Я чувствовал вначале спертый, затхлый воздух, но вскоре я привык, перестал замечать его. Оставалось осязание.
Я гадал, надолго ли меня оставили здесь в камере. Это было подобно погребению заживо. Я знал, что должен напрячь свою волю и не поддаваться ужасающему однообразию этого мира, где лишь стена и дверь могли стать предметами изучения.
Мои мысли… Они не были приятными. Я думал о Дее Торис, находящейся во власти Гар Нала, о бедном Джат Оре, заключенном в корабле, которым он мог управлять лишь вместе с Ур Джаном, грубым убийцей из Зоданги. Я знал, каково ему было, когда он ничего не ведал о моей судьбе и чувствовал себя ответственным за Дею Торис, которую он не мог защитить и за которую не мог отомстить.
Я думал о Занде, обреченной на смерть на отдаленном спутнике. А Умка? Умка ожидал смерти. Если бы он не встретил меня, хуже ему не было бы. Не давала покоя мысль о том, что только моя неосторожность была причиной несчастий для всех, кто надеялся на мою защиту. Так умственная пытка добавлялась к монотонности бесконечных часов.
Похожая на склеп камера, куда меня заключили, была холодной и сырой. Я решил, что меня спрятали в подземелье замка, где до меня не сможет добраться корабль. Мускулы мои затекли, кровь медленно текла по венам. Чувство безнадежности охватывало меня. Однако вскоре я понял, что если действительно дам волю таким настроениям, то погибну. Снова и снова напоминал я себе, что все еще жив, что жизнь хороша, пока она продолжается, что всегда есть надежда освободиться.
Я начал двигаться по камере, обошел ее несколько раз и вскоре досконально знал ее размеры. Я бегал по ней взад и вперед по кругу, как боксер, сражающийся с тенью, я наносил удары и парировал их, пока вновь не ощутил в теле тепло жизни. Тогда я начал искать другие развлечения, считая камни в стенах камеры. Я подошел к двери и двинулся от нее влево.
Это было не самое увлекательное занятие, но по крайней мере хоть как-то отвлекало, к тому же я надеялся найти непрочно держащийся камень или отверстие, ведущее в какое-либо другое помещение.
Я, конечно, не мог ориентироваться во времени. Я не знал, долго ли нахожусь здесь, но в конце концов мне захотелось спать. Я лег на холодный и влажный пол. Сколько я проспал, не знаю, но, проснувшись, почувствовал себя освеженным и заключил, что проспал достаточно долго. Однако я замерз и снова начал свои упражнения, чтобы восстановить кровообращение.
Занимаясь упражнениями, я услышал около своей темницы звуки. Я остановился и прислушался. Да, кто-то приближался. Я ждал, глядя в направлении двери. Вскоре она открылась, и блеснул свет.
Свет был ослепительным для моих глаз, привыкших к полной темноте камеры. Я отвернулся и закрыл глаза рукой. Когда я повернулся, то увидел воина с факелом, чашкой пищи и кувшином воды. Он открыл дверь настолько, чтобы просунуть принесенные сосуды и поставить их на пол. Я заметил, что тяжелая цепь не позволяет двери открыться шире, обезопасив тем самым пришедшего от возможного нападения пленника.
Воин поднял над головой факел и просунул его в щель так, чтобы он осветил всю мою камеру, и я увидел несколько толстых балок примерно в двадцати футах от пола.
— Значит, тебя не убили, — заметил воин.
— Чего ты не можешь сказать о других, сражавшихся в Бриллиантовой башне прошлой ночью, — ответил я. — Это действительно было прошлой ночью?
— Нет, две ночи назад, — ответил он. — Это была настоящая битва! — добавил он. — Меня там не было, но весь замок говорит о ней с тех пор. Те, кто сражался против тебя, говорят, что ты величайший из бойцов. Они были бы рады оставить тебе жизнь и сражаться рядом с тобой, а не против тебя, но старый Ул Вас в такой ярости, что ничто не может удовлетворить его, кроме твоей смерти.
— Можно догадываться, что он не испытывает ко мне добрых чувств, — согласился я.
— Нет, клянусь жизнью. Достаточно уже того, что убежали пленники, но похитить его джеддару… Клянусь жизнью, в этом что-то есть. Говорят, ты до сих пор жив только потому, что он все еще не может придумать смерть, соответствующую твоему преступлению.
— А джеддара? — спросил я. — Что с ней?
— Он держит ее в заключении, она тоже должна умереть. Думаю, что он хочет казнить вас одновременно. Позор убивать такого бойца, как ты, но я уверен, что казнь будет очень интересной. Надеюсь, мне повезет и я увижу ее.
— О, да, — ответил я. — Я тоже надеюсь, что ты развлечешься.
— Все получат удовольствие, кроме тебя и Озары, — заметил он добродушно. Затем выдернул факел и захлопнул дверь. Я слышал, как затихли его шаги.
Добравшись ощупью до еды и питья, я жадно набросился на них: я был ужасно голоден. Затем я задумался: меня заинтересовали балки, находящиеся в двадцати футах от пола. Над ними, казалось, ничего не было, кроме темного свода, так как потолок был, очевидно, намного выше.
Закончив еду, я решил исследовать, что же находится над балками. На Марсе мои земные мускулы позволяли мне прыгать необычайно высоко. Я понимал, конечно, что мои размеры уменьшились, так что относительно всего на Турии я был не больше, чем на Барсуме, но все же я был убежден, что могу прыгнуть гораздо выше любого обитателя Ладана. Меня останавливало одно препятствие — полная темнота. Я не видел балок. Прыгая вверх, я мог стукнуться головой, что было бы очень болезненно, если не смертельно.
Когда вокруг темно, трудно сказать, насколько высоко ты прыгнул, но светлее все равно уже не будет, поэтому мне пришлось положиться на удачу. Вначале я прыгнул невысоко, вытянув руки над головой, потом выше, пока не коснулся балки. Еще раз подпрыгнув, чтобы точно выбрать позицию, я ухватился руками за балку. Подтянувшись, я встал прямо и вытянул руки, но надо мной по-прежнему ничего не было. Тогда я прошел по балке от одной стены до другой, но опять не нашел ничего, что вселяло бы надежду. Было бы самоубийством продолжать исследования, перескакивая с балки на балку, поэтому я снова спрыгнул на пол, потом запрыгнул на другую балку и проделал то же самое с тем же результатом.
Разочарование мое было велико. В ситуации, подобной моей, хватаешься за любую соломинку. Человек связывает с этой соломинкой все свои надежды, свое будущее и саму жизнь, но когда соломинка не выдерживает этого бремени, он погружается в пучину отчаяния. Но я не хотел признавать поражение.
Балки были реальностью; вот они, прямо надо мной. Казалось, само провидение пытается мне помочь.
Я напряг мозг в поисках спасения.
Я был похож на крысу в западне, на загнанную в угол крысу. Мой мозг лихорадочно работал в поисках выхода. Внезапно у меня мелькнула идея, безумная идея, но ничего другого мне не оставалось. Ее осуществление зависело от многого, над чем у меня не было власти. Судьба должна была быть очень добра ко мне, чтобы мой план удался.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});