коптящими прачечными, проволочными заборами и пляжами на манер австралийских, за подводными ограждениями которых тоскливо, но не теряя надежды, смотрят на людей голодные акулы. И все было хорошо — отдохнули, загорели, накупались. Жаловаться не на что, потому что на мелочи жаловаться стыдно.
Лагерь принадлежит "Агитационностроительному заводу имени В. И. Ленина", или проще, "заводу светящихся лозунгов". Горящая красными фонарями в окна фраза "Скоро коммунизм" — дело их безжалостных рук. И местное "Все лучшее детям" — тоже. Завод огромный, не меньше нашего, даже район для него построили в лесу. Брат-близнец, одним словом. Говорят, руководства предприятий во время совместных праздничных застолий часто спорят, какой завод ценнее для государства и мировой истории. До драк, к счастью, никогда не доходило. Все боятся, что мы на разборки свое каменное воинство приведем.
Но по части пионерских лагерей лозунгосветящиеся нас опередили. У них лагерь есть, а у нас — увы, поэтому на лето директор завода просится к ним или к кому-то еще, в случае отказа обещая в будущем поставить таких вождей, с которыми они потом хлопот не оберутся.
5
Название лагеря мне нравится. "Юный романтик" — звучит! Хоть о романтике говорят постоянно, мне эти разговоры не надоедают. Романтика космоса, дальних походов и прочая. Учителя о ней говорят, телевизор, книги, газеты, плакаты и лозунги.
Деньги — не главное, напоминают они. А также квартиры, автомобили, одежда.
И я согласен! Даже без пломбира жить кое-как можно, а без космоса — нет.
Слышал, что где-то в далеком Подмосковье стоят две малюсенькие деревеньки под названиями Марс и Юпитер. Назвали их так жители. Переименовали после революции. Умопомрачительно! Работают на чумазых незаасфальтированных колхозных полях, выращивают картошку-помидоры, а все равно на звезды смотрят!
6
Мама Глеба рассовала вещи из чемоданов по шкафам и тумбочкам, поговорила с важно надувшим щеки Геннадием Семеновичем, потом вернулась к нам, попросила не баловаться, вытерла у себя на глазах слезы, поцеловала Глеба и не оглядываясь ушла к автобусу ехать обратно.
Все произошло очень быстро, за какой-то час, одним предложением, пусть и на целый абзац с семью сказуемыми… и наступила свобода.
Пахло рекой, слышался плеск волн. Вокруг домика росли деревья, он казался наполнен таинственным шорохом листы… а каково будет вечером!
Доставшаяся нам комнатка оказалась хоть и небольшой, но просторной. Три кровати, причем две рядом с окнами, около каждой — тумбочка. Шкаф, три стула и стол с обмотано-починенной длинной изолентой большой железной настольной лампой… ой.
Пол деревянный, мягкоскрипучий, окрашен прозрачным лаком и поэтому видны все сучки и прожилки. Класс! В прошлом нашем лагере полы безжизненно штукатурились сантиметровым слоем краски.
Комната обычная, за исключением одного элемента интерьера — из стены над шкафом торчит белогипсовое плоскопионерское лицо, ко рту которого для чего-то прилепили горн. Настоящий, медноблестящий, мы такие носили на школьных праздниках. Зачем он здесь? Пока никаких версий.
Около выхода — помещение с умывальниками и туалет. Это отчасти хорошо, отчасти плохо. Меньше предлогов для покидания дома после отбоя. Рядом еще одна комната. Общая, для всех. В ней двадцать стульев и на старой тумбочке теплый ламповый голограммный телевизор (утром включали, вот он и нагрелся).
Мы съели половину привезенных конфет, попрыгали на кроватях, открыли окно, прикинув, как будем вылезать ночью, и приступили к обсуждению наиважнейшего вопроса лагерной жизни — будет ли дневной сон? Расписания мы пока не видели, на стенде около администрации вместо него зияет дыра. Ладно, не зияет, и дыры там никакой нет, зато слово красивое.
Есть ли на свете что-то более глупое и ненужное, чем дневной послеобеденный сон? И не спит никто, и заняться нечем, и светло на улице, убежишь — сразу поймают. Глеб пессимистично заявлял, что сон неизбежен. Артем спорил, аргументируя тем, что если человечество смогло полететь в космос, то и этот пережиток варварства сумеет победить, а я помалкивал, не желая отказываться от веры в цивилизацию, и в то же время терзаемый плохими предчувствиями, которые обычно не обманывают, в отличии от радостных ожиданий.
Через несколько минут из коридора раздались голоса — это заселялись в соседние комнаты. Мы гордо смотрели на суетящихся пап, мам и прочих бабушек с горами сумок, пакетов и чемоданов, словно их дети-внуки оставались зимовать на ледяной арктической станции.
Скоро граждане провожающие исчезли и мы подумали сходить познакомиться, потому что ребята приехали не из нашей школы, но к нам заглянул Геннадий Семенович и велел выходить на улицу — около администрации намечается линейка с выступлениями и поднятиями флагов.
На вопрос о дневном сне он сказал, что сам не знает, может, сейчас и сообщат.
Отряд собрался рядом с беседкой. Мы и девчонки из второго дома, из них тоже ни одной нашей районной. Некоторые родители еще не уехали и помогли Геннадию Семеновичу всех пересчитать, после чего мы организованной толпой направились вверх по тропинке.
7
На площадку мы явились последними. Остальные отряды уже выстроились перед зданием администрации. Несколько сот человек, я прикинул. Все дети возрастом примерно от девяти до тринадцати. Мелкие и старшие поехали не сюда. Вот и прекрасно. От них одна головная боль в метафорическом смысле.
Пока мы стояли, вожатые суетились со списками, иногда что-то спрашивая у находящихся здесь же родителей, поскольку те могли подсказать, не потерялся ли кто. У столба с неподнятым флагом виднелась микрофонная стойка, от которой тонким хвостом уползал в кусты провод.
Один пионерский отряд выглядел очень интересно, потому что состоял целиком из лагерно-хозяйственных роботов — уборщиков, грузчиков, дворников и прочих. В основном человекообразных, с руками, ногами и головами, но парочка ездила на колесах.
Они выгодно отличались от пионеров. Не суетились и не кричали. Образцово замерли в ожидании указаний, устремив вперед свои безжизненно-всевидящие глаза-лампочки.
С глазами же любителей фантастики, кроме нас, не было никого. Даже роботы реалистично смотрели на жизнь.
Печаль.
Неожиданно из репродуктора заиграл марш и тут же оборвался. На площадке откуда-то возникла строгая тетя в коричнево-пиджачном костюме и черных очках, стукнула пальцем по микрофону и сказала:
— Слово предоставляется директору пионерского лагеря имени И.В. Мичурина Игнату Петровичу.
И отошла в сторону,