Он был жив.
Зотц наблюдает за ним.
Жизнь только начиналась.
Гриффин почувствовал влагу на шерстке, открыл глаза и обнаружил, что летит сквозь туман. Он резко повернул и вдруг оказался вне его, под чистым небом со звездами и полной луной. Луна! Он облизнулся и попробовал на вкус воду, каплями которой была покрыта его шерсть: все правильно, на этот раз несоленая. Его затопила волна разнообразных ощущений: он чувствовал, как хочет пить, как устал, как проголодался.
Он кружил, высматривая Луну, и с облегчением вздохнул, когда увидел, что она тоже появилась из тумана. Они полетели рядом, рассматривая серебристый лес внизу. Гриффина поразило обилие запахов. Казалось, он ощущает запах каждого дерева и цветка, каждого животного на тысячу взмахов крыльев вокруг.
— Смотри — сказала Луна. — Мы дома!
Под ними был знакомый клен-великан, растущий на небольшом пригорке на дне долины.
— Тут по-прежнему полно гусениц для тебя, — улыбнулась Луна.
Гриффин усмехнулся. Он поест позже. Сейчас ему больше всего хотелось встретиться с мамой, и он чувствовал, что Луна разделяет его нетерпение. Вдалеке они увидели верхушку Древесного Приюта и услышали летучих мышей, которые охотились в лесу. Жаль только, что его отца сейчас не было рядом.
Бок о бок с Луной они полетели к дому.
Шейд очутился в лесу.
У него не было тела, не было формы, которую можно было увидеть.
Он просто был здесь.
Здесь и везде, где хотел, стоило только пожелать. Он скользил над верхушками деревьев и касался листьев клена — не снаружи, а внутри их. С восторгом чувствовал, что он целиком в этом листе и струится сквозь его ткань, сквозь тончайшие жилки, потом по веточке, на которой держится лист, проник в крепкую и широкую ветку, а затем в ствол — и наконец почувствовал, что значит быть деревом. Через кору он выскользнул в лес.
Это было замечательно!
Шейд мерцал в крыльях светлячка, танцевал в спящих цветах, на мгновение окунулся в ручей и тут же вынырнул обратно, охваченный головокружительным счастьем. Проходя через все это, он не был просто посетителем, он на мгновение становился ими и ощущал это всем существом. И он мог пробовать и выбирать, что ему больше подходит, потому что, как раз когда ему понравилось быть цветком, он подумал, что, наверное, немного скучно быть цветком всегда.
Лес дышал и пульсировал вокруг него — и Шейд чувствовал себя более живым и единым с окружающим его миром, чем когда-либо. Он стал понимать всех живых существ под полной луной. Только не решился побывать скунсом — он сделает это потом, когда у него будет больше опыта, — но набрался мужества пройти сквозь сову и ощутить ее великолепную силу и ловкость.
Шейд ощущал не только живые существа. В лесу он чувствовал также присутствие других умерших, которые прошли через Древо. Он не мог видеть их, но знал, что они повсюду — в листьях и пыльце, в каплях росы и маленьких камешках — и что они тоже счастливы.
Увидев сереброкрылов, Шейд на долю секунды почувствовал острую боль желания. Они охотились в лесу и выглядели такими совершенными, что он на мгновение пожелал снова иметь живое тело. Он прошел сквозь одного из них и ощутил знакомую радость полета, предвкушение охоты. Он слышал, как они перекликались друг с другом, но ему не нужны были слова, чтобы понять их возбуждение и узнать, куда они направляются.
Шейд последовал за ними и увидел… Древесный Приют. Он сделал один круг, просто любуясь им, смотрел на детенышей и матерей, которые наперегонки летели домой, хотя до рассвета было еще далеко. Шейд проскользнул внутрь; там в главном стволе собралась почти вся колония, на стенах гроздьями висели сереброкрылы. Старейшины устроились посередине, рядом с ними Рома со своей дочерью и…
Он расцвел от радости, когда увидел Марину и Гриффина, которые разговаривали, крепко обнявшись. Шейд устремился к ним и охватил их обоих, протек сквозь Марину и Гриффина, свою жену и своего сына, будучи ближе к ним, чем они могли себе представить. Он ощутил все, чем были наполнены их сердца, стал частью их, и понял, что обрел наконец свое истинное пристанище.