— Не позже воскресенья. — Алена уже подсаживала старушку в автобус. — Почему вы сказали, бабушка: «Скоро не жди»?..
— Не слышу. Что?..
Дверь захлопнулась. Автобус ушел. «Глеб, Глеб! Неужели я могу отказаться от тебя?» «До тебя мне дойти не легко…» Откуда это? А почему: «Скоро не жди»? Нет, а как же?.. Алена перешла на другую сторону, уличные часы попались на глаза. «Ведь опаздываю…» Она побежала по тихой улице, остановилась. «Ну и пусть… — Пошла медленно. — Почему вдруг все равно — опоздаю, не опоздаю? Не распутаться мне. Не распутаться! Умереть бы! Дура! А сын? Мальчишка! Какой ты будешь? С цыганскими глазами? Почему я все вижу тебя сероглазого? Что же нам с тобой делать, сын? С чего этот дядька так смотрит? Фу, разулыбалась вовсю! Что же нам делать, сын? Нам нельзя без Глеба — понимаешь?..»
Из ворот напротив паренек лет девяти еле тащит на улицу санки. На них лежат, держась друг за друга, еще двое мальчишек, покрикивают: «А ну! Давай!» Упряжной, красный от натуги, в азарте нагибается вперед, перебирает ногами, скользит, упрямо отталкивается, и вдруг санки поехали, на середине улицы настигли его, подбили, перевернулись. Трое мальчишек лежат в снегу, как медвежата, и хохочут. Дурные! Развалились на самой… Ох!
— Машина! — кричит Алена. Грузовик мчится как раз посередине улицы. — Мальчики! — Не слышат, один в стороне, а двое хохочут! — Мальчики!
Алена летит, захватывает двоих, рывком поднимает и вместе с ними падает навзничь. Мотор тарахтит уже рядом. Не подняться. Лилька! А сын?..
— Леночка!
Откуда голос Рудного? Грузовик, тарахтя, проезжает мимо, мордастый парень из кабины орет нехорошие слова.
— Ушиблись, Лена? — Рудный помогает ей встать.
— И чего вы, тетя?..
— Объехал же, — укоряют ее мальчишки.
— Марш отсюда! Нашли место кататься, безголовые! Вы как?.. Постойте, подождите меня. Дураков этих надо пугнуть.
Алена стоит на ступеньках, прислонясь к двери, и смеется: «Героическое спасение непогибающих! Вот уж глупо! Ага, не успели смыться, настиг их Рудный, взгреет. И что за родители! Как не сообразила, что машина пройдет стороной? Затмение. Попросить Рудного не рассказывать — уж больно глупо. Почему со мной всегда „слуцаеца“? Локоть ушибла, в голове еще дым, но в общем самочувствие нормальное. Однако лучше прийти с Рудным, когда опаздываешь. Если бы Глеб… Почему: „Не скоро жди“?»
* * *
Воздух холодный и нежный. Тихо. В домах уже гаснут окна. Рыхлится снег под ногами. Кончается зима, а дворникам опять работы подсыпало. Голова какая-то дымная. Надо было с гриппом полежать дня два, да некогда и невозможно без дела одной. Еще дурацкий «подвиг» отзывается. Сразу — ничего, а сейчас все мышцы болят, шею не повернуть, в спине кол.
Саша мягко берет Алену под руку.
— Ты сегодня здорово репетировала…
— А с чего? Ужасно грустно вводить Зишку вместо Агнии. И в голове муть…
— Почему все-таки ты опоздала? Тайна? — шутливо спрашивает Саша.
— Приходила бабушка Глеба. — Сашина рука твердеет. — Я обещала ему написать и не написала — он беспокоится. Бабушке восемьдесят два, я провожала ее до автобуса. — Рука опять стала мягкой.
Правду сказала? — Правду. А вернее, неправду? — Неправду. По правде надо сказать: «Саша, ты очень, очень хороший. Я хотела остаться с тобой. Я старалась… Я хотела не отнимать у тебя сына, а у сына — тебя. Я не писала Глебу, хотела заглушить… А сейчас… даже не понимаю, как могла хотеть. Я все равно не могу с тобой… Я знаю — это ужасно! Знаю. Всё равно не могу без Глеба».
Сколько хожено по этой дороге! Сколько споров, сколько смеха на этом мосту, беготни, снежков в аллеях сада! Сколько ссор и поцелуев обязательно под фонарем! И вот уже месяц они ходят чинно, деловито обсуждают прошедший день, институтские события, будущий театр. И не спорят — Саша теперь так непривычно покладист. Догадался?.. Наверное.
«Что ты думаешь, Сашка? Что все прошло? Или я испугалась, что пропаду без тебя? Или решила подождать? Нет, ты думаешь что-то свое. Как мы плохо понимаем друг друга!..»
— А чем ты девчонок насмешила?
— Позорный факт в моей биографии. Потом расскажу…
Саша усмехается:
— Пожалуйста! Могу терпеть…
«Ты стал такой добрый ко мне. Если б ты знал, как от этого трудно мне».
— Как ваша «Бесприданница»?
— Что-то зацепили. Главное, Валерий втянулся. И мы даже «за жизнь» разговариваем.
— А с Зинкой он? Безнадежно, по-твоему?
— Она впуталась в его отношения с отцом. Эта Мессалина у него — только из протеста, я уверена. А теперь Зинка надеется, что папа заставит его…
— Что бы там ни было, отвечает он за нее?
— Отвечает. Четыре года позволял себя нянчить, а теперь грубо, обидно, напоказ…
— Да нет, почему, собственно? Что произошло?
— Ну… если не любит? Если она стала даже неприятна ему?
— Говорят, такие периоды… бывают… проходят… — очень уж безразличным тоном сказал Саша и сразу спросил: — Ты знаешь про скандал у «недовывихнутых»?
— Что-то мельком. У них вообще разброд, «процесс расслоения», как выразился Женька, — подхватила Алена. — Славка окончательно прибился к нам, Майка даже демонстративно дружит с Джеком.
— Да, Джеку эта история на пользу в общем, а трон Недова расшатала. Пожалуй, начинается переоценка по гамбургскому счету.
До самого дома они взволнованно говорили о недовском курсе, о возможных переменах в руководстве института, хотя сегодня это было вовсе не самым неотступным и важным для них.
Саша ушел в кухню поставить чайник. Алена остановилась между кроватями. Сесть рядом, обнять, как брата, как сына: «Не думай, что мне легко, но никак иначе…» Какая-то идиотская слабость, голова стынет, ноги трясутся. Алена села на кровать. Услышала Сашины шаги. «Умоюсь, может, станет лучше… Нельзя уже откладывать, не могу терпеть. Незачем».
Вошел Саша. Алена с усилием встала.
— Умоюсь только… Нам надо поговорить. — «Отчего так больно в спине и горячо?» И чуть не крикнула от страха.
Саша рванулся к ней:
— Что ты? Ты что?
Она с трудом ответила:
— Плохо. Кажется… — «Откуда он знает?»
Он стиснул кулаками скулы, гримаса скорежила лицо, дико смотрели куда-то съехавшие глаза.
— Ты нарочно!
Алена сжалась: «Лучше бы ударил».
— Не то, Лешка! Не то! Очумел. Не сердись. Что сделать, скажи. Негодяй дремучий! Прости… Скажи… Лешенька… — Его руки, чуть касаясь, охватывали ее.
Алена сказала:
— Вызови «Скорую помощь».
Глава шестнадцатая
Мужество — это не только красиво…Мужество — это еще очень тяжелая кладь.
М. Светлов
Солнце ослепило, от воздуха закружилась голова.
У ворот клиники моряк заботливо усаживал в такси молодую женщину, старушка прижимала к себе сверток в голубом одеяле.
Слепило солнце, сверкала зеленая «Волга», шелковое одеяло, золотые нашивки моряка, бабкины очки, тающий снег и грязь на асфальте. Всё то ли во сне, то ли в кино — не настоящее.
Агния крепче взяла Алену под руку.
— Как сильно греет уже! Хорошо.
Алена хотела отозваться, не смогла.
— Тамарка одна — будет рада. Она нас всех звала ночевать. Хочешь?
— Не хочу. — «Что такое? Скажешь слово — подкатывают слезы».
Подошли к набережной. За три дня, долгих, как целая жизнь, снег на реке потемнел, по черным тропкам не бегают даже мальчишки. Полыньи у берегов не перемахнуть уже и чемпионам.
— Куда, Аленка?
— Все равно. — «Надо помолчать, чтоб слезы не выкатились». — Только не разговаривать ни с кем…
— Посидим на солнышке? Тут садик рядом.
С трудом нашли место на скамейке. Вокруг полно ребят, гомон, как на птичьем дворе. Многих малышей пасут папы — воскресенье. Воскресенье? Воскресенье Агния всегда с Арпадом — скорей отпустить ее. И бабушке обещала — надо. Солнце так припекает, что, кажется, можно снять пальто. И вдруг отрезвляющий ледяной ветерок. Развезло отчаянно. Пусто в голове. Все ненастоящее. Все далеко.
— Аленка, роднуха, куда же ты все-таки пойдешь? Давай к Тамаре?
— Не хочется. Сашка плохо?
— Вчера репетировал… ну, нормально. Я предложила сегодня заняться с Зишкой, сказал: «В кружке генеральная „Булычова“».
«Наверно, правда. Что будет у нас без Агнии? Зина ни в пьесах, ни вообще никакая не замена. А мне без нее — труба. Почему не могу разговаривать — слезы откуда? Все далеко и чужое».
Агния прислонилась к Алене.
— Ты не зябнешь? Ветер не теплый.
— Нет.
— Не отменить ли все-таки завтра «20 лет…»?
— Что ты! Ни за что. Буду играть. Днем не приду. А играть обязательно. Обязательно. — «Развезло, не подняться». — Пойдем. Тебе пора, и мне… — Алена встала. — Пошли, пошли. Я обещала бабушке Глеба… Старенькая… будет ждать…