– Это действительно необходимо? – крикнула Лукреция.
– Может быть, – ответил Ян, – а, может быть, я просто хочу убраться отсюда к черту, – и хлопнул дверью.
Руки священника дрожали, когда он садился в кресло и зажигал сигарету.
– Я начал сомневаться, а стоило ли мне становиться священником, – сказал он, – и это ужасные сомнения.
Голос священника потерял ту полудраматическую окраску, с которой он ранее общался с Яном. Теперь он звучал бесконечно серьезно.
– Видите? – и священник вытянул вперед дрожащие руки. – Я не пил два дня, а у меня трясутся руки. Ни капли вина.
– О-о? – поднял брови Ян.
– Самоубийство – смертный грех, и тем не менее я готов решиться на него, – голос священника вновь приобрел актерские интонации. – Не освободите ли вы меня от нашего соглашения, доктор?
–Нет.
– Иногда мне кажется, что вы дьявол. Я отдался в руки самого Сатаны, – священник ухмыльнулся. – Знаю, что верить в дьявола сейчас считается несколько старомодно, но я старомодный человек.
– Работа дьявола, – сказал Ян, – заставляет меня поинтересоваться, почему вы не пьете, чтобы облегчить ваши трудности.
– В этом-то все и дело. Я не хочу их облегчить, – ответил священник.
– Хотя вино бы вас отвлекло? – небрежно обронил Ян, зная, что сэкономит время, если заблокирует священника против пьянства.
– Мне не хочется отвлекаться, пока у меня эта проблема, – продолжал священник. – Я стал священником не для того, чтобы иметь легкую жизнь. Я сделал это, чтобы посвятить жизнь Господу, – он вздохнул и потер лоб. – По крайней мере, это то, что я должен говорить, но на самом деле я не знаю, почему стал священником. Может, это была ошибка. Может, я ошибся с призванием. Отец мой был пьяницей, понимаете. Да, да, и очень необузданным человеком. Когда он был пьян, как он бил маму, как он бил меня – если мог поймать! Хотя в трезвом состоянии это был самый спокойный и милый человек на свете. Просто трезвым он был редко. Как мама умоляла его! Чем больше она заклинала его, тем больше он пил, чем больше он пил, тем чаще она показывала на него и заклинала меня не быть на него похожим. Уверен, что она ненавидела его, или, может, она ненавидела пьянство, потому что пьянство приносило ему удовольствие, – он взглянул на Яна и усмехнулся. – Если бы вы были настоящим психиатром, то должны были мне заметить, что я могу спиться, потому что отождествляю себя с отцом.
– О, вы проявляете много самостоятельности, – сказал Ян. – Думаю, что вы можете спиться и сами по себе.
– Вы не обидитесь, если я скажу, что вы ненастоящий психиатр?
– Не обижусь.
– Не обидитесь, если скажу, что у вас самый сумасшедший правый глаз, какой мне доводилось видеть?
– Не обижусь, – ответил Ян.
– Я не могу сказать, когда вы на меня смотрите, а когда нет. Один глаз направлен на меня, а другой странствует по миру. Вы совсем не можете его контролировать?
– Совсем.
– Как странно. На чем я остановился?
– Вы говорили, что хотите походить на отца.
– Вот уж чего не хочу. Упокой, Господи, его душу, сейчас это все уже неважно, потому что он давным-давно мертв. Однажды вечером он сидел на кровати, уставившись на мою мать, а она умоляла его что-нибудь поесть. Он внезапно опрокинулся навзничь и помер от сердечного приступа. Немного блевотины, и он покинул этот мир. Я это видел. Когда я понял, что он не просто отключился, как обычно, меня объял ужас. Буме, и все. Мама на похоронах говорила всем и каждому, что предупреждала его миллион раз о сердце. Действительно предупреждала, признаю, а еще о печени, о селезенке и остальных жизненно важных внутренних органах. Доктор, вы не можете освободить меня от нашего договора? Я просто не вынесу завтра еще одного захода в душ.
– Нет, не могу.
– Вы дьявол, а не человек. Вы были правы насчет моей матери. Я написал ей то, что вы сказали. Она прислала мне письмо, которое я хотел вам принести, но не принес. Она написала, что счастлива, что я получил повышение и что епископ мне поможет, если я не буду справляться с моими новыми обязанностями. Она написала, что надеется, что я не буду слишком много пить и буду заботиться о своем здбровье, потому что на мне будет такое пятно, если Церковь доверит мне столь почетную должность, а я не справлюсь. А завтра я получу коробку печенья. Иногда она обращается так, как будто я все еще мальчишка и уехал в бойскаутский лагерь. Когда мне было девятнадцать, она запрещала мне гулять с девочками, потому что я был слишком молод. Иногда я спрашиваю себя, а не толкнула ли она меня стать священником, лишь бы я не достался ни одной женщине. Конечно, это глупая мысль, я знаю, она ведь очень набожная женщина. Доктор, со мной происходит что-то ужасное, что бы это ни было. Я не могу сосредоточиться на работе. Я не могу есть. Не могу спать, и я просто не в состоянии снова принимать душ завтра. Вы не хотите мне ничего сказать?
– Думаю, вы идете на поправку, – сказал Ян. – Подобная реакция – это одно из проявлений выздоровления.
– Я рад, что вы воспринимаете все так спокойно. Хотя капелька сочувствия не повредила бы.
– Сочувствие вам не требуется.
– А предположим, я сойду с ума?
– Обещаю навещать вас в психбольнице.
– Очень мило с вашей стороны. И лечить меня будете?
– Не думаю, что это потребуется. Через какое-то время вы сами себя вылечите, и потом вы же должны приступить к обязанностям в новом приходе.
– Это тяжелая ответственность. О конечно, я знаю священников, балансирующих на краю идиотизма и тем не менее занимающих более высокие посты, но все же это тяжелая ноша. Моя мать, может быть, и права, возможно, я не гожусь для такой должности. Иногда мне кажется, что я стал священником, чтобы больше никогда, никогда не получать указаний из уст женщины. Конечно, это не так, но это одно из преимуществ моей профессии. Можем ли мы сойтись на двух душах завтра?
–Нет.
– Вчера я провел в душе почти весь день. Весь день я заходил и выходил из него. Позавчера происходило то же самое. Я почти пропитался водой.
– А сегодня?
– О-о, сегодня только первый душ был проблемой, а два других прошли легче, чем я ожидал, – священник посмотрел на него с вызовом. – Но это не значит, что завтра сомнения снова не одолеют меня.
– Это верно, – сказал Ян, – и вам известно, что делать, если вас одолеют сомнения.
Когда епископ сел с Яном за заказанный в ресторане столик, он протянул длинную, худую руку и сказал: «Хочу поздравить вас».
Ян взял протянутую руку и подивился ее холоду. Он видел, что епископ искренне рад, хотя в глубине его глаз и таилось легкое чувство обиды.
– Он уже уехал? – спросил Ян.
– Прошло ровно тридцать дней после его первого визита к вам. Он даже уверен, что справится со своими новыми обязанностями.
– Будем надеяться, – отозвался Ян.
– Я не верю своим глазам – столь молниеносная перемена в человеке. Что вы делали в эти несколько встреч?
– Он вам рассказывал? – спросил Ян. – Я разрешил ему говорить об этом, если он хочет.
– Нет, он ничего не говорил.
– Ну, тогда это его секрет, – ответил Ян, в глубине души желая обсудить с епископом данный случай. – Давайте скажем так: он нашел способ бороться с проблемой, если она снова будет ему досаждать.
– Все, что он мне сказал, это то, что я предал его в руки дьявола, – улыбнулся епископ. Посматривая, как Ян потягивает вино, он добавил: – Вы удивляете меня, доктор Уорф.
– Я польщен, – сказал Ян. – Уверен, что с вашим опытом немногие могут вас удивить.
– Я знавал нескольких психиатров, но вы на них не похожи. Вы смахиваете скорее на хирурга, чем на психиатра.
– Не уверен, что это комплимент.
– А я и не собирался делать вам комплимент, – опять улыбнулся епископ. – Но я вам благодарен. Проблема была сложна, и я не видел, как ее можно решить, – он заметил, как правый глаз Яна пополз к потолку. Затем епископ перевел взгляд вниз, на свои руки. – До меня дошли кое-какие слухи, это не мое дело, но я слышал, что кое-кто из ваших коллег считает ваши методы лечения слегка нетрадиционными.
–Да?
– Я упомянул об этом лишь потому… если вдруг возникнет проблема и вам потребуется что-то вроде рекомендации, надеюсь, вы, не задумываясь, обратитесь ко мне, – епископ быстро взглянул на Яна. – Надеюсь, я вас не обидел этим предложением?
– Абсолютно, – ответил Ян, удивляясь чувству неловкости, шевельнувшемуся у него внутри. – Уверен, что ничего подобного не потребуется.
– Уверен, что так и будет, – сказал епископ, и в глубине его глаз еле уловимое выражение триумфа сменило обиду. – Как вам вино? – спросил он, и с этого момента мужчины могли спокойно наслаждаться обществом друг друга.