Читать интересную книгу Первый раз - Анна Ольховская

Ах да, я чуть не забыла о своих любимых кроссовках! Недавно мне удалось на время вывести из строя пана Голубовского удачным пинком в его коленную чашечку, а сейчас-то выбор целей у меня гораздо богаче! Может, удастся дотянуться и до…

Не удалось. Наученный горьким опытом, Андрей неожиданно отскочил в сторону и перехватил в воздухе мою выброшенную в ударе ногу. И не просто перехватил, а еще и дернул! Тело мое последовало за неудачницей и с размаху грохнулось на землю. Где и было немедленно зафиксировано Голубовским. Но обездвижить ему удалось лишь мою верхнюю часть, чем я не преминула воспользоваться.

Извиваясь и брыкаясь, я старалась выбить ногой шприц. Андрей, матерясь сквозь зубы, придавил мне предплечьем шею. В глазах у меня потемнело, стало нечем дышать…

Минутная слабость сделала свое дело. Когда давление на мою шею ослабло, я обнаружила, что двигаться самостоятельно не могу.

Голубовский, тяжело дыша, сидел у меня на бедрах, с силой вдавив мои руки в землю. Его потная физиономия находилась сантиметрах в сорока от моего лица, что повышало градус моего омерзения до недопустимой величины.

– Анж, ты ничего не уметь делать правильно, – фон Клотц навис над нашей скульптурной композицией, выбирая место для инъекции. – Я просить всего лишь подержать один слабый женщина, а ты устроить здесь бой без правила.

– Вот сам бы и попробовал удержать эту взбесившуюся кошку, – пропыхтел Голубовский, – давай, коли быстрее!

Ядовитое жало вонзилось мне в руку, Андрей облегченно вздохнул и ослабил хватку. Препарат действовал быстро, очень быстро. Немели руки, исчезли ноги. Но я все же успела…

Последним усилием я рванулась вперед и вверх и вцепилась зубами в подбородок Голубовского.

Его дикий вопль поглотила вязкая пустота.

Часть IV

Глава 40

Я открыла глаза. Потом закрыла. Снова открыла. И как это понимать? Мрак пожал плечами, но с места не сдвинулся. Холодный и равнодушный, он топил меня в своей абсолютной непроницаемости. И заражал все вокруг: воздух дышал тленом, а тишина – смертью.

Ну, здравствуйте, катакомбы! Или подземелье? Как вас правильно звать-величать? А, собственно, какая разница, главное, чтобы это прелестное местечко не назвали моим персональным склепом.

Я пошарила руками вокруг себя. Стену мне обнаружить не удалось. Так, посмотрим, обыскали ребятки карманы моей вместительной жилетки или побрезговали?

Удивительно, но мои немногочисленные припасы оказались на месте, даже яблоки не выпали во время моей борьбы с этими негодяями. Правда, одно яблоко оказалось раздавленным, но такая ерунда, как запачканный соком карман, волновала меня в данный момент меньше всего. Главное, уцелела зажигалка.

Дрожащий огонек больно укусил вальяжно развалившийся мрак. Озлобленно зашипев, тот слегка отодвинулся, став у края световой полянки еще плотнее.

А полянка была крошечной, слабо подрагивающей от страха. Или это моя рука подцепила нервный тремор? Рано паниковать, надо сначала осмотреться.

М-да. Хотелось бы, конечно, обнаружить себя в плотно закрытом подвале, к примеру, в окружении банок с консервами, копченых окороков и бочек с вином. Но увы… Огонек отвоевал у мрака вполне предсказуемую картинку: неровный свод тоннеля, больше похожего на крысиную нору. Меня шустрые пацаны изволили бросить, похоже, там, где и решили. Даже к стене не прислонили! Я осветила пол тоннеля. Камень. Без какого-либо намека на след, указующий, в какую сторону ушли фон Клотц и Голубовский.

Чувствуя себя полной дурой, я все же осветила и стены тоннеля, надеясь увидеть большие, тщательно прорисованные стрелки с надписью: «Тебе туда». Предчувствие меня не обмануло: ни-че-го.

Я устроилась у одной из стен и позволила огоньку отдохнуть. Ничего нового он показать пока не может, а съесть раздавленное яблоко реально и в темноте.

Не то, чтобы я сильно проголодалась, просто мне хотелось побыстрее избавиться от мерзкого привкуса во рту. Это после снотворного там такая помойка?

Ой, да это же мечта гурмана – Голубовский в собственном соку! Стоит он, причем в одном ряду с жареной саранчой, змеиной кровью и аппетитными жирными личинками. Рекомендуется после употребления прополоскать рот и желудок двумя-тремя стаканами водки. Или перед употреблением?

Мне же пришлось довольствоваться яблоком. Помогло отчасти, конечно…

Оттерев пальцы и губы бумажным платком, я поднялась и, держась рукой о стену, побрела налево. Почему туда? А потому! Никогда я в своей жизни не сходила налево, надо же восполнить сей пробел? Наверное, мне следует отметить, что мои шаги гулко отдавались в могильной тишине. Но не отдавались они, ни гулко, ни со стоном. И тишина была не могильной, а вязкой и шуршащей.

Минут через двадцать стена под моей рукой оборвалась. Пришлось снова призвать на помощь зажигалку. Оказалось, что от моего тоннеля в сторону уходит еще один, причем побольше размером. Ну что ж, надеюсь, в данном случае размер значение как раз имеет. Пойду туда.

Сколько я брела по этой каменной кишке – не знаю. Долго. Может, два часа, а может – сорок минут. Мрак и тишина так деформировали время, что оно совсем не поддавалось идентификации.

Если честно, больше всего мне действовала на нервы именно тишина. Она радостно развлекалась с редкой здесь игрушкой – человеком. Эта гадкая старуха то звенела комаром, то бормотала, то шуршала, то скреблась. Наконец мне все это надоело. Врага нужно бить его же оружием. Получи, тварь!

И я запела. Военно-патриотические песни. А поскольку в нашей семье слух и голос экспроприировал Майоров, мне досталось то, что осталось. В караоке со мной обычно очень весело.

Тишина, понадеявшись, что запас моих песен скоро иссякнет, терпеливо затаилась. Наивная! Слуха и голоса у меня, может, и нет, зато память наличествует, причем прекрасная. Ведь не охвачены еще наследия Сереги и Верки Сердючки!

На «Черном бумере» тишина сломалась. И отправила в бой шорох, скрежет и писк.

Едва слышные вначале, они все нарастали. Словно источник этих омерзительных звуков приближался. Может, мне показалось?

Я замолчала и прислушалась. Нет, не показалось! Откуда-то сбоку на меня явно надвигалось что-то плохое. Очень плохое. И я даже догадывалась – что. Вернее, кто.

Наплевав на бережливость, я позвала на помощь огонек зажигалки. Так и есть. Вправо уходит очередное ответвление этого лабиринта, и именно оттуда доносится жуткий скрежет сотен коготков и голодный писк.

Я восприняла это открытие мужественно и достойно. Разум хладнокровно просчитывал шансы на спасение, ноги уже разворачивали тело в сторону молниеносного отступления, сердце готовилось к быстрому бегу…

Голосовые связки меня подвели, заразы! Они завизжали так, что даже крысы, по-моему, на какое-то время притормозили. Или их смело звуковой волной?

Воспользовавшись этим, я захлопнула рот и понеслась вперед, держа над собой зажигалку, словно олимпийский факел.

Вот только бедняга зажигалка никак не могла тягаться с пафосным факелом. Огонек изо всех сил старался удержаться, не погаснуть, помочь мне, спасти…

Мрак, сыто чавкнув, снова проглотил меня, теперь уже окончательно. Но остановиться было выше моих сил: шум за спиной неумолимо приближался.

И я бежала, задыхаясь и хрипя. Спотыкалась, падала, но вставала и бежала дальше, в черное Никуда.

Наконец мраку надоела эта возня, и он подставил мне ножку. Вернее, стенку. В которую я с размаху и влетела.

На какое-то мгновение я отключилась, а когда пришла в себя и щипками вынудила, вялую, себя осмотреться, то с удивлением обнаружила, что выражение «искры из глаз» базируется на реальных фактах. Во всяком случае, вокруг меня разливалось некое слабое мерцающее сияние, освещавшее довольно приличную площадь.

Мама, мамочка! Я что, уже умерла, да? Пока валялась без сознания, стала основным блюдом на крысином банкете? И теперь вокруг меня – сияние моей безгрешной души, которое становится все интенсивнее.

Нет, все же, это искры из глаз, не иначе. Душа ведь не должна ощущать физическую боль и пытаться запустить замершее от ужаса сердце!

А причина моей сердечной истерики накатывалась все ближе. Благодаря странному световому феномену я могла отлично рассмотреть сплошную серую волну, украшенную злобными красными искорками. Эти вкрапления почему-то не делали волну похожей на веселенькую елочную гирлянду. И омерзительный скрежет вместе с писком весьма слабо напоминали рождественские гимны.

И что, вот это – конец? Моя жизнь, мои надежды, мое счастье, любовь, мечты – будут сожраны толпой гнусных тварей?!!

Ужас мой неожиданно сменился обидой и злостью. Я вскочила на ноги и заорала. Судорожно сжав кулаки, я пошла навстречу шевелящемуся ковру, не прекращая орать. Не надейтесь, гады, на легкую добычу, я буду топтать и давить вас, сколько смогу, до последнего вздоха!

Злость нарастала, сияние тоже. Крысы сбились в кучу, когда яркий свет наотмашь хлестанул по их усатым мордам.