Читать интересную книгу Культура и мир - Сборник статей

А. Ф. Замалеев и Е. А. Овчинникова оценивают этот феномен таким образом: «В двоеверии… выразился стихийный компромисс двух совершенно чуждых друг другу религиозных исповеданий: отвергнутой, но не побежденной, и восторжествовавшей, но не победившей. У язычества уже не было будущего, а у христианства еще не было настоящего. Древнерусское общество оказалось на перепутье, и ему предстояло в трагических коллизиях разрешать свою духовную драму» (Замалеев, Овчинникова 1991: 21).

Российская культура только зарождалась, и первая стадия развития культуры, которую Шпенглер назвал мифо-символической (Шпенглер 1998: 565), захватила и христианский период. В эту стадию происходит закладывание мифов, символов, ценностей культуры, которыми она будет руководствоваться до конца – коренной смены ценностной системы. Поэтому духовное ядро российской культуры имеет двойственную природу. Эта двойственность прослеживается во всех слоях и сферах культуры и во все периоды развития.

О том, что культ, мифология еще до конца не сложилась, свидетельствует, например, такой факт. Хотя боги давно уже утратили племенную связь, единого пантеона не существовало. И необходимость в единой системе привела к первой реформе Владимира Святославовича, которая произошла в 980 году. Знаменательный факт – всего лишь за несколько лет до официального принятия христианства! С одной стороны, язычество сохраняется в довольно полном виде до XIII века (Рыбаков 1964: 58). С другой стороны, проявляется странное безразличие – всего через восемь лет народу предлагают отвергнуть богов, которых только что предъявили как государственных. Этот факт получает объяснение, если мы вспомним, что славяне в образовавшемся государстве не имели численного превосходства, поэтому и не могли предъявить своих богов в качестве государственных. Тем нужнее были инокультурные идеи. Созревающая культура не может обойтись без развитой картины мира. Поэтому христианство не столько заменило язычество, сколько просто присоединилось и дополнило недостающие звенья картины мира (Плебанек 1996: 43).

В славянской картине мира пространство имело вертикальный характер (трехслойный мир, расположенный вертикально на Мировом дереве: на ветвях – небо, его заселяли птицы, солнце и луна; на стволе располагалась земля, там жили человек и животные; на корнях располагался подземный мир – мир змей, бобров, нечисти), который подчеркивается еще и дуалистическим принципом. Как дерево имеет не только низ и верх, но право и лево, так все в мире имеет свое «право» и «лево». Сказки, былины, другие жанры устного творчества и материальной культуры (орнамент, костюм) пронизывает принцип дуализма. Все имеет свое зеркальное отражение: жизнь – смерть, доля – недоля, бог (богатство) – небог, дал – недал, правый (правда) – левый (кривда). Этот дуализм сохранил веру в упырей и берегинь, создал представления о чертях и прочей нечисти в христианстве (в новозаветном христианстве нет и следов того зеркального отражения мира верхнего и нижнего).

Кроме дуализма, в христианскую эпоху перекочевали и другие символы. Одним из основных символов русской культуры стал символ Земли, которая обычно или стоит рядом, или объединена с Матерью – Мать-сыра-Земля, Родина-Мать (даже Отчизна – производное от слова «отец» – женского рода) – символ защиты, заступницы. Показательно, что это не Отец, поэтому Отец нации – царь или вождь, Генсек и не воспринимался как заступник. Заступницей была Земля. Возможно отсюда извечная оппозиция власти, тоска по воле, по земле, недоверие к закону. И уж совершенно точно, к языческим корням восходит культ Богородицы, которая была на Руси гораздо популярнее Христа, судя по количеству посвященных ей храмов и икон. Причем, не Девы Марии, как в католической культуре, а именно матери Христа, заступницы перед грозным судией.

При оценке роли православия нужно выделить также факт, что государство в своем становлении изначально опиралось на христианство. Можно даже уточнить, что оно, видимо, предшествовало государству. Уже половина дружины Святослава была крещена. Крещена была Ольга. Вряд ли это было возможно, если бы уже не было прочных корней для христианства. Скорее всего, христианство стало проникать в проторусскую культуру во второй половине I тысячелетия. То, что государственность и церковь шли рука об руку в народившейся культуре, означало в дальнейшем прочное соединение светской и духовной власти. Неудивительно, что, несмотря на все усилия большевиков, мы так и не смогли стать атеистами. Произошло просто замещение одной религиозной идеи на другую, как уже бывало. И сакрализация власти пришлась как нельзя кстати.

Принятие христианства византийского образца стало тем поворотным пунктом, который определил всю дальнейшую историю, основную часть менталитета. Поэтому представляется интересным рассмотреть проблему «православного выбора». Много написано о политических, матримониальных мотивах принятия решения Владимиром. Не оспаривая всех этих соображений, только зададим вопрос: с чего бы это искать союза хоть и с могущественным, но не раз битым ранее, уже дряхлеющим соседом? Уже начинается давление Степи, уже есть Волжская Булгария, и есть все крепнущая Европа. С Византией действительно соединяли экономические, военные и социально-политические связи, но стоило ли входить в подчинение сопернику и противнику, еще недавно платившему славянам дань? И выбор у Владимира был достаточно широк: представлены были мусульманский Восток, иудейская Хазария, католический Запад, православная Византия. Все религии проникли в славянскую среду, правда, в разной степени. Выбор этот означал или что он был сделан, как сейчас принято говорить, простым большинством (степенью распространенности религии), или совпадение уже существующих символов культуры, ментальных характеристик. Летописи отмечают, что русских поразили красота и пышность богослужения, доступность (богослужение на родном языке). Видимо, сыграло роль отсутствие женских символов в мусульманской и иудейской культуре, что было неприемлемо для дуалистической и женской по своим глубинным основам культуре. Поэтому веберовскую мысль, что менталитет, внешний облик культуры определяется религиозной идеей, принимаемой в момент субъективного выбора культуры (Вебер 1994: 45), можно дополнить обратным движением. Религия принимается или не принимается, если она совпадает или не совпадает с бессознательным культуры. Сам субъективный выбор религии осуществляется бессознательным движением (Плебанек 1996: 46).

В то же время, в открывшей двери перед христианством в его византийской традиции России с ее неоднородностью нашлось место и учениям, «проникавшим на Русь одновременно с церковной идеологией и составляющим нечто вроде ее обязательного конвоя» (Замалеев, Овчинникова 1991: 39).

При относительной веротерпимости Русь (особенно на первом этапе христианизации – в X–XI вв.) становилась объектом активной миссионерской деятельности самых разных христианских и нехристианских центров. Поэтому конечное утверждение христианства восточной, византийской традиции в русской земле было результатом долгого и острого соперничества, продолжавшегося не одно столетие. Такое соперничество могло быть как идеологической формой политической борьбы, так и отражением процесса осмысления христианства в обществе, обусловленного уровнем социально-экономического развития. В связи с этим встает вопрос о закономерностях и причинах проникновения на Русь тех или иных неортодоксальных учений.

Две главные причины религиозных изменений: во-первых, новый этап развития общества; во-вторых, поиск новых идейных и духовных ориентиров, обусловленный общим ходом развития общества.

Главным препятствием служила социальная сторона распространения нового вероучения, когда его носителями на протяжении значительного периода были преимущественно знать и купеческая прослойка. Большинство же населения при видимом исповедании православия довольно долго оставалось языческим или двоеверным. Впоследствии на рецидивы язычества неоднократно указывали и летописи, и сами иерархи русской церкви. Например, упоминание о многоженстве, существовавшем у крестьян гораздо позже официального крещения Руси, антицерковные волнения, производившиеся волхвами в Ростове, Суздале, Новгороде и других городах на протяжении XI в. (Буданов 2000). Отчасти это можно объяснить неразвитостью феодальных институтов на Руси в то время. Но нельзя не принимать во внимание малочисленность русского клира в первые века и слабость миссионерской деятельности в отдаленных местностях. Поэтому совершенно закономерно то, что в первое время христианство распространялось преимущественно в крупных хозяйственных и административных центрах с высоким уровнем развития ремесла и торговли. Но даже там главным гарантом крепости христианства была княжеская власть, что показывают те же события в Ростове и Суздале.