- Езжай, конечно же... Я бы на твоем месте даже не извинялась.
Из дома он вышел около восьми. И столкнулся на выходе из подъезда с чернявенькой девицей в легкомысленной маечке с какой-то загадочной инсталляцией из страз. Причем, судя оп торчавшим сквозь ткань соскам, девушка предпочитала обходиться без бюстгальтера. Незнакомка тут же навела на него объектив небольшого цифрового фотоаппарата.
- Эй, вы кто? - спросил Клест, пытаясь заслониться от объектива.
- Я та самая Ольга Кочарян из 'Приволжских вестей', - как ни в чем не бывало, ответила девушка, убирая камеру. - Надо думать, что это вы пожаловались чекистам, которые посоветовали мне вас не трогать. Однако я девочка настырная, и вот я здесь...
- Послушайте, настырная девочка, - едва сдерживая рвущееся наружу негодование, процедил Алексей. - Я вам камеру-то сейчас разобью, а вас сдам в ближайшее отделение РОВД. А потом еще иск впарю и вам, и вашей газетенке. Вы что, этого хотите?
- Безусловно, вы вправе это сделать, но я собрала немало информации о вас, и она документально подтверждена...
- Кем?
Ольга закусила губу, кажется, впервые за время разговора почувствовав себя неловко. Наконец выдавила:
- Я не имею права разглашать свой источник информации. Но если мы ее опубликуем - это будет настоящая бомба. Просто мне хотелось услышать все из первых уст. А, кроме того, мы могли бы договориться, что можно публиковать, а от чего лучше воздержаться. В крайнем случае, поставили бы во главу угла ваши творческие способности как художника, а паранормальные стали как бы побочным эффектом. Ну, так как?
- Никак!
Он развернулся и быстро пошел прочь. Журналистка даже не попыталась его догнать. Проводив несостоявшегося героя публикации грустным взглядом, девушка достал из пачки сигарету и жадно затянулась. Задумавшись, она не обратила внимания на появившуюся из того же подъезда прихрамывающую фигуру...
Ровно в половине девятого Клёст был на вокзале. С собой взял только самое необходимое. Леонченко припозднился на десять минут, сослался на плотный рабочий график. Домой успел заскочить всего на пару минут.
За несколько минут до отъезда пошел дождь. Виктор заметил, что согласно примете дождь в дорогу к удаче. Когда за окном проплывал перрон, Алексею показалось, что он увидел на нем две одинаково одетые фигуры, стоящие под одинаковыми черными зонтами. Но в следующее мгновение те растворились в толпе провожающих.
- Черт, надо же, - пробормотал он, - теперь еще и эти близнецы мерещатся.
Их соседями по купе оказались весьма упитанный священнослужитель и молоденький служка лет пятнадцати, резво запрыгнувший на верхнюю полку. Немного помедлив, Алексей тоже забрался наверх, благородно уступив Леонченко нижнюю полку.
Спать не торопились. Отец Серафим - как представился батюшка - оказался весьма словоохотливым. К тому же, чтобы разговор тек веселее, извлек из своего баула большую бутыль кагора, жареную курицу, вареные яйца, огурчики с помидорами и каравай хлеба.
- Знакомство нужно отметить, - басовито изрек отец Серафим. - Прошу всех к столу.
- Так сейчас же вроде пост, - немного смущенно заметил следователь.
- Пост не пост, а пища в рост, - замысловато ответил священник и шлепнул по руке своего служку, потянувшегося было за стаканом:
- Мал еще вино алкать, отрок. Видишь, три стакана, значит, на тебя не разливали. Для тебя чай закажу у проводницы, а пока можешь перекусить со всеми. Ну, дай Бог удачной дороги!
Батюшка перекрестился, одним глотком опрокидывая в себя содержимое стакана, занюхал кусочком хлеба и принялся отщипывать от курицы крылышко. Немного помедлив, Алексей и Леонченко тоже влили в себя приятную на вкус жидкость, после чего с аппетитом набросились на закуску.
- Если не секрет, по какой нужде в Москву? - через несколько минут поинтересовался раскрасневшийся следователь у отца Серафима.
- На архиерейский собор едем, пред светлые очи Патриарха. Должен был архиепископ ехать, но занемог Владыка, пришлось мне в путь собираться. Иннокентий просветил меня, сказал, что говорить, ежели ответ держать придется перед Патриархом. Ну, чай, и сам не дурак, соображу, что молвить, прости Господи мя грешного.
Батюшка вновь истово перекрестился, затем хитро посмотрел на соседей:
- А у вас что за дело? Вижу, люди вы серьезные, просто так, небось, в столицу не поедете, видами любоваться.
Леонченко словно и ждал, чтобы выпалить заготовленную заранее версию, о которой даже Клест не догадывался:
- Да товарищ у нас в Подмосковье коттеджи строит, служили вместе, вот едем его навестить. Денек-другой погостим - и обратно.
За разговорами время пролетело незаметно. Спать легли около полуночи. Алексей под размеренный стук колес отключился практически сразу. Ему снилась мать. Такая, какой он ее помнил, уходя в армию. Босая, в белой сорочке, она стояла посреди поля, над которым клубился легкий туман, и улыбалась Алексею немного грустной, доброй улыбкой.
- Мам, я так по тебе соскучился, - сказал он, подходя и глядя ей в глаза.
Мать молча провела холодной ладонью по его щеке, и он заметил, как в уголке ее глаз набухают слезы. Он хотел сказать маме, чтобы она не плакала, с ним все хорошо, у него замечательная девушка... Но тут слезинки покатились вниз по ее щекам, из прозрачных становясь темно-красными.
Алексей испуганно отшатнулся, и образ матери растаял вместе с туманной дымкой, еще мгновение назад покрывавшей поле. Теперь он стоял на огромном плато, вокруг которого в багровом пламени заката вздымались темные пики гор. Именно темные, а не снежно-белые, и уже от этого внутри Клеста затаилось тревожное предчувствие.
- Ну что, поговорим, брат?
Он обернулся на голос, и увидел ЕГО. Сводный своим видом немного напоминал Иисуса. Зиновий был одет в иссиня-черное рубище, из-под низкого подола выглядывали босые ступни, а длинные, спутанные волосы ниспадали на плечи. В правой руке он держал посох, а левой откинул со лба темную прядь. Их взгляды встретились, и Алексей невольно отпрянул, словно получив невидимый толчок в грудь.
- Тебе не сломить меня.
Он шагнул вперед.
- Ты убил мою... нашу мать, на твоей совести еще несколько смертей, но что ты будешь делать, когда расправишься со всеми? Если, конечно, мы не остановим тебя раньше... Убьешь меня? И ты этим удовлетворишься? Я понял, что ты за существо, и думаю, что простое убийство тебя вряд ли удовлетворит. Но если ты хочешь, чтобы я молил тебя о пощаде - этого ты не дождешься!
Зиновий снисходительно улыбнулся, словно вел диалог с малолетним несмышленышем:
- Нет, ты меня не понял, брат. Что уж говорить, если даже я сам себя не до конца понимаю. Но цель мою разгадал! Хотя проку от этого... Я буду убивать тех, кто сделал меня таким, после того, как расправлюсь с их ублюдками, я буду убивать твоих друзей, которые тебя окружают, а на закуску я оставлю тебя. И ты мне не сможешь помешать, я слишком серьезный соперник для тебя. Да, ты можешь противостоять моему дару овладевать чужим сознанием. Это редко встречается, но ты ведь тоже не такой, как все. Но это наяву. А здесь, в мире твоих снов, я полновластный хозяин твоих мыслей. Что, не веришь? Ну, тогда попробуй что-нибудь со мной сделать, испепели меня огнем своих глаз, разорви на части, в конце концов... Что, даже попытаться боишься? А я не боюсь. Нет, я не буду тебя убивать, твое время еще не настало. Но ты испытаешь такую боль, что смерть покажется тебе самым желанным, что может быть в этом мире.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});