора.
— Не заставляй детей страдать от обиды и не лишай их жизни, которую мы хотели, когда были детьми.
Она проводит рукой по груди.
— Ты хочешь сказать, что ты была бы лучшей матерью для них?
Я потираю лоб.
— Я не пытаюсь быть их матерью. Я пытаюсь дать им лучшую жизнь — будь то в качестве их тети или даже друга. Они — мой приоритет номер один, и они всегда будут моим приоритетом номер один. И точка.
Ее накрашенные помадой губы кривятся, когда она издает жесткий смешок.
— Боже, ты так отчаянно нуждаешься в детях, что даже готова взять чужих.
Я хлопнула рукой по столу и встала.
— Теперь моя очередь сказать «пошла ты». — Я ткнула пальцем в сторону двери. — Покинь мой кабинет.
Она отшатывается назад, и на ее лице мелькает сожаление. Ей требуется несколько мгновений, чтобы изобразить фальшивую улыбку.
— Прости, это было неправильно с моей стороны.
Я качаю головой и держу палец наготове.
— Оставь свои извинения. Ты это имела в виду. Ты подразумевала это каждый раз, когда говорила. Засунь эти извинения себе в задницу.
Она использует обе руки, чтобы отпихнуть меня, уронив одну на мгновение, чтобы открыть дверь, а затем возвращает их в прежнее положение, выходя задом из моего кабинета, и, судя по смеху Мелани, я предполагаю, что она делает то же самое с ней.
Я все еще стою, когда Мелани заходит в мой кабинет несколько минут спустя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты должна была позволить мне схватить ее, детка, — говорит она, обходя вокруг стола и опуская руку мне на плечи. — Ты сильная женщина, и я чертовски горжусь тобой за то, что ты не позволила ей переступить через тебя. — Она сжимает мое плечо, прежде чем отойти. — Если тебе понадобится помощь с детьми, я здесь. — Она наклоняет голову в сторону. — Никто из них не в подгузниках, верно?
— На сто процентов приучены к горшку.
— Отлично. Если тебе понадобится помощь с детьми, дай мне знать.
Я улыбаюсь.
— Твой плохой юмор — это то, что мне всегда нужно в напряженные дни.
— Я здесь целый день, ребята. — Она останавливается, чтобы поправить себя. — Или, по крайней мере, до пяти.
Она убегает, когда раздается звонок на ресепшене, а я беру телефон, чтобы написать Трею. Сейчас у него обеденный перерыв, так что, надеюсь, у него есть телефон.
Я: Я заеду за тобой сегодня после школы.
Через несколько секунд телефон отвечает.
Трей: Мама сказала пойти с Роджером.
Я: Я разберусь с твоей мамой и Роджером.
Они всегда опаздывают, забирая их из школы. Если Клаудии нужны дети, она придет ко мне домой. Сегодня Клаудия уже не в первый раз говорит, что ее жизнь в опасности. Обычно, когда она так говорит, я хватаюсь за бумажник. Даже если я не верю ей на сто процентов, сомнения все равно остаются в глубине моего сознания, и я беспокоюсь о безопасности детей. Черт, я всегда беспокоюсь об их безопасности.
Пусть они приходят ко мне домой.
Я буду готова к этому бою.
* * *
Я не удивляюсь, когда Роджер и Клаудия появляются на моем пороге через несколько часов после окончания школы. От них пахнет алкоголем, а расширенные зрачки и царапины на лице Роджера подтверждают мои подозрения, что он использует не только алкоголь для получения кайфа.
— Мне нужны мои чертовы дети, — кричит Клаудия, как только они входят.
Я скрещиваю руки.
— Жесть.
Я сглатываю и стою прямо, хотя мое сердце колотится, когда Роджер делает выпад в мою сторону. Когда он подходит ближе, Трей делает шаг в мою сторону. Клаудия насмехается, а Роджер цинично смеется над защитным жестом Трея.
Это ничем хорошим не закончится.
— Посмотрите на этого крутого парня, — кричит Роджер, подавая сигнал взбешенному Трею.
Челюсть Трея стиснута, а руки сжаты в кулаки. На его лице наконец-то появилось выражение недовольства. Роджер давит на него, чтобы ухудшить отношения между всеми.
— Пошел ты, — вырывается у Трея. — Мы не хотим уходить с тобой. — Его внимание переключается на Клаудию. — Я отказываюсь оставаться с тобой и твоим, — он наклоняет голову в сторону Роджера, — дерьмовым парнем. Вам придется вытащить меня отсюда.
— Это можно устроить, маленький засранец, — прорычал Роджер, делая выпад в сторону Трея.
Я отталкиваюсь ногой, ставя подножку Роджеру, и пол вибрирует от удара его тела. Я использую футболку Трея, чтобы оттащить его в другой конец комнаты, пока Роджер встает, а я бросаюсь к своей сумочке.
— Стоп! — кричу я. — Я дам тебе эти гребаные деньги. Погоди!
Сердитое выражение лица Роджера — вот почему я уступаю. Я не буду рисковать ни детьми, ни своей безопасностью.
— Двадцать две сотни долларов, — требует Клаудия, целуя Роджера в щеку в честь их победы. — Мы бы предпочли наличные, но можно и чек, если у тебя нет с собой такой суммы.
— Я не дам вам двадцать две сотни долларов, — говорю я, роясь в своей сумке, пока не нахожу бумажник.
— Если ты хочешь оставить их себе, то именно столько я и хочу, — отвечает Клаудия. — Возьми или оставь.
Трей делает шаг вперед и с отвращением смотрит на свою мать.
— Стоп, стоп. Ты продаешь нас за двадцать две сотни долларов? — Он смотрит на меня с недоверием. — И для этого ты даешь ей деньги? Чтобы мы могли остаться здесь?