Читать интересную книгу Под Луной - Макс Мах

– А наш интерес в чем?

– Никольский, в то время Фельдбин, служил заместителем начальника Особого отдела 12-й армии, и я его тогда на Польском фронте встречал. Человек неглупый и не подлый. И он сейчас как бы в воздухе подвешен. Служил в ЧК, но не в самой черезвычайке, а на фронте, в Особом отделе, потом – в погранцах на Архангельске. Сейчас заканчивает школу Правоведения при университете и служит у Крыленко, а потом что? А у него жена молодая – студентка медицинского факультета…

– Предлагаете, пригласить? – поинтересовался Макс, обдумывая предложение Сауки. Чем дальше, тем больше оно казалось ему не лишенным интереса. – Обогреть и раскрыть перспективы?

– Почему бы и нет? – пожал плечами Константин Павлович. – Никольский член партии, опытный следователь, образованный, и к тому же из военной контрразведки. Наш кадр, как ни посмотри.

– Ну, что ж, – кивнул Кравцов. – Если так, пусть Чарыжный поскользнется…

* * *

– Здравствуйте, Лев Лазаревич! – Кравцов обошел стол и протянул руку несколько удивившемуся его демократизму Никольскому.

В этот момент Макс как бы увидел себя глазами посетителя. Ну, он вполне осознавал размеры "своего величия", но временами об этом забывал.

– Добро пожаловать домой!

– Домой? – переспросил Фельдбин, но тут же взял себя в руки.

"Второй раз не поймается, – решил Кравцов, – но и к лучшему…"

– Ну, вы же, кажется, и начинали как контрразведчик?

– Я начинал как чекист.

– А сейчас вы кто?

– Сейчас я следователь Верховного трибунала.

– Вот и славно. – Улыбнулся Кравцов. – Садитесь, Лев Лазаревич. Курите.

Он вернулся на свое место за столом и неторопливо раскурил трубку.

– Вот и скажите, как следователь Верховного трибунала, что вы думаете о деле Краснощекова?

– Часть утверждений, содержащихся в деле, проверки не выдержали. – Осторожно сформулировал Никольский.

– Какие, например?

– А как же тайна следствия? – возразил молодой следователь. – Я не имею права обсуждать с посторонними детали порученного мне дела.

– Ну, тут вам придется решить прямо сейчас, посторонний я или нет. – Макс пыхнул трубкой и не без раздражения отметил, с какой легкостью перенимает "подлые" приемы. – Но когда будете решать, примите во внимание вот что. Дело это будет докладываться на специальном заседании Политбюро. Вы же понимаете, что речь идет не о рядовом партийце, да и вообще не о нем, собственно?

– Мне никто не говорил, что дело на контроле в ЦК. – Никольский был не из тех, кто легко ломается. Умен, соображает быстро, и чувством собственного достоинства не обделен. Поэтому и ломать его Кравцов не собирался. Хотел лишь найти "консенсус".

– Дело на контроле в ЦКК, а Политбюро – это моя инициатива.

– То есть, вы тоже считаете, что Краснощеков растратчик?

– Между прочим, – усмехнулся в ответ Кравцов, – я бы тоже мог сказать, что не обсуждаю профессиональные вопросы с посторонними, тем более, что у меня и позиция повесомие, нет?

– Да.

– Так вот, – Макс убрал с губ улыбку и посмотрел на молодого следователя тем взглядом, который появился у него, по словам знакомых, еще в Гражданскую. Многие под этим взглядом чувствовали себя неуютно. Ежились, начинали потеть. Говорили, что взгляд "тяжелый", давящий, неприятный. – Я вас не для того пригласил, чтобы изображать "фигуру умолчания". Я Краснощекова знаю лично. Знаком и с его "любовницей". Никаких мехов он ей не дарил, вернее, подарок был, но один и вполне директору банка по средствам. Он ей муфту из чернобурки зимой подарил. Это все. Дачу в Пушкино снимает, это правда. Она ему служит и для представительских нужд. Кутежей там не было, хотя выпивки, в том числе с моим участием, были. Люди мы взрослые, водку пьем. Иногда много. Мои люди… наши люди из Военконтроля провели собственное расследование: факты растрат, коррупции и использования положения в корыстных целях не подтверждаются.

– Вы не имели права проводить расследование. – Твердо сказал Никольский.

– Вообще-то имел. – Кравцов пыхнул трубкой и нажал на кнопку электрического звонка. – По делу проходит краском Генрих Христофорович Эйхе. Он обратился с жалобой по инстанции. Военконтроль принял вопрос к рассмотрению. Вот и все.

– Просто это у вас…

– У нас просто! Дмитрий Николаевич! – Обратился он к вошедшему в кабинет референту. – Организуйте, пожалуйста, нам с Львом Лазаревичем чаек!

– Revenons a nos moutons, – сказал Кравцов, когда за референтом закрылась дверь. – Вы ведь знаете французский?

– Да.

– Вот и хорошо. В уничтожении товарища Краснощекова, – Макс специально выделил слово "товарищ", – заинтересованы некоторые видные деятели партии. Например, Валериан Владимирович Куйбышев. И я могу объяснить вам, почему. Во-первых, он "не наш". Социал-демократ? Несомненно. Но вот настоящий ли он большевик, многие сомневаются. Его биография раздражает: ведь он в социал-демократическом движении не меньше чем Сталин или Бухарин, хотя в ВКП(б) вступил только в семнадцатом. Он бывший глава государства, да и теперь, по умному, должен был бы быть среди вождей. Но главное то, во что Краснощеков верит. Он ведь и в ДВР пытался внедрить – и небезуспешно – американскую экономическую модель, и сейчас он выступает за НЭП. В контексте борьбы левой оппозиции против Новой Экономической Политики, уничтожение Краснощекова, как знаковой фигуры приобретает особое значение. Вы следите за ходом моей мысли?

– Да. – Кивнул Никольский.

– Если вы доложите на Политбюро, что Краснощеков не виновен, ни Сталин, ни Каменев довольны не будут, а Крыленко вас не поддержит. Поддержу я. Если же вы сломаетесь и пойдете на поводу у "некоторых заинтересованных лиц", я положу на стол Политбюро свое собственное "дело Краснощекова" и в качестве превентивной меры размажу вас так, что, если даже Краснощекова посадят, сидеть будете вместе с ним. За фальсификацию следственных материалов. Dixi! Слушаю вас.

* * *

– Таким образом, – Кравцов мысленно перекрестился, но лицом не дрогнул. – Дело Краснощекова следует считать грубо сфабрикованной провокацией, имеющей целью компрометацию видного революционера и одного из крупнейших наших деятелей на ниве экономики. Мне, как члену Центрального Комитета, представляется, что вопрос этот можно и должно вынести на рассмотрение партийного съезда. Нет сомнения, что Новая Экономическая Политика принесла стране не только благо, разрешив сложившийся и грозящий самому продолжению Революции кризис, но и создала условия, в которых нестойкие, идейно не выдержанные товарищи идут и будут идти на корыстные преступления. Эту правду мы от членов партии скрывать не можем и не должны. Но у нас есть ОГПУ, Органы юстиции, Военконтроль, наконец, если речь идет о Красной Армии, чтобы бороться с взяточничеством, растратами и иными экономическими преступлениями. Эту борьбу, однако, не следует превращать в компанию, и тем более, не должны пострадать в ней невинные…

"Ну, вот я и заработал себе врага… и не одного".

Ни Сталин, ни Куйбышев, ни Дзержинский содержанием его речи довольны, по-видимому, не были. Но против связки Ленин – Троцкий выступить побоялись. Впрочем, прошло совсем немного времени, и они припомнили Кравцову его активизм. Он об этом, однако, отнюдь не жалел. Сделал доброе дело, – спас хорошего человека – и политику, которую считал верной, спас от одной из первых попыток ее дезавуировать…

Глава 9

Жаркое лето двадцать пятого

1

Автомобиль пропылил по избитому телегами проселку, свернул на совсем уже ничтожную дорожку, поросшую клочьями травы, бурьяном да крапивой и отчаянно петляющую среди встающих все плотнее деревьев, и въехал в лес. Впрочем, не чащоба, какая-нибудь! Две минуты тарахтения среди зеленоватого полусвета, пронизанного тут и там золотыми лучами, и они выбрались на берег реки.

– Нравится? – Бубнов вылез из машины, оправил рубаху под ремнем, повел плечами. – Хорошо!

– Неплохо. – Хмыкнул в ответ Кравцов.

Он не относился к числу тех русских интеллигентов, кто впадает в раж, едва попав на лоно природы. Более того, он ее – природу эту во всех ее видах и проявления – после восьми лет войны на дух не переносил. Он родился в городе, вырос в Петербурге среди гранита и мостового камня, и если что и предпочитал суровой строгости Северной Столицы, так это милую бестолковицу итальянских городов, проникнутую токами истории и отмеченную аурой любви, тайны и красоты.

Макс оглядел берег, небыструю воду, струившуюся из неоткуда в никуда, и, вытащив из кармана кисет, стал набивать трубку.

– Вопрос о кооптации тебя в ЦК практически решен. На следующем пленуме и проголосуем. – Бубнов неодобрительно глянул на трубку – мол, стоит ли пакостить табачным дымом эдакую-то благодать? – но промолчал.

– Проголосуете, буду. – Пожал плечами Кравцов.