постоял в нерешительности, после неуклюже, припадая на больную ногу, пошёл через площадь. Офицеры и вельможи, завидев графа, отворачивались или старались отойти прочь. Он тяжело дышал, ноги скользили на обледенелой мостовой. Шуба его распахнулась, обнажая ордена на мундире. Я не в силах был наблюдать эту жалкую картину и подбежал к графу.
– Обопритесь на моё плечо.
– Что? – с удивлением посмотрел на меня граф. – Юноша, вы же не знаете, что предлагаете. Поберегите своё имя. – Я все прекрасно понимаю. Обопритесь.
У всех на виду я довёл графа до кареты. Усаживаясь на диван, граф поблагодарил меня и пригласил как-нибудь заглянуть к нему на чай.
– Орлов-Чесменский всегда долги отдаёт, – сказал он напоследок.
* * *
В тот же вечер Аракчеев вызвал меня к себе. Генерал сидел в своём кабинете с алыми шторами за письменным столом, корпел над бумагами.
– Не вздумайте ничего брать у графа Орлова. Упаси вас бог появляться в его доме, – встретил он меня.
– Позвольте спросить, к чему такая строгость?
Он – подлец. Рано или поздно вытрет о вас ноги.
– Он герой Чесменской баталии, – напомнил я, – и дворянин.
– Наплёл уже вам про своё геройство? Вся его заслуга в морском предприятии заключалась в том, что он заткнул дурака Эльфистона и доверил командование эскадрой Спиридову. Если бы сделал наоборот – кто знает, как все дело обернулось бы. А шрам, что уродует его лицо, он получил не в героических сражениях, а в кабацкой драке.
– Но, он больной.
– Кто? Орлов? – громко усмехнулся Аракчеев. – Вы слишком доверчивы, друг мой. Он – волк в овечьей шкуре. Уж поверьте мне, я всю эту сволочь: Орловых, Зубовых, Салтыковых… хорошо знаю. Для них вы, я или ещё какой-нибудь честный шляхтич – так, хуже лакея. Ну, хватит об этом. – Он отложил перо. – Завтра прошу вас быть готовым встать рано утром и по первому зову прибыть к дежурному офицеру.
Посыльный от Аракчеева поднял меня в четыре утра. Небольшая квартирка на набережной Мойки, которую я снимал, за ночь промерзала, словно склеп. Хозяйка экономила на дровах и топила только вечером и утром. Я втиснул ноги в ледяные сапоги, надел холодный сюртук, накинул плащ, пропахший дымом караульных костров. Хотел выпить воды, но в оловянной кружке вчерашний чай покрылся корочкой льда.
– Пошевеливайтесь, – торопил посыльный. – Хорошо, что вам бриться не надо, грубо намекал он на моё юношеское лицо, ещё не поросшее щетиной.
Посыльный приехал верхом и привёл осёдланную лошадь для меня. Я послушно вышел вслед за ним на мороз. Раннее утреннее небо усыпали звезды. Город спал. Даже фитильки уличных фонарей, казалось, дремали, еле-еле освещая заснеженную мостовую.
На Дворцовой площади нас ждал Аракчеев с двумя офицерами.
– Долго копаемся, – сдала мне замечание Аракчеев. – Привыкайте: вас могут потребовать в любую минуту, и вы должны прибыть немедля.
Конюхи вывели любимого белого коня Павла Петровича Помпона. Седло высокое, пёстрый персидский чепрак.
Мы будем сопровождать императора? – поинтересовался я. – Так рано?
– Четыре утра – его любимый час, – ответил Аракчеев. – Отправляемся инспектировать ведомства.
Вскоре появился сам Император, бодрый и свежий.
– Хорошая погодка, господа! – весело сказал он, усаживаясь в седло. – Ах, сколько звёзд в небе! И морозец славный. Ну-с, приступим! – и тронул коня.
В лесном ведомстве светилось только одно окно.
– Нам сюда, – сказал Павел, указывая на серый мрачный фасад.
Я соскочил с лошади и принялся стучать в высокую двустворчатую дверь.
– Сильнее, сильнее! – требовал император.
– Кто там? – грозно окликнул привратник.
– Открывай! Император с ревизией, – крикнул я.
– Я, вот, тебе сейчас кочергой промеж глаз как дам, – угрожающе пробасил привратник, откидывая засов.
– Отпирай, дурак, пока самого на конюшню не отправили, – прикрикнул Аракчеев.
Створка распахнулась. Выглянул высокий бородатый мужик. Увидев, кто перед ними, грохнулся на колени и перекрестился.
– В сторону, дуралей, – отпихнул его Аракчеев, освобождая дорогу Павлу.
В тёмном просторном зале стояли письменные столы, штук двадцать. На них чернильные приборы и стопки бумаг. Только за одним из столов сидел лысоватый чиновник с густыми баками и что-то старательно писал. В подсвечнике теплился огарок сальной свечи. Услышав шаги, чиновник оторвался от дела, подслеповато прищурился, оглядывая нежданных посетителей. Тут же выскочил из-за стола и поклонился чуть ли не до пола.
– Знаешь, кто перед тобой? – надвинулся на него Аракчеев.
– Как же, как же! – пролепетал чиновник, не помня себя от волнения. – У меня же портрет на столе в рамочке стоит…
– Полно те вам, Алексей Андреевич, – сказал Павел, и спросил у чиновника: – Вы кто?
Так я же, Чернов, младший инспектор, – и он подобострастно поцеловал протянутую руку императора.
– Почему один?
– Так я ж всегда так рано прихожу. Работы много. Пока акты переберёшь, пока отчёты для начальства сделаешь, а там уже на пристани надо бежать…
– А чем вы занимаетесь в этом ведомстве? – Павел прошёлся меж столами, поднял какой-то документ, принялся читать.
– Так я ж…
– Ваше Величество! – прорычал Аракчеев.
– Я, Ваше Величество, младший инспектор. Принимаю лес. Сортирую: какой в домовое строительство, какой в корабельное, что вообще – на дрова…. Пишу отчёты старшему инспектору…
– И хорошо вы разбираетесь в древесине?
– Да, уж двадцать три года в ведомстве. Сначала на заготовках работал учётчиком, потом приёмщиком на складах адмиралтейства, лет пять назад сюда перевели… Могу определить, в этом ли году дерево срублено, или лежало где год. Когда срубили: зимой или летом?
– А разница какая? – оборотился к нему Павел.
– Так, как же. Зимняя древесина – она лучше. Сохнет быстрее. И не так её коробит. А летняя – сырая: дерево соком наполнено…
– А это место вашего начальника? – указал Павел на стол, выделяющийся своей массивной богатой резьбой. И приборы на нем стояли более дорогие, серебряные. Кресло высокое с мягким сиденьем.
– Да-с, – кивнул младший инспектор Чернов. – Ивана Фёдоровича.
– И этот Иван Фёдорович…
– Кошельков, – с уважением добавил младший инспектор.
– Давно на этом месте Кошельков?
– Уже лет пять.
– И во сколько он приходит на рабочее место?
– Когда в девять, когда в десять…
– Где этот дурак – привратник? – обернулся Павел к Аракчееву.
Побежал оповестить начальство. Скоро все сюда сбегутся.
– Вот что, Чернов, – сказал Павел. – Садитесь-ка вы за этот стол.
– Это…. Это как? – растерялся младший инспектор.
– Я вас назначаю старшим инспектором, а этого, как его, Кошелькова – на ваше место определяю.
Младший инспектор Чернов остолбенел. Если бы не тусклый свет от одной единственной свечи, мы бы увидели, как побледнело его лицо и даже лысина.
– Вы что, не понимаете, что вам приказывает император? – рыкнул Аракчеев. – Марш на указанную должность.
Слушаюсь, ваше величество! – ожил Чернов и