Он видел лишь запертую дверь, две пары обуви у порога, да цветочный горшок. Все остальное воображение дорисовывало само.
— Вот и мне не нужен. Я не могу есть из деревянного холодильника. Так что, будь добр, или иди к ним, или оставайся и поужинаем вместе.
Прямые слова пробрали мурашками. Хотелось принять искреннее предложение, усмехнуться и дружески хлопнуть говорившего по плечу. Но он не мог даже рта открыть. Вместо него думал, чувствовал и говорил другой он, за которого Сейвен был готов сквозь землю провалиться.
— Делай что хочешь.
— Значит, ты остаешься?
— Нет. Я иду спать.
— Как? А ужинать?
— Нет желания.
— Ну, как знаешь.
Скрип пружин матраса, шорох ткани, взвизг застежки… Сейвен явственно представлял как он — он неучтивый грубиян — забирается в постель, как ворочается, борясь со сном, как… «Изнасиловать дважды… Себя?!» Для него все становилось неуловимо далеким и близким, быстрым и бесконечно долгим. Сквозь наваливающуюся сонливость пробивались столовые звуки. Это ужинал гость. Сейвен отдал бы многое, за возможность оглянуться, посмотреть ему в лицо, и… Узнать. Но сон захватил его, поднял над теменью невесомой снежинкой и уносил все выше и дальше. Он стоял на вершине шпиля, пронзающего высотой черные небеса. Далеко внизу бурлил океан из живых и мертвых существ. Они перемалывались друг в друге, разбивались приливом об основание шпиля…
Вдруг что-то звякнуло, еще и еще. Сейвен, точно проснулся. На лакированном полу, между ним и запертой дверью, лежала серебряная вилка, которую обронил гость. Послышался глубокий вздох, скрип отодвигаемого стула и шаги, заглушаемые мягкостью шкуры.
— Вот надо же было так… — услышал он у самого уха. — Теперь мыть… Эй, а это у нас что?..
Он взял его за голову, поднес лицом к своему лицу и Сейвен, как по щелчку, узнал гостя. Крайтер. Они ехали на поезде купола Бредби в Йерашан на свое первое задание. Он знал, что вскоре Крайтер исчезнет, а команда ларгов окажется втянута в череду злоключений, приведших к гибели Вербарии. Вспомнил Айро, вспомнил генизу… Как наяву, Сейвен видел мрачную гибель планеты, чувствовал боль утраты и горечь вины… Спасение на земле, его перерождение, стычка с Атодомель и полет к остову Вербарии. Вот где он. «В сердце Вербарии».
Сейвен поднялся с пола — выбрался из-под медвежьей шкуры, ставшей теперь его единственной одеждой. Крайтер не спускал с него глаз, но без тревоги или удивления, так, словно он ожидал чего-то подобного.
— Присядем? — он кивком указал на стол и Сейвен кивнул в ответ.
— Как я здесь оказался? Почему… Почему именно это?
— Не могу сказать тебе больше, чем ты сам знаешь. Я всего лишь твое воспоминание, ограниченное твоими же познаниями обо мне. По существу, разговаривая со мной, ты разговариваешь сам с собою…
За ширмой спального места послышалось ворочанье и лицо Крайтера напряженно застыло. Мираж сна, рассеявшийся было совершенно, сгустился вновь, но ненадолго. Сейвен уже достаточно овладел собой, чтобы отмахнуться от него как от дыма затушенной свечи. Шорохи стихли и Крайтер расслабился. Потом он повел бровями, вытер салфеткой вилку и вернулся к еде.
Сейвен молчал. Он чувствовал, что сказанное — правда лишь отчасти. Действительно, Крайтеру в генизе Вербарии взяться неоткуда. Но и он запомнить в подробностях убранство вагона не мог. Паче как и сцену, немым сопереживателем которой стал.
— Если ты, действительно, только мое воспоминание, то для чего все это?
Не отрываясь от еды, Крайтер пожал плечами.
— Не знаю, — пробормотал он. — Видимо, у тебя есть причины. Ты ужинать-то будешь?
Есть Сейвен не хотел, но все же наполнил свободную тарелку снедью и взялся за вилку и хлеб.
— Знаешь, все это, — Крайтер обвел руками комнату, откинулся на спинку стула и причмокнул, извлекая застрявшие между зубов волокна салата. — Все происходящее, одна из вариаций случившегося. Ты знаешь, чем закончилось знакомые тебе дела? Знаешь. Даже я это знаю. Так вот… Сейчас есть возможность все исправить.
— Как?
— Действовать иначе.
— Все уже свершилось, Крайтер. Если что-то и удастся изменить, то видимость, но не суть.
— Не ты ли уверял Разиель в том, что жизнь Вербарии всего лишь иллюзия? Сон планеты? Только не говори мне, что научился так скоро отказываться от собственных убеждений.
— Время нельзя повернуть вспять, хочу я этого или нет.
— Повернуть — нет, а вот остановить можно. Если я скажу, что все то, что ты помнишь, не происходило, а было лишь сном, как ты к этому отнесешься?
— Как к фантазии.
— Обоснуй, — Крайтер скрестил на груди руки и нахмурился. — Откуда такая упертость?
— Я изменился, Крайтер. Думаешь, вон тот, что дрыхнет под балдахином, способен разговаривать со своим воспоминанием на равных?
При упоминании спящего, Крайтер видимо напрягся. Сейвен налил себе завару, поправил соскользнувшую с плеч шкуру и продолжил:
— Все это, — он скупо окинул пространство свободной ладонью, пародируя широкий жест Крайтера. — Не появилось бы в памяти, не будь увиденным однажды. А раз в памяти оно есть и способно к трансформации, значит когда-то происходило. Не могла же история со мной, с тобой, со всей Вербарией взяться на пустом месте?
— Могла. Она могла быть выдумана от начала и до конца.
— Пусть так. Это вовсе не отменяет последовательность событий. У меня есть точка, от которой я отталкиваюсь. Мои воспоминания. Выдуманы они кем-то или происходили на самом деле — не столь важно. Важно другое. В чьей бы памяти я не находился, это уже однажды произошло. В реальном или каком-то ином состоянии, но было запечатлено генизой. Я внутри нее. Прибыл с конкретной целью. А что делаешь ты? Соблазняешь меня? Той мечтой, которую сам лелеял?
Было слышно, как стучат колеса, да мерно тикают громадные напольные часы. Крайтер не отзывался. Он смотрел куда-то в сторону, не то стесненный, не то расстроенный.
— Крайтер, ты ведь… — продолжил Сейвен, но запнулся. — Ты ведь неудовлетворенное желание. Не твое и не мое. Ничье, но и всех одновременно. Ты голос всех тех, кто погиб вместе с Вербарией, тех, кто хотел, чтобы все шло своим чередом и мир не сгинул в одночасье. Ни генизы, ни Атодомель, ни замысла Первых. Только Вербария и вербарианцы.
— А если я скажу тебе, — наконец медленно проговорил Крайтер, — Скажу… Что я и есть Вербария? Как ты к этому отнесешься?
Tat 20
Тиеф пришел в себя на теплом песке под открытым небом. Прикрывшись рукой от яркого солнечного света, он с трудом приподнялся и сел. Сквозь слезы угадывались только контуры дюн, да пятно купола вербарианцев вдалеке. Он с силой