Чарльза, этот проект должен был стать эталоном современного города, ответом на уродство типовой застройки двадцатого века. На самом же деле этот проект быстро превратился в нечто гораздо более интересное.
Строительство первой очереди было закончено в начале 1990-х годов. Получившееся в результате подверглось насмешкам, поселок называли «Феодальным Диснейлендом», местом, где принц Чарльз мог играть в архитектора и планировщика, как Мария-Антуанетта с ее игрушечной деревушкой Hameau de la Reine в Версале, причем принцу ставили в вину не столько «Пусть едят пирожные», сколько «Пусть едят печенье „Герцогское оригинальное“ из пекарни принца Чарльза». Паундбери, с его эклектичной застройкой — от облицованных искусственным флинт-камнем коттеджей и шотландских баронских вилл до палладианских особняков и миниатюрных розовых готических замков, — превратился в веселое буйство портиков и пилястр, заимствованных из богатой коллекции иллюстрированных архитектурных альбомов с тем же беспорядочным энтузиазмом, как это сделал бы хип-хоп-исполнитель, попадись ему в руки большая стопка двенадцатидюймовок с олд-фанком. Принц Чарльз, в своем блаженном наслаждении творчеством, игнорировал тот факт, что Паундбери был безупречно постмодернистским проектом.
План Крие предусматривал строительство 2500 домов, две трети из которых планировалось продать в частную собственность, а остальные сдавать в аренду через жилищные ассоциации. Подъезд автомобилей допускался только к задней части жилых домов, магазинов и офисов, так что подавляющее большинство улиц было предоставлено пешеходам. Но Паундбери не был местом ностальгии по веку лошадей и пара: хотя монтаж спутниковых антенн был запрещен, кабельное телевидение было разрешено, а конденсационные котлы, солнечные панели и системы геотермального отопления были стандартными энергосберегающими устройствами в большинстве строений. За пределами Паундбери тоже начал распространяться этот стиль «архитектуры принца Уэльского», который архитектурный критик The Guardian Джонатан Гланси охарактеризовал как «распространяемый пресмыкающейся деревенщиной в поисках если не рыцарских и пэрских званий, то архитектуры жестяных банок из-под печенья, которая каким-то образом должна была напоминать славу георгианской архитектуры»[227].
К 2012 году, когда Паундбери наконец получил свой центр города в виде площади Королевы-Матери, эта консервативная деревня стала полностью постмодернистской, цитируя, присваивая и пастишизируя. Греко-римская дорическая колоннада проходит вдоль одной стороны дома, принадлежащего супермаркету Waitrose, в западной части площади, напротив, в восточной части, на нее смотрит желтый фасад Стратмор-хауса. Стратмор, дворец, который мог бы быть перенесен сюда по воздуху из Санкт-Петербурга, вмещает восемь роскошных апартаментов под фронтоном с королевским гербом. По соседству с ним находится белокаменное здание первого отеля Паундбери «Герцогиня Корнуолльская», подражание Конвенто делла Карита Андреа Палладио в Венеции.
Крие был интеллектуальным отцом Нового урбанизма, движения, которое агитирует за города, состоящие из небольших, компактных сообществ, где всё находится в пешеходной доступности, в которых места для жизни, работы и отдыха расположены бок о бок и интегрированы друг с другом, а не разделены на отдельные зоны. На самом деле юность Крие прошла именно в таком модельном сообществе. Он вырос в Люксембурге, который описывал как «маленькую столицу на семьдесят тысяч душ», бывшую «чудом традиционной архитектуры <…> Швейная мастерская моего отца занимала первый этаж таунхауса, и для получения образования мне достаточно было перейти через улицу, заслышав из нашего сада школьный звонок»[228]. Он был приверженцем модернизма Ле Корбюзье в молодости, но посещение Лучезарного города в Марселе[229] вылечило его. Он осуждал перегруженность модернистского неба вертикальными высотными башнями, утверждая, что их горизонтальное следствие — разрастание пригородов. И то и другое должно быть изгнано из хорошо спроектированного города.
Эти мысли были развиты в его книге Архитектура сообщества, где Крие утверждал, что лучшие, наиболее цивилизованные города соблюдают строгую взаимосвязь между экономическим и культурным богатством, с одной стороны, и ограничивают свое население — с другой. Если они вырастают выше некоторого предела, они должны стать «полицентричными», состоящими из относительно самодостаточных кварталов. Чтобы передать то, что он имел в виду, Крие сравнил Париж с Милтон-Кинсом[230]: «Париж — доиндустриальный город, который до сих пор жив, потому что он настолько адаптивен, насколько никогда не смогут быть творения XX века. Такой город, как Милтон-Кинс, не сможет пережить экономический или любой другой кризис, потому что он спланирован как математически определенная социально-экономическая модель. Если эта модель рухнет, вместе с ней рухнет и город»[231].
Возможно, это было немного несправедливо по отношению к Милтон-Кинсу.
Крие также был консультантом разработки генерального плана Сисайда, нового города в северо-западной части Флориды, построенного в соответствии с принципами Нового урбанизма, с пешеходными улицами, жилыми домами и магазинами в непосредственной близости, а также доступными общественными местами, как в Люксембурге, где он вырос. Однако когда в 1981 году началась застройка участка площадью восемьдесят акров, Сисайд стал жертвой собственного успеха: стоимость недвижимости взлетела и начались транспортные проблемы. Чтобы насладиться городскими пешеходными пространствами, как отметил один журналист, посетители на своих машинах едут в центр города[232]. Мечта Крие о городе, в котором можно было спокойно гулять, наподобие тех, которые он знал в Европе, превратилась в кошмар. Главная транспортная артерия региона, шоссе 30А, теперь представляет собой просто стоянку, забитую машинами туристов.
Одна из причин, по которой Сисайд заполнен туристами, заключается в том, что их привлекает город, в котором в 1998 году режиссер Питер Уир снимал Шоу Трумана. Труман Бербанк не знает, что он живет в реалити-шоу о нем самом, в городе, населенном актерами, включая ту женщину, которую он считает своей женой. Сихэвен на самом деле — огромная телестудия, накрытая куполом. Мир Трумэна — это симуляция реального мира; но, когда он в конце концов осознает свое положение и пытается сбежать, продюсер шоу Кристоф (Эд Харрис) включает громкую связь в студии и говорит Трумэну, что в реальном мире «больше нет правды» и что, оставаясь в своем искусственном мире, он может ничего не бояться. Единственной оплошностью Уира было то, что он не нанял Жана Бодрийяра или Умберто Эко, чтобы озвучить эту реплику, поскольку она перекликается с идеями обоих философов о том, что в нашу эпоху постмодерна симуляция превосходит реальность.
На другом, юго-восточном, конце штата Флорида находится еще один искусственно спроектированный постмодернистский город. Город, который назвали Селебрейшн (буквальный перевод — «праздник»), был спроектирован для реальных Трумэнов Бербанков, желающих бежать из реального мира. Он вырос из идеи Уолта Диснея, который, как и Крие, беспокоился о том, что проживание в пригородах делает с душами людей, которые там живут. Отчасти Дисней хотел создать пространство, в которое могли бы сбежать как раз жители пригородов. Диснейленд и его аналог во Флориде, Диснейуорлд, были его первыми попытками приблизиться к чему-то подобному.
В 1966 году он мечтал, что