толпе объявились лидеры. И слишком быстро среди людей стали звучать слова:
маги, фабрикаторы, угнетение, сжечь ведьму, Виктор Франц, революция!
Слишком мерзко чувствовала себя Мэри наблюдая за творящемся пред ее очами непотребством.
— Что вы творите, святой отец? — потребовала Мэри ответа.
— То, что должен, сестра. Лишь то, что должен. — был ей ответ.
Монахиня попыталась было призвать мятежного священника к ответу. Грозила гневом Иерархов Церкви и недовольством Епископа в частности.
На этих словах отец Майерс лишь улыбнулся и ответил, что Епископ Анджуйский полностью разделяет недовольство собственной паствы.
— Такова воля Церкви, сестра. — произнес Майерс. — И раз мы закончили наш маленький спор, отправляйтесь с другими послушниками к колледжу. Наша паства будет рада видеть, что благословленные защищают их.
— Нет. — ответила тогда Мэри.
— Что? — удивился священник.
— Я сказала: нет. — ответила Мэри. — Я более не буду слушать ваших указаний, мистер Майерс. Вместо этого, я соберу послушниц и организую в Храме пункт первой помощи. У меня имеется необходимый опыт. К тому же, я считаю, что раз вы направили прихожан рисковать жизнью и здоровьем в конфронтации с колледжем, то именно вам и следует быть рядом с ними. И когда все закончится, то слишком многим понадобиться врачебная помощь.
— Мэри! Ты идешь против воли Церкви? — еще более удивился священник. — Это непослушание! Ты нарушаешь собственные клятвы! Какблагословленная, ты должна защищать прихожан на улицах!
— Если вы считаете, что я иду против воли Церкви, так отлучите меня, святой отец. — холодно ответила монахиня. — А теперь, не тревожите меня. У нас с другими монахинями, вскоре, будет много работы. — на этих слова Мэри развернулась дабы уйти от отца Майерса.
Отлучить кого либо от Церкви невозможно без внутреннего разбирательства и рассмотрения дела. Однако, когда речь идет облагословленных, то подобные вопросы решаются на наивысшем уровне.
Даже Епископ Анджуйский не имеет власти придать анафеме кого либо из благословленных.
Максимум, что может позволить себе отец Майерс по отношению к монахине, это наложить епитимью. И то, подобные вещи рассматриваются не так как мирское наказание за правонарушение.
Если у согрешившего священнослужителя нет веры к вышестоящему лицу, наложившему епитимью, то он не обязан ее исполнять.
С другой стороны, отказ от епитимьи служит своеобразной «меткой» и причиной более внимательно присмотреться к оному священнослужителю. А там и до вопроса отлучения недалеко.
Впрочем, в случае с благословленными, все, опять же, несколько сложнее и менее однозначно.
— Ты не имеешь права указывать послушницам! — возмутился священник.
— Я благословленная, если вы забыли. — заметила Мэри не оборачиваясь. — Они будут слушать меня. И если вы думаете, что можете стать между монахиней и ее долгом, то вы сильно заблуждаетесь, отче.
Вспомнив произошедшие события, Мэри посмотрела на икону.
С нее взирал Архангел с шестью крыльями и держащий оливковую ветвь в руках.
— Молю тебя святой Архангел о прощении для заблудших душ, что внемли речам отца Майерса. Прошу тебя, замолви слово пред Святым Престолом Свет Несущего за них. Ибо не ведали, что творили. Не отврати свой нежный взгляд от них. Да прибудет милость Небес с ними.
Следовало ожидать того, что жандармы разгонят толпу прихожан в Паноптикуме. По этой причине раненых было совсем мало, в тот день. Поскольку служивые дьяки забирали как здоровых, так и раненых. Как живых, так и мертвых.
Но вскоре, в Храм пришли Они. Инквизиторы.
Люди в безликих масках забрали отца Майерса так же, как и многих других проповедников по всему Термитнику.
Мэри испытывала смешанные чувства видя гордое лицо святого отца когда на руках оного защелкнули кандалы. Он был подобен праведнику которого собираются сжечь кучка еретиков.
Или пытался таким казаться. Поскольку в глубине его глаз плескался страх.
Словно, он до самого конца не верил, что за ним придут. Словно, это не то, чего он ожидал и теперь ему лишь оставалось «держать хорошую мину при плохой игре».
Мэри не знала, о чем он думал когда читал свои пропове… речи прихожанам.
Возможно, он искренне верил, что Гении не станут применять силу?
Инквизиция никогда не была милосердной и сейчас, в глазах Мэри, она была подобна бешеному псу которого наконец-то спустили с цепи.
Где-то, как в Храме Архангела Амалиэля, им не чинили сопротивление, где-то пролилась кровьблагословленных, а где-то, ценою человеческих жизней, толпе даже удалось отбить своих пастырей.
Всего за одну ночь Храм стал переполнен ранеными и первые лучи солнца, осветившие Термитник, ознаменовали собою начало Ада.
В будущем наступившие дни нарекут «Неделей Пламени» поскольку Термитник пылал огнем. И речь не идет о метафоре.
Мэри не могла понять ту страсть и злость с которой горожане сжигают дома своих соотечественников.
Мародерство, насилие, крики и кровь.
Но страшнее всего пугала неизвестность.
Монахиня не покидала Храм погрузившись в заботу о раненых и проведению молитв. Однако, доходящие до нее слухи вызывали недоумение: люди говорили о том, что «профсоюз» где-то добыл оружие и ведет перестрелку с жандармами. Кто-то говорил о армии направляющейся в Алигьеру. Некто упоминал, что Виктор Франц ранен либо исчез. Кто-то говорит о бойцах колледжа в электрических доспехах сражающимся вместе с жандармами. А кто-то говорил, что Инквизиция, без суда и следствия отстреливает каждого оставшегося благословленного находящегося вне стен Храмов.
Последнему слуху Мэри склонна была верить.
И сейчас она, наконец, смогла выделить время для своей собственной Исповеди пред ликом Высшей Силы.
— Святой Архангел. — продолжила монахиня, но нечто не позволило ей продолжить молитву.
Нечто словно сжало ей горло.
Монахиня попробовала пошевелиться, но с удивление, граничащим с ужасом, обнаружила, что не может пошевелиться.
Подобное ей приходилось испытывать лишь однажды в далеком детстве.
Среди детей ходила страшная история о демоне Маре приходящей к спящим и забирающим их души.
Уже после преподаватель объяснил ей, что такое «сонный паралич». Однако, если ты пережил это, особенно в детстве, то уже никогда не забудешь сей холодный ужас.
Тем не менее, было нечто еще. Нечто крайне знакомое и отвратительно — запах крови и меди.
— Так-так-так. — прошептал знакомый голос прямо в левое ухо. — Что тут у нас? Неужели благословленную терзают сомнения? — задал вопрос Черный Человек. — Ты думаешь, что мазня на этом полотне, которую ты именуешь «иконой», избавит тебя от них?
Черный Человек тихо рассмеялся.
Монахиня попыталась двинуться, закричать, сделать хоть что-то!
И нечестивая сила не позволила ей.
Мэри попыталась произнести молитву, но из горла вырвался лишь тихий хрип больше напоминающий стон.
«Где мой знак?» — пронеслась мысль в голове монахини. — «Я держала его в руках!»
— Что-то потеряла? — задал вопрос Черный Человек, уже над правым ухом. —